Картины рассказывают. «Караульня»

Военное дело на рубеже эпох. Есть в городе Пензе красивое старое здание «с башенкой». В прошлом это было здание Крестьянского поземельного банка, потом – какие-то советские учреждения, но в итоге в ней расположилась картинная галерея имени К. А. Савицкого, известного художника, нашего земляка. Здание это ну просто идеально подошло для картинной галереи и, заметим, что подборка картин в ней очень даже интересная и достойная. Меня в нее водили с детства, потом я сам водил в нее своих студентов и всегда бросал взгляд на небольшое полотно в зале западноевропейской живописи: «Игра» (Есть варианты названия, например, один из них «Рыцари за игрой в кости») кисти художника Свебаха Жана Франсуа Жозефа (псевдоним Де Фонтен).



Дело в том, что в детстве меня больше всего привлекали батальные полотна, а с ними у нас в галерее «не очень», вот я и любовался на изображенных на ней воинов по принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок». Позднее меня в ней стала привлекать реализм изображения. Ведь полотно по размерам невелико, но как точно на нем показаны самые мельчайшие детали костюмов. По сути ее вполне можно использовать как иллюстрацию к статье, ну, скажем, про тех же рейтаров или кирасиров. 



Хотя есть одно «но». Сам автор жил несколько позднее той эпохи, для которой нарисованные им костюмы были типичны. То есть он работал по каким-то художественным источникам, а не писал с натуры. Но есть образцы материальной культуры – одежда и доспехи, которые, во-первых, подтверждают все то, что он нарисовал, а во-вторых, ведь были и другие художники, писавшие свои полотна именно XVI веке и он вполне мог перерисовывать что-то у них.



И вот здесь мы вплотную подходим к одной очень интересной теме. Настолько живописные полотна могут служить историческими источниками? И ответ будет такой: одни полотна могут, другие — нет. А третьи могут лишь частично. Например, картина «Сдача Бреды» или «Копья» (второе название связано с тем, что копий на полотне действительно очень много!) Диего Веласкеса, написанная им в 1634-1635 гг., вполне может. Поскольку изображает событие, имевшее место 5 июня 1625 года, когда губернатор голландского города Бреды Юстин Нассауский передал ключи от него главнокомандующему испанской армии Амброзио Спиноле. То есть с момента самого события и до момента его отражения на полотне прошло всего десять лет и за это время ни моды, ни военное искусство не изменились.



А вот картина «Утро на Куликовом поле» А.П. Бубнова — нет. И даже не потому, что он не был современником этого события. Просто изображенный на ней кое-как вооруженный сброд никак не мог стать той силой, которая разгромила войско Мамая. И уж если сам князь бился с «погаными», будучи одетым в доспехи рядового дружинника (о чем есть и письменные сообщения), то… надо ли говорить, что воины в рваных кольчугах и без шлемов вообще не могли там стоять в первых рядах, даже если таковые в нашем войске и присутствовали. Просто был тогда такой политический тренд, отраженный, например, в кинофильме «Александр Невский» (и даже в кинофильме «Остров сокровищ», также 1938 года), где было показано как лапотные мужики побивают дрекольем немецких псов-рыцарей. 

Также очень своеобразно и полотно И. С. Глазунова «Битва на Девичьем поле». К доспехам и оружиюпретензий нет, но вот изображенная им на полотне тактика тогдашнего боя ничего кроме смеха вызвать не может.

Сейчас на ВО идет цикл статей о воинах и доспехах военного дела на рубеже эпох, поэтому есть смысл познакомиться хотя бы с некоторыми картинами, которые могут служить нам в качестве источников информации по этой теме. Одним из таких художников был Давид Тенирс Младший (1610 – 1690 гг.), написавший в 1642 году картину «Караульня», в которой им были талантливо слиты воедино военный натюрморт, жанровая сценка, пейзаж с фигурами. На переднем плане мы видим просто роскошный натюрморт из рыцарских доспехов, оружия, флагов, барабана, трубы, и литавры. Ну, а панорамный ландшафт демонстрирует нам сцену осады крепости, стоящей на берегу моря.



Далее мы видим, что местом действия является караульное помещение, возможно комната временной казармы. В ней находятся два опоясанных шарфами кавалерийских офицера, и солдат-кавалерист, который надевает сапоги-ботфорты, чтобы заступить, а также несколько пехотинцев. Одежда их интереса не представляет, чего не скажешь об оружии, изображенном здесь же. Например, это шпага с трехгранным клинком, расширяющимся к эфесу. Что тут необычного? А дело в том, что долгое время считалось, что такие клинки распространились лишь в последней четверти XVII века. Дело в том, что в Европе долгое время господствовала итальянская школа фехтования. Главной стойкой этой школы была фронтальная. При этом фехтовальщики держали шпагу в правой руке, а в левой – парирующий кинжал. 



Затем на смену ей пришла французская школа, считающаяся более прогрессивной. Ее основатели поменяли стойку фехтовальщика и повернули его к противнику боком, тем самым уменьшив площадь туловища, которую мог бы поразить его противник. Кинжал в левой руке стал не нужен. Но теперь понадобилось сильно упрочить клинок шпаги у эфеса, что и привело к тому, что клинки у шпаг стали трехгранными. И вот как раз картина Тенирса позволила доказать, что первые образцы таких шпаг стали использоваться примерно на тридцать лет раньше, чем это было принято считать до ее изучения.



Фотографически точно изобразил Тенирс и огнестрельное оружие. Например, в его «натюрморте» можно увидеть пистолет и мушкет (второго пистолета этого же типа, который должен был входить в гарнитур драгуна, мы не видим, вполне возможно, что его просто завалили оружием. Вместо него нарисован другой, маленький пистолет. Так вот он показал, например, что замочные полки на них закрыты, а курки стоят на предохранительном взводе, как это и требуется при хранении заряженного оружия этой системы. 



И он не забыл даже про такую деталь, как отвертка, которая изображена привязанной к пусковой скобе у ружья и которую использовали для зажима в курке пирита. А рядом с колесцовым пистолетом лежит ключ к нему – ремонтуар, необходимый для натягивания пружины колесика. Так вот на мушкете замок уже не колесцовый, а ударный с S-образным серпентином в задней части замочной доски. Такой замок получил название французского из-за того, что его изобретателем считается французский королевский художник и оружейник Марэн ле Буржуа (1550 – 1634 гг.). 





И если в 1642 году мушкет с таким замком оказался в какой-то богом забытой караульне на вооружении рядового драгуна, то это может говорить лишь об одном, а именно о том, что к этому времени именно ударные замки в мушкетах получили весьма широкое распространение, и вытеснили фитильные замки. Но в кавалерии колесцовые замки продолжали использоваться по-прежнему!



Кроме этого, мы видим среди кучи оружия стоящие черные кирасирские доспехи и лежащую полированную кирасу, а также шлем-бургиньот, латные перчатки, шпоры, а еще чекан – ставший популярным оружием легкой конницы, и саблю, похожую на польскую корабелу! То есть, в этой караульне должны были быть еще и всадники легкой конницы, потому что кирасиры саблями не пользовались и чеканов не носили! 



Вот как много, получается, может дать изучение одной единственной картины, если она написана со знанием дела и если исследователи внимательно разбираются в ее деталях!

Продолжение следует…

Автор:

Вячеслав Шпаковский