Игорь Волошин: «Из Свияжска ушло прошлое, не знаю куда, растворилось. Это райское место»
Режиссер «Ольги» и «Физрука» делает на острове-граде сюрреалистическую сказку, отключается от матрицы и советует смотреть «Твин Пикс»
Сегодня пройдут первые показы театральной лаборатории «Свияжск АРТель – 2019», на которой в этом году работают известные отечественные кинорежиссеры. Один из них — Игорь Волошин, прославившийся еще в нулевые своими авторскими картинами «Нирвана» и «Я», а теперь еще и активно работающий в успешных сериалах. «БИЗНЕС Online» поговорил с Волошиным на острове-граде о его истории про тюрьму, отношениях с отборщиками Канн и сериале «Чернобыль», который словно снял Элем Климов, вернувшись с того света.
«Я НАПИСАЛ СЦЕНАРИЙ, ГДЕ ВСе ПРОИСХОДИТ В ОДНОМ ПОМЕЩЕНИИ: В КАМЕРЕ ТЮРЬМЫ»
— Игорь, вы известный кинорежиссер, наверняка человек очень занятой. Что побудило вас приехать в Свияжск на театральную лабораторию?
— Вообще, это было удивительное стечение обстоятельств. Буквально вчера говорил об этом с Дианой Сафаровой, которая участвует в нашем перформансе как актриса. Но она и организатор, и один из апологетов, так сказать, «Свияжск АРТели». Тут какая штука? Я буквально за день до звонка Инны Ярковой (директора фонда «Живой город» — прим. ред.) освободился от одного проекта и должен был начинать писать следующий сценарий. И тут прилетает известие.
А я начинал в театре свою жизнь в качестве актера Севастопольского ТЮЗа вместе с Ольгой Симоновой, которая приехала со мной в Свияжск играть, собственно, героиню, под которую написан нынешний сценарий. И для меня несколько лет назад еще был такой, наверное, небольшой трамплинчик в сторону театра, когда Кирилл Серебренников позвал меня работать в Пермь на фестиваль «Территория». Но у нас был срочный запуск фильма…
— Что это была за картина?
— Я начал снимать фильм «Высоцкий», который потом в итоге снял Петр Буслов. Но, в общем, тогда мне не удалось развернуть эту театральную историю. Были немецкие пьесы, как сейчас помню, которые перевели в Гете-институте для того, чтобы поставить на «Территории». Я выбрал одну из пьес. И там должен был играть покойный Леша Полуян — маньяк из «Груза-200», у него была женская роль, мы обо всем уже договорились… Но я не смог, не срослось. Это был такой первый звоночек, чтобы вернуться на территорию театра, который когда-то очень любил.
Потом я собирался ставить спектакль в «Гоголь-центре», но он встал на ремонт. Начал забывать уже про это, занимался кино. И тут один из продюсеров говорит: «Слушай, что-то все так дорого пишут, напишите что-нибудь простое, локальное. Больших денег нет на кино». Я написал сценарий, где все происходит в одном помещении: в камере тюрьмы. И получилось так, что это, в принципе, идеальная пьеса под названием «Паук», с которой сейчас и приехал в Свияжск. Этот спектакль я должен был делать у Бориса Юхананова в «Электротеатре», но тогда запустился с фильмом «Подвал» и поехал снимать его в Словакию. Так прошел год.
А в том спектакле должен был играть Дени Лаван, знаменитый французский актер, любимый мною, мы с ним работали в одном небольшом проекте «Эксперимент 5IVE». Но случилось так, что нужно было какие-то ему сдавать анализы, чтобы сюда ехать. Дени — непростой парень, у него занятость, театр. Мы опять пролетели.
Одним словом, Свияжск и прозвучавший вовремя звонок Инны — возможность поставить ту вещь, которая разогнана и готова. Конечно, это киносценарий, который не в полной мере адаптирован сейчас под театр. Но потом, многое же от людей зависит, ты как бы чувствуешь энергию. Я с Инной поговорил по видео, и стало ясно, что надо ехать.
