Тема блокады Ленинграда – болезненная и святая, поучительная и душераздирающая одновременно. Поэтому она активно используется недругами России – и до перестройки, и после нее. Помню свое собственное смятение, когда я впервые прочел на английском языке (тогда, в позднем СССР, было принято с уважением относиться западному печатному слову) мысль о том, что решение защищать Ленинград было проявлением сталинской жестокости. Город, мол, надо было сдать – и люди остались бы живы.

Лишь потом я узнал, что мысль сия отнюдь не чужда была и советской интеллигенции. Оказывается, еще «шестидесятники» вбросили в общественное сознание тезис о том, что город надо было сдать. Уже они, шестидесятники, превращали историю героической обороны города в историю очередного «сталинского злодеяния». Интересно, что наиболее популярна эта мысль стала в умах интеллигентных ленинградцев и москвичей: ужасающие рассказы о людоедстве по контрасту с байками о якобы питавшемся пирожными «ром-баба» и даже ананасами первом секретаре Ленинградского обкома ВКП(б) Андрее Александровиче Жданове – все эти истории делали свое дело, вызывая вполне предсказуемую эмоциональную реакцию.

В недавние годы эта мысль была поднята на щит уже не в кухонных разговорах и даже не в малотиражных изданиях, а по телевидению: в 2014-м году в эфире канала «Дождь» главный редактор журнала «Дилетант» Виталий Дымарский поставил перед зрителями провокационный вопрос. Вот он: «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы сберечь сотни тысяч жизней?»

Возмущению людей, в первую очередь блокадников и ветеранов войны, не было предела. Дымарский, наверное, сам не ожидал такой реакции. Перед вопросом в эфире много было говорено о ждановском питании в дни блокады. Аргумент всегда очень действенный. Кое-что было сказано в разговоре Дымарского с писателем Виктором Ерофеевым и о реальных трагедиях тех лет: о высылке из Ленинграда «классовых врагов» накануне войны, о сталинских репрессиях в уже осажденном городе. Из уст господина Дымарского, много лет прожившего за казенный советский счет за границей в качестве корреспондента АПН и его постсоветских наследников, упреки и правда толстому Жданову, умершему от сердечной недостаточности в 1948 году после всего пережитого в Ленинграде, - эти упреки звучали неубедительно. В определенной части своей биографии Жданов и правда – гонитель русской интеллигенции, мещанин в искусстве и оскорбитель Ахматовой и Зощенко, но вот по поводу ленинградской блокады – не Дымарскому его судить. Потому что секретарь обкома Жданов город немцам все-таки не сдал, хоть и был под давлением миллионов солдат вермахта. И не ставил такого вопроса. А вот Дымарский теперь ставит, хоть на него никто и не давит, кроме телевизионного и журнального рынка.
Что же касается репрессий в Ленинграде, то о них нам лучше всех рассказала в своем «Блокадном дневнике» поэтесса Ольга Берггольц. Эта мужественная женщина, у которой репрессии отняли мужа и отца, мысли о сдаче города немцам не допускала. Достаточно почитать ее стихи.

А теперь