Нудьга, Тарапунька и Мойся: какие фамилии были у запорожских казаков
Лихие казаки, которых многие представляют по картине Ильи Репина «Запорожцы», были горазды не только на крепкое словцо в адрес врага, но и на острые шутки друг над другом. Ярким примером казачьего юмора можно назвать фамилии некоторых рубак.
В чем особенности казачьих фамилий?
Начать надо с того, что связь казачества с жителями остальной России несомненна. Поэтому все-таки велик процент фамилий, которые с такой же частотой встречаются и среди жителей неказачьих регионов. Алексеевы, Денисовы, Петровы – это не такая и большая редкость в казачьем именослове. Для примера вспомним бессмертный роман Михаила Шолохова «Тихий Дон», главного героя там зовут весьма себе привычно для русского уха – Григорий Мелехов. Впрочем, процент странных и чудных фамилий среди представителей этого сословия все-таки качественно выше. Тому есть несколько объяснений.
Казачество, сформировавшееся в условиях пересечения культур, долгое время представляло собой пеструю мозаику из разных больших и малых народностей, собравшихся под могучей рукой славянских властелинов степей. В казачьей вольнице находили свой дом и приют как «профессиональные» кочевники-тюрки, так и греки, калмыки и жители гор.
Поэтому казачьи фамилии характерны широким охватом этнических признаков. В этом отношении весьма показательна фамилия одного и самих известных поэтов-белогвардейцев – Николая Николаевича Туроверова, выходца из Донского казачьего войска. В его фамилии зафиксировано сочетание тюркских наречий и русского языка. Подобным же образом оформлялись фамилии от других подобных культурных контактов: Литвиновы, Грековы, Калмыковы и т.д.
Забавные фамилии запорожцев
Думается, что многие, перечитывая малороссийские повести Николая Гоголя, обращали внимание на то, какие странные фамилии носят их персонажи. Это и Иван Федорович Шпонька, и человек по фамилии Курочка, и казак Свербыгуз. Безусловно, острый ум юмориста нарочито цеплялся за комизм имен, однако нельзя сказать, чтобы Николай Васильевич поступился правдой. Многих запорожских казаков и их потомков действительно зовут достаточно любопытно.
Зачастую фамилии получали свое начало из прозвища предка. Примечательно, что это не уникальная казачья черта, подобным путем пошло большинство народов мира. А у восточных славян фамилии, как правило, и вовсе образуются от притяжательного прилагательного, т.е. отвечающего на вопрос принадлежности. Например: чей внук? Петров и т.д.
Приходится только позавидовать богатству фантазии и удивляться специфическому чувству юмора казаков старины. Наиболее любопытные, правда, временами откровенно грубые, прозвища носили жители Кубани.
Хоть в массовом представлении и устоялся образ лихого казака-повесы, небрежно относящегося ко всякого рода бумагам и прочим условностям, канцелярии при гетманах работали с большой точностью и скрупулезностью, благодаря чему часть имен и прозвищ старинных солдат степей сохранилась до нашего имени аж с середины XVIII века. В 1756 году был составлен так называемый «Реестр Запорожского войска», из которого мы можем узнать о существовании таких лихих рубак, как Иван Товстолоб, Иван Убогый, Грицко Горб, Улас Носатый, Прокип Червоноштан. Временами эти прозвища в юмористическом ключе обыгрывали не внешность, а какие-то особые черты характера: Василь Нудьга (вероятно – Нудный), Омелько Линывый, Онаний Тарапунька. Острая казачья фантазия порой подчеркивала сходство кого-то из сотоварищей с представителями животного мира, отчего «Реестр» пестрит Жуками, Коровами, Воронами и Кобылами. Порой обнаруживаемые аналогии бывают очень специфичны. Документально известно, например, о существовании человека по имени Корний Каракатица.
В ряде случаев казачья фантазия теряла формальную связь с реальностью и уходила в свободные просторы чистого и грубого (и временами откровенно неприличного) юмора. В таких случаях рождались совсем уж странные прозвища — Васыль Чортухан, Мусий Мойся, Иван Нагрызайло. Отдельного упоминания достоин казак по имени Кузьма Глист.
Почему же эти люди носили такие странные, порой даже откровенно обидные прозвища, вопреки тому, что казачество всегда славилось своей воинской доблестью и преданностью братству? А ответ прост – в Сечи было принято давать беглецам из числа крестьян новые имена, которые как бы позволяли им «переродиться», порвать со своим холопским прошлым и предстать перед новыми братьями по оружию другим человеком. Таким образом, тот же Прокип Червоноштан, вероятно, был из числа беглых, испытывал труднообъяснимую и жгучую страсть к ношению красных шаровар, за что и получил меткое и запоминающееся прозвище, которое позже превратилось в фамилию.