«ТЕБЕ НУЖНО 90-МИНУТНЫЙ ФИЛЬМ СДЕЛАТЬ ЗА ДВА ДНЯ»
— А вас, опять-таки как кинорежиссера, не смущает, что свияжский проект, возможно, увидят несколько десятков, сотня зрителей, больше просто не позволяют возможности театральной лаборатории, и продолжения не будет? Не думали о том, как эта ваша театральная история на острове-граде будет развиваться дальше?
— Я скажу искренне: главное, что сейчас происходит, это процесс. И вот он дорогого стоит. Опять же, то, что мы, например, с Тимуром Бекмамбетовым обсуждали. У него своя история с театром, а у меня — своя. Он все-таки художник-постановщик, я стоял на сцене. И писал, а потом с этими пьесами поступил, собственно, на сценарный факультет, где мы учились с Лешей Федорченко.
И еще одна мотивация — это то, что в кино ты снимаешь дубль. А для меня очень важная история — рождение сцены от текста, который вот только что был перед тобой в виде букв, а вдруг два человека или пять сыграли этот фрагмент, и вдруг все стало живым. Тогда ты теряешь контроль над тем, что это не актеры уже сидят за столом и разговаривают. А когда закончился репетиционный процесс, сыграли сцену, и дальше кто-то говорит: «Ну что там? Как? Что дальше?» И вдруг ты понимаешь, что фразу «Что дальше?» сказал персонаж, а не актер Вася Петров, например. Пошла вот эта магия, родились буквы в конкретную сцену. Такой процесс мне очень дорог. Я понимал, что его реализовать можно только в театре, потому что в кино надо сразу же снимать другую сцену.
Работа с актером — это очень важно. Мне нравится дружить с композицией, с объективами, со способом технического воплощения кадра. Железо люблю, то есть работать с операторским цехом очень подробно, с художниками. Но работа с актером, наверное, для меня в первую очередь является каким-то чистым шаманством. Потому что это что-то невероятное! Короче, я подумал, что да, надо делать. И сейчас мы занимаемся именно этим. Конечно же, у нас очень мало времени. Но это такая метафизика, где мы ищем. И ребята, актеры, которых сейчас утвердили в процессе подготовки, специально делали пробы, все настолько точно понимают… Ну, может быть, не до конца осознают, что делать, потому что я сам пока еще не понимаю. Но знаю. Как бы знаю, но еще не понимаю. (Смеется.)
— Приходится себя как-то ломать как режиссера в этих новых обстоятельствах?
— Да, наверное, приходится себя ломать, потому что тебе нужно 90-минутный фильм сделать за два дня. Как если бы мы его снимали одним кадром. Уже сегодня никого этим не удивишь, делают фильмы одним кадром, просто долго репетируют. А тут у тебя совсем мало времени. Вот накануне нашего разговора мы первый сделали такой блин, прогон, слепили, конечно же, пока комкообразный. Наверное, ломать приходится себя из-за скорости, но это и интересно.
И, вероятно, еще один потрясающий сейчас экспириенс — это то, что мне не в чистом виде театр интересен. Да и, собственно, здесь мы делаем не чистый театр. Это такая локация, которая диктует свои условия.
— То есть можно сказать, что ваш будущий эскиз спектакля — это site-specific?
— Да, конечно. Именно это мне и интересно. Кстати, тогда в Перми, что для меня было увлекательно: можно было выбрать любую локацию, но не театр. И я писал под какой-то объект, уже не помню, под что именно. Но вспоминаю, как поехал в Берлин к другу — драматургу. Он писал театральную пьесу, приехал к нему на остров Зюльт, и мы писали там сценарий. Он говорит: «О, пойдем сегодня на старый винзавод, там ребята постановку делают». Говорю: «В смысле?» Он: «Вот напротив нашего общежития винзавод». Я тогда вообще не мог такого понять! Стоял 2003 год, и я был не знаком с этой формой, так сказать. А там находились художники и режиссеры театральные, которые писали свои пьесы и тут же ставили. И это было, конечно, здорово. Тогда и прочувствовал специфику момента.
«ЗДЕСЬ АБСОЛЮТНО НЕ ОЩУЩАЕШЬ ВОТ ЭТОГО СЛЕДА СТРАШНОЙ ИСТОРИИ»
— История вашего «Паука» происходит в Москве во внутренней тюрьме НКВД. Это созвучно Свияжску, где тоже когда-то была тюрьма. Ощущаете это?
— Честно? Вообще не ощущаю! Знаете почему? Я себя поймал на мысли, что здесь настолько чистая божественная энергия, здесь настолько легко, здесь абсолютно не ощущаешь вот этого следа страшной истории. Это правда и это очень странно. Я не знаю, как метафизически вычистилось здесь все, прочистилась эта энергия. Конечно, думал, что будет совсем по-другому. А получилось, что ты просто находишься в каком-то Эдеме и работаешь. Я серьезно говорю.
Мы приехали сюда из Крыма, откуда я, собственно, и произошел. У нас там тоже красиво: горы, море. И ты думаешь: ну да, класс, поедем сейчас в совсем другую часть суши. И когда я увидел фотографии, искал в интернете, куда мы едем, это вообще, конечно, не передает ничего! Хожу и понимаю, что у меня нет времени, но хочется всем отщелкать и отослать фотографии. Просто фантастика, как вода тут стоит в определенном ракурсе как стена, выше горизонта, все эти перепады. И энергия!
Из Свияжска как-то ушло всё прошлое, не знаю куда, растворилось. Это райское место. Может быть, из-за того, что опять же тут семинаристы, какие-то будущие продвинутые старцы, надеюсь, может, они тут как-то отмолили…
— Но вы здесь рассказываете довольно мрачную историю?
— Да.
— История эта происходит в период сталинских репрессий. Вы рассказываете о конкретных обстоятельствах в конкретную эпоху или они выступают здесь скорее в качестве метафоры?
— Скорее, в качестве метафоры… Знаете как, я скажу эту истину: у меня не получается, наверное, как у автора, даже в том случае, когда пишу сам, находиться до конца на территории реализма. И это моя, видимо, карма или не карма. Но мне постоянно даже на фестивалях международных люди высказывают: «Слушай, ты вот тут ушел, ты тут нарушил жанр». А я-то понимаю это и говорю только одно, что я бы мог оставить все в рамках, допустим, реализма, но мне лично было бы неинтересно. И может быть, где-то я смешиванием жанров кого-то отпугиваю. Но, мне кажется, что в этом есть какое-то будущее, в синтезе искусства в целом, понимаете?
Так и здесь в Свияжске. Это, конечно, сюрреализм полный, то, что мы делаем. Абсолютно. Но мы все имеем некое представление об эпохе, мы живем, учимся в школе, потом в каких-то вузах, мы знаем историю человечества с исхода или с Лао-цзы, кому как удобнее, или с Торы, с Евангелия, и поехали.
И, кроме того, мы находимся в сегодняшнем дне. И есть какая-то самая важная для меня, наверное, и для каждого человека ценность — ценность человеческой жизни. И мы об этом рассказываем с накопившимся нашим багажом, как такие альпинисты, берущие высоту, которая называется Олимп искусств или как-то иначе, не знаю.
— Просто если какому-то постороннему человеку рассказать, что именно режиссер Волошин ставит в Свияжске — историю про актрису, арестованную НКВД — то кто-то обязательно скажет: «Ну вот, эти либералы никак не могут успокоиться, опять хают нашего вождя, который так много сделал для страны и выиграл войну». Что бы вы ответили такому человеку?
— А там у нас как раз ни вождя, ни войны, ни хая, а, скорее, точка отправления. В синопсисе больше история про фильм, это как бы для фильма больше, чтобы было понятно про что. Но поскольку приоткрыта завеса замысла, то там человек общается с несуществующим персонажем, и как бы это сказка, сюрреалистическая сказка. И это обойма твоих каких-то идей, а не: «А что тут происходило?» Я на самом деле написал давно эту штуку, очень давно. И она просто росла, по-разному трансформировалась. Мне как раз было интересно, чтобы это не было относительно вообще ни к какому времени, а только к тому, что человек это не мусор, человек это не расходный материал. Какой бы он ни был, где бы он ни был, в какой бы стране ни жил.
— Вы родились и выросли в Крыму, политические события последних пяти лет влияют на вашу работу?
— Наверное, в связи с моим опытом, я где-то в отключке от матрицы. Конечно же, понимаю, что происходит, и иногда новости читаю. Но читаю их редко. И мне, наверное, интереснее быть таким медиумом, который улавливает какие-то штуки. Конечно, я неравнодушен к тому, что происходит. И в идеале надо неравнодушно относиться к тому, что происходит во всех точках земного шара, где есть живой человек. И вот об этом хочется рассказывать. Потому что-то, что происходит в Африке — это ужасно. А кто знает, что там в Африке происходит? А если углубиться, то на самом деле страшно жить, что есть племена, которые воюют уже 500 лет, вырезают семьями друг друга и вообще непонятно зачем и за что…
И, еще раз скажу, что для меня ценность постановки в Свияжске вот в этом — бытийная история о ценности человеческой жизни. Вот так бы сформулировал.
«НУ И ЧТО АВТОРСКОЕ КИНО — ЕГО НИКТО НЕ ВИДИТ»
— Ваши авторские картины, скажем, «Бедуин» или «Нирвана», и сериалы «Ольга» или «Физрук» — это один и тот же режиссер Игорь Волошин или нет?
— Я думаю, что, с точки зрения профессионализма, это один человек. С точки, когда просто честно делаешь серьезный мейнстрим, ты все равно не можешь равнодушно к этому подходить. Да, «Ольга» и «Физрук» — это мейнстрим, конечно же. Если говорить про авторское кино, там больше тебя, больше твоего внутреннего мира, больше твоей личности. Больше, так как и в «Ольге», и в «Физруке» она тоже есть. Потому что правильные продюсеры приглашают именно тех сценаристов, которые это напишут, и они не занимаются бухгалтерией, так сказать, в чистом виде. А они занимаются идеологией того проекта, который дойдет до зрителя в определенной финальной форме.
Кстати, с вашими земляками я очень плодотворно работаю: Артем Логинов из Good Story Media (сценарист и продюсер, бывший участник команды КВН «Четыре татарина» — прим. ред.) — очень близкий мне человек. Я еще и поэтому в Казань ехал с легким сердцем, что им написал: «Ребята, смотрите-ка, что есть!..» Даже про Свияжск спросил, про погоду, как лучше одеться. Артем, может быть, приедет на показы. Если у него получится, будет здорово. Знаю, они сейчас снимают, у них несколько проектов одновременно.
— Но сам приход в сериалы был для вас болезненным?
— Конечно, потому что я не отследил то самое волшебное время, которое произошло в производстве, — сериалами занялись вменяемые молодые люди, которым было интересно поставить на ноги индустрию. У них есть опыт, они серьезно подошли к созданию драматургии, которая затем переносится на экран, с очень подробным прохождением каждого этапа на уровне кастинга актеров. Это очень важно. Например, попали в точку «Физрук» и Дмитрий Нагиев — но это надо было пройти, это не для него было написано, был кастинг. У продюсеров все же есть дар. Короче, Логинову респект.
Так вот — да, было болезненно. Я думал: «Чего, сериалы?..» Сейчас разговариваю с европейскими продюсерами, они: «Ты сериалы снимаешь? Топовые?! Да ты крутой!» Говорят: «А мы хотим сериалы! Ну и что авторское кино — его никто не видит». Авторское кино — ну для фестиваля, ну пара маленьких дистрибуционных компаний купят. Ну, пройдет по миру 50 копий — это такой прокат! Если, конечно, это не фильм, осыпанный какими-то регалиями, которые и приводят зрителя.
— Но вас в собственном окружении, профессиональном и личном, не журили, что режиссер «галюциногенных» «Я» и «Нирваны», вроде как, продался золотому тельцу?
— Что касается окружения, то я просто в отключке. Мы редко пересекаемся по работе. Но вы правы. Я объясню, почему происходит «ломка». Если ты снимаешь как режиссер не пишущий (например, мейнстрим, который я тоже делал), ты общаешься, вынашиваешь какие-то идеи, но не своими руками, потому что за сценарием стоят определенные силы… Это нормальный процесс. Идеальный вариант — когда режиссера подключают к написанию сценария.
Есть и люди пишущие, типа меня. Вот, я ищу деньги на свой сценарий, как, к примеру, на «Паук», в котором была очень сильно заинтересована компания «Водород». Я им рассказал, что сейчас в Свияжске, говорю: «Ребята, я разминаюсь». Эта история живет. Мне понравилось, что Федору Бондарчуку интересен сюжет, потому что это не чистый артхаус, это история с «движком», с сюрреализмом, где как бы преломляется жанровая специфика.
Но, ты ищешь деньги на кино, и это странный путь: вроде бы бюджет тебе «подтянули», а потом: «Сейчас, сейчас, подождите, что-то получилось не так». И вдруг у тебя остановился процесс, который был разогнан, и в этот момент тебе звонят близкие по духу продюсеры и говорят: «У нас для тебя есть сериал». Ну что же — иду снимать сериал. И потом снова ищу деньги на кино.
Я понимаю — у меня была пауза в два года, это было на самом деле страшно, потому что у нас был проект с Сергеем Михайловичем Сельяновым — большой, с крупным бюджетом, с международной ко-продукцией. Эти деньги долго собирались. Я говорил: «Буду ждать». Но в какой-то момент индустрия идет вперед, развивается, а ты все пишешь какие-то буквы. Потом ты понимаешь, что мир невероятно изменился. Вот такая чехарда. Позвали снимать в Европу — я очень обрадовался: международный проект «Подвал», Жан-Марк Барр в главной роли… Хотели позвать именно меня и Ольгу Симонову, потому что они очень любят фильм «Бедуин», который был в Карловых Варах, они следили за нами. Когда позвали, то даже не знали, что Ольга моя жена.
В общем, возвращаясь к началу вопроса, это была своего рода отдушина — когда в какой-то момент я попал в индустрию сериалов. Но все время нахожусь в переговорах — эта «ломка», конечно, никуда не девается.
«В БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ К НАМ ПРИДУТ АМЕРИКАНСКИЕ КОМПАНИИ»
— А почему она не исчезает? Все-таки в индустрии сериалов вами уже немало сделано.
— Возможно, это связано с тем, что пока не сделал сериал с большим размахом или, как я говорю, даже не с бюджетом, а скорее с формой истории. Сейчас мы ведем переговоры с одной компанией. Скажу аккуратно, иначе звучать будет чересчур глупо: там размах, который может составить конкуренцию американскому фэнтези. Действительно очень крепкий сценарий.
— Комедийные сериалы мы уже научились снимать, ваш опыт на ТНТ это только доказывает. А когда будем конкурировать с «Игрой престолов»?
— Научимся. Скажу честно — так и будет. Все изменилось. Поменялся и сам подход. ТНТ — частная компания с независимым финансированием «Газпрома». Большие деньги доверяются проверенным компаниям, сделавшим хиты. Ребята, которые предлагают какие-то проекты, обладают большими возможности создания сценариев, они тратят на это время. Что же касается индустрии, то, думаю, в ближайшем будущем к нам придут американские компании, и будет коллаборация — она уже происходит.
— Например, ТНТ с HBO или Netflix?
— Конечно. Год-два — и все это будет. Экспансия голливудских фильмов давно известна, они завоевали весь мир. В Германии Netflix уже живет, но они снимают сериалы силами европейцев. Но при их мощностях в креативных стратегиях следят за уровнем силы сценария, истории, ее повествования и качества воплощения. Выгода для всех. К этому и мы придем. Дело в том, что мы отстали и до сих пор отстаем, но на данном этапе появляются молодые ребята, которые пишут, причем хорошо. Дальше уже нужны крутые редакторы, крутые профессионалы — постарше, с большим опытом.
«ЧЕРНОБЫЛЬ» — ЭТО В ПРИНЦИПЕ ПРО ТО НЕВЕРОЯТНОЕ, ЧТО ПРОИЗОШЛО С ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ»
— Назовите лучшие образцы сериальной продукции — на ваш вкус. Два-три названия.
— Чтобы потратить свое свободное время, которого не бывает, смотрю, например, «Больницу Никербокер» Стивена Содерберга, так как он один из моих любимых режиссеров. Я скорее больше иду как по книгам, которых у меня очень много. Думаю: «Так, четвертую полку я уже вообще никогда в своей жизни не прочитаю, но две эти книги должен осилить…» Так же и с сериалами. Я, к примеру, как это ни смешно, так и не досмотрел свой любимый Lost. Смотрю 7-й сезон. Пытаюсь наверстать то, что не успел, но, конечно, смотрю и что-то новое.
— Вот обратились к вам с вопросом: «Лечу за океан 9 часов — что можно посмотреть за это время?»
— «Твин Пикс».
— Первый сезон?
— Все три.
Но я и «Чернобыль» посмотрел. Не могу вспомнить что-то еще, но актуальные сериалы смотрю. «Чернобыль» — это в принципе про то невероятное, что произошло с человечеством. Когда смотрел, то было ощущение, что Элема Климова разбудили и с того света попросили: «Вы сняли „Иди и смотри“. Снимите, пожалуйста, для нас „Чернобыль“». Действительно: как будто оттуда он и снимал. А Алексей Борисович Родионов — его оператор, с которым мы делали «Бедуина», ему помогал. Смотрите: это все медленно. Ты думаешь: американцы сняли про Чернобыль — значит, там будет крошилово, лютый экшен. Но всего этого там нет, это вообще не главное. Там все медленно, размеренно. Но, согласно рейтингу IMDB, оказывается, это на один бал круче, чем «Игра престолов».
Я знаю немного американское производство, общался с людьми, там всё иначе. Например, приходит человек, говорит: «Вот мой проект про Чернобыль». По идее, продюсер должен тебе сказать: «Ты чего, русский или украинец? Как мы вообще будем это снимать?» Там же этого не происходит, потому что, если материал серьезный, то и отношение изначально другое. Люди не то, что убеждают продюсера снять материал, который по форме вообще может «не зайти», потому что люди привыкли к тому, что каждая секунда музыка, что все «долбит» и все должно быть резко смонтировано. Оказывается, крупные компании и продюсеры готовы финансировать и другие проекты, и главное, человечество готово это смотреть! Говорю «человечество», потому что сериал смотрели по всему миру
И, возвращаясь к Линчу, понятно, что его фанаты — это руководители HBO. Это крупнейший канал, и они просто дали ему зеленый свет. Пока большим художникам дается такой зеленый свет, конечно, это большое счастье для всего человечества, как и «Чернобыль», потому что два-три кадра из третьего сезона «Твин Пикса» могут вдохновить детей, подростков, юношей, взрослых, пенсионеров на какие-то креативные стратегии.
«ЭТО ВООБЩЕ КРУТАЯ ПРОФЕССИЯ: ДО 60 ЛЕТ ЕЩЕ СЧИТАЕШЬСЯ МОЛОДЫМ»
— Вы уже режиссер опытный, при этом достаточно молодой…
— Это вообще крутая профессия: до 60 лет еще считаешься молодым! (Смеется.)
— Я к тому, что у вас уже был серьезный европейский опыт. Не задумывались ли, почему вам не удается попасть в номенклатуру, например, каннских и венецианских кинорежиссеров, которых всегда приглашают на большие фестивали? Критики о вас пишут, внимание к вам достаточно серьезное.
— Мне кажется, здесь срабатывает такая штука: очень важно, что происходит с первым фильмом. Мне кажется, мы поспешили, когда на Берлинский кинофестиваль отправили «Нирвану», ее туда взяли, но не в основную программу, а на форум экспериментальных фильмов — фильмов не для всех. И вот, ты попадаешь в нишу… А надо было дальше посылать, например в Канны. Он бы попал на фестиваль высокой категории в любом случае. И это была стратегическая ошибка, хотя я с одним этим фильмом объехал много стран. Кино в этом смысле открывает границы для познания мира и людей.
У «Подвала» тоже были очень большие шансы, мы теперь общаемся и дружим с официальными каннскими отборщиками. Они пристально смотрят на тебя с первого короткометражного фильма, но где-то, может, пока не сложилось. Я-то нахожусь в процессе, мне интересно жить. Ставить какую-то цель уже неинтересно, а вот нащупать конъюнктуру и чистое высказывание каким-то образом надо, потому что смотришь картины из Канн или Берлина и понимаешь порой: какие-то два фильма в программе крутые, а остальное не понимаешь — как, что… У всех вопросы возникают, не только у тебя самого. Но, главное — не потерять себя. И сейчас меня интересует театр. Думаю, буду работать между театром и фильмом.
И еще, что касается больших фестивалей. Надеюсь, «Паук», если мы его снимем, будет смотреть в сторону Канн. Я надеюсь.