«Доктор, я хочу жить!» Как работают алексеевские врачи-реаниматологи

Шумный тяжёлый лифт открывает железные двери на третьем этаже в реанимации центральной районной больницы. Светлые стены, в окна бьёт яркое весеннее солнце. Завотделением Игорь Дикарев предлагает чай и бутерброды, мы обсуждаем, о чём будет интервью, улыбаемся.

На рубеже В отделении из шести коек заняты четыре. На них люди, подключённые к аппаратам искусственного дыхания, зависли между жизнью и смертью. Их родственники надеются сейчас на лучшее. Игорь Анатольевич в Алексеевскую ЦРБ пришёл после Курского мединститута в 1985 году, отделением анестезиологии-реанимации заведует с 1989-го. Анестезиолог-реаниматолог – специализация редкая. В госсистеме здравоохранения работают 703 тыс. врачей, анестезиологов-реаниматологов всего около 44 тыс. Для пациентов они невидимки, потому что сопровождают больных, находящихся в бессознательном состоянии. «Медицина – это игра на выживание. Мы стоим на рубеже между жизнью и смертью, пытаемся помочь человеку, который цепляется за жизнь. В этом весь смысл наших трудов и стараний», – говорит Игорь Анатольевич. И это нисколько не пафос, а его ежедневная работа. В реанимации Алексеевской ЦРБ пять врачей. Помимо дневных смен, у каждого 8–10 суточных дежурств в месяц. Иногда рабочий день затягивается гораздо дольше суток. Спасают всех: от недоношенных детей до глубоких стариков. Привозят после аварий, операций, попыток самоубийства, а сейчас стали поступать после инсультов и инфарктов, так что работы прибавилось. «Шесть коек с аппаратами – это федеральный стандарт, – отвечает завотделением. – Бывало, и 9, и 12 больных размещали в отделении. Но не всем требуется аппаратная поддержка. Есть такие, кому нужна только интенсивная терапия, то есть большие объёмы растворов». Никто, кроме нас Разговор прерывает звонок из хирургии: готовят сложную операцию, просят койку для молодой женщины. Игорь Анатольевич ненадолго уходит. За стеной – женщина 67 лет в глубокой коме. Привезли пять дней назад с геморрагическим инсультом. С тех пор у неё появились минимальные рефлексы – реагирует на боль. Но сможет ли она дальше жить, никто не скажет. Почти все пациенты реаниматологов – без сознания, и этим врачам в разы тяжелее определить болезнь и найти правильное лечение. В их среде, как у десантников, говорят: «Никто, кроме нас». Потому что если зовут реаниматолога, то больше звать некого. Они чаще других врачей видят смерть, и они же несут родственникам печальные новости.   «К смерти привыкнуть невозможно, – продолжает Дикарев. – Нужно научиться трезво оценивать свою работу. Если в каждой смерти искать свою вину, недолго свихнуться. Да, мы сопереживаем родственникам, но не погружаемся в горе с головой, не имеем права. Наша работа – помочь каждому, а не думать, кого пожалеть: маленького или большого, сильного или красивого. Если мы сделали всё, что могли, но прогноз неблагоприятный, в чём наша вина?» Жизнь, говорит Дикарев, как книга – у кого‑то несколько страниц, у кого‑то – не один том. Бывает, умирают молодые и сильные люди, которые вообще не болели и к врачам не обращались. Значит, организм в критической ситуации впал в шок, не понял, что ему делать, и быстро сдал позиции. А бывает, старики выкарабкиваются из самых тяжёлых потрясений. Их организм привык жить в вечной борьбе с хроническими заболеваниями и очередной стресс в виде операции или травмы уже не воспринимает как шок, включает все системы на максимум. Иной раз, казалось бы, безнадёжные больные возвращаются. Жизнь, а не кино — Как вы относитесь к эвтаназии? — Никогда никто из больных ещё не сказал, что хочет умереть. Даже столетние старики, суицидники, когда мы их возвращаем, первое, что говорят: «Доктор, я хочу жить!» – категоричен врач. – Жизнь не нами дана, не нам её и отнимать. — Верите в загробную жизнь? — Я человек верующий и считаю, что нельзя отрицать того, что мы не в состоянии увидеть или осязать. Один из самых распространённых рассказов про «ту сторону» – полёт к свету в конце тоннеля. Дикареву больные ничего такого не рассказывали. Может быть, потому что доктору видения объяснимы кратковременными зрительными и слуховыми галлюцинациями. Полёты – это кино. Вообще, кино и медицина соотносятся плохо, потому что зрителю всегда дают поверить в чудо. Сколько раз в фильме жена шепчет что‑то лежащему в коме мужу, и датчики фиксируют изменения в его организме. У реаниматолога такие сцены вызывают скептическую улыбку – ничего такого в жизни, к сожалению, нет. Приходите, разговаривайте Второй звонок – уже из операционной – завершает нашу беседу. Сейчас проведывать в реанимации уже официально разрешено везде. Игорю Анатольевичу запал случай, когда не пустил парня к матери после тяжёлой операции, сказал прийти в семь утра, а мама в пять умерла. «Первые его слова утром были «Вы же сказали в семь!» Понял, что был не прав, просто не имел права такие слова говорить. Получается, обнадёжил его и обещание не выполнил. До сих пор перед ним ощущаю свою вину. Поэтому, пожалуйста, приходите, ухаживайте, разговаривайте, целуйте, гладьте. Мы не знаем, может, он слышит и видит, но ответить не может», – говорит врач. Напоследок он рассказывает, что в Алексеевке построили ледовый дворец, но общественный транспорт пока до него не ходит. А школьники, их родители могли бы спортом заниматься, о здоровье подумать. Спорт, считает Дикарев, самая действенная профилактика сердечно-сосудистых заболеваний, по которым статистика совсем печальная.