Улётная служба
«Служебное помещение. Вход по пропускам». Лаконичная и предельно понятная табличка на одной из дверей в аэропорту Белгород. Пропуска у меня нет, но я без проблем попадаю туда, где посторонним находиться запрещено. Потому что впереди уверенно шагает Сергей Бобровник – сменный начальник аэропорта, который руководит наземным обслуживанием. Периодически отвлекаясь на рацию, он подробно отвечает на вопросы и с пониманием относится к нашему желанию показать то, что скрыто от любопытных пассажирских глаз.
Предварительный просмотр
«Любопытство по моей части, – включается в диалог улыбчивый мужчина с аббревиатурой ГБР (группа быстрого реагирования – прим. ред.) на рукаве. – Нечасто, но пытаются пробраться на аэродром, бывает, через забор перепрыгивают. Одни пофотографировать хотят, другие просто посмотреть… Мы задерживаем, а дальше полицейские разбираются. Как правило, такое административкой наказывается».
Засвидетельствовать нелегала на взлётной полосе было бы большой репортажной удачей, но аэропорт – место, где и у парадного входа есть за кем понаблюдать. Вот оператор досмотра, например: человек, волею службы обязанный копаться в чужом белье. Конечно, не в прямом смысле – сумки просвечиваются, всё видно на мониторе. Только видеть надо уметь. Без специальных знаний вообще непонятно, на что там обращать внимание.
«Есть контуры, цветовые схемы, по которым вычисляется холодное оружие, аэрозольный баллончик или какое-то нехорошее вещество. Эта методика имеет гриф «Для служебного пользования», – интригует Сергей Бобровник. – В прошлом году со мной забавная история произошла – правда, не в аэропорту, а на керченской переправе. Досматривали вещи и обнаружили охотничье ружьё! Я на дисплей взглянул и, честно говоря, перепугался: реально двустволка! Неужели, думаю, кто-то подбросил? А оказалось, это я раскладную коляску под таким «удачным» ракурсом положил».
Багаж, расставшись с владельцем на стойке регистрации, уезжает прямиком к грузчикам. Но прежде чем попасть в тележку, он проходит повторный фейсконтроль. Если на досмотре возникают сомнения, к пункту приглашается старший смены, более компетентный в вопросах очертаний и ракурсов. Если и гуру не развеял сомнения, возможны непопулярные меры – вплоть до вызова пассажира по громкой связи и вскрытия в его присутствии подозрительного чемодана.Эмоциональная загрузка
Стандартные правила дорожного движения – детский лепет по сравнению с законами перемещения на аэродроме. Лично я никогда не понимал, почему автобус везёт пассажиров к самолёту или обратно странными зигзагами: помех нет ни справа, ни слева, ехал бы себе по кратчайшему расстоянию! Однако в авиации не мыслят такими категориями. Водитель спецтранспорта нажимает на газ строго по команде, движется строго по заданной траектории, строго по определённой разметке. Спецтранспорт – это ведь не только автобус и грузоперевозочный трактор, а ещё трап, топливозаправщик, водовоз, приёмщик биологических отходов. Естественно, малейший риск ДТП нужно исключить – отсюда и жёсткость требований, и тотальный контроль.
Что такое тотальный контроль, знают даже грузчики: с недавних пор их трудовые будни снимает на видеокамеру сотрудник полиции.
«Во-первых, это дисциплинирует, – уверен Бобровник. – А во-вторых, мы при случае сможем доказать, по нашей ли вине что-то сломалось, оторвалось или разбилось. К слову, на Шереметьево в этом плане много жалоб».
Пока багажный отсек бережно загружается, в салоне воздушного судна идёт уборка. Чем продолжительней был последний рейс, тем больше мусора и, соответственно, дольше наводить порядок. С лоукостером «Победа» обратная ситуация: перелёты кратковременные, простой в аэропорту минимальный – уборщицы управляются за 10–15 минут.Летят перелётные птицы
Мелочей на лётном поле не бывает. Если лайнер стоит носом на восток или запад, значит, так решил диспетчер.
«Зависит от скорости и направления ветра. Летательный аппарат должен располагаться так, чтобы при запуске двигателей избежать помпажа – захлёстывания воздушного потока внутрь турбины. Поэтому ещё при приземлении самолёт встречает инженер авиационной службы. Он специальными знаками указывает пилоту, как вырулить к месту стоянки», – комментирует сменный начальник происходящее на полосе.
На контрасте с впечатляющим современным боингом привлекает внимание аутентичный уазик, выкрашенный в оранжевый цвет. Его миссия – не подпускать к самолётам ворон, галок, чаек и прочих птиц, которые потенциально угрожают авиационным двигателям. Пернатых конкурентов автомобиль отпугивает не своим видом, а установленным на крыше звукоусилением. Водитель по необходимости включает тревожный крик условного воронёнка, и стая взволнованно покидает аэродром ради спасения несуществующего сородича.
«Они умные! Какое-то время проходит – и привыкают, – усмехается Сергей Бобровник. – Так что эти сигналы надо периодически менять. Несколько раз в неделю аэродромную службу консультирует орнитолог – и не только по части криков. Он даёт представление о поведении различных видов птиц, сроках и масштабах миграции и т. п.».
На окраине аэродрома доживают свой век ровесники уазика – старые самолёты. Сегодня на их бортах моделируются чрезвычайные ситуации. Рядом, в специальном здании, круглосуточно дежурит СПАСОП (служба поискового и аварийно-спасательного обеспечения полётов). Если на территории возникнет ЧП, первый автомобиль должен прибыть на место во всеоружии максимум за три минуты. СПАСОПовцы отрабатывают навыки через день, но хочется верить, что пострадавшие и впредь будут символическими.Над нашей зоной
«Здесь шёпотом, ребята», – предупреждают нас на вышке, откуда открывается шикарный вид на аэропорт. Любуемся молча, дабы не мешать переговорам авиадиспетчера и пилотов. В этом помещении, наполненном мониторами, картами, телефонами, датчиками, микрофонами, рулят белгородским небом.
«Всё, что в радиусе 40 км от аэропорта, – это наша зона. Все полёты, в том числе и развлекательные рейсы на дельтапланах, выполняются только с нашего разрешения. Существуют так называемые воздушные трассы, схемы заходов и выходов, от которых нельзя отступать. Интенсивность очень маленькая, поэтому особых проблем нет, – хладнокровно рапортует диспетчер и в доказательство разворачивает монитор. В воздушном пространстве маячит всего одна точка – это Ан-2 кружится у Томаровки. – А теперь посмотрите, что творится над Москвой!»
В глазах ожидаемо зарябило. Несколько десятков точек, и рядом с каждой – беспорядочный цифровой набор. Для специалиста, само собой, очень даже порядочный: профи увидит в нём номер рейса, тип воздушного судна, шифр авиакомпании, высоту эшелона…
С наземными вопросами борт, совершающий посадку в Белгороде, обращается к другой группе диспетчеров, в центр управления аэропортом. Экипаж информирует, нужны ли самолёту заправка, обслуживание санузла, бортпитание, предупреждает, если среди пассажиров есть люди с инвалидностью. Центр распределяет задачи по внутренним службам: установить колодки для шасси, подвезти трап, один или два автобуса, транспортировать маломобильного мужчину и так далее. Операции обычные, но их много. Замешкаться хотя бы на одном этапе – значит сбить технологический график, задержать вылет, ответить за убытки. Постоянное напряжение не может не сказываться на здоровье, поэтому до и после работы медобследование в аэропорту проходят не только пилоты и бортпроводники, но и более «приземлённые» сотрудники.И о погоде
Октябрь в гражданской авиации ассоциируют с переходом к осенне-зимней навигации. Наступает «любимое» время метеорологов.
«Всё без конца меняется. Скачет нижняя граница облаков, спускается туман, осадки выпадают и замерзают, обледеневает взлётно-посадочная полоса – ужас, в общем», – предвкушает начальник авиаметеорологической станции Татьяна Калугина.
Эту красоту фиксируют многочисленные приборы, установленные вдоль взлётно-посадочной полосы. Информация в зашифрованном виде мгновенно поступает на компьютер техникам-метеорологам, переводится ими на человеческий язык, отражается на специальном табло у диспетчеров и начитывается пилотам. Более того, в аэропорту круглосуточно дежурит инженер-синоптик. Каждые три часа он выдаёт оперативный прогноз, где указывает возможные перемещения атмосферных фронтов, зоны турбулентности, дальность видимости, поведение ветра на разных эшелонах и прочие характеристики.
Для белгородского авиапутешественника октябрь означает совсем другое: открываются Хургада и Шарм-эль-Шейх. Отдыхающий всегда будет воспринимать рейс словно праздник, сотрудник аэропорта – как набор операций. Но все без исключения хотят приятного полёта и мягкой посадки. Ведь в небе только и разговоров, что о земле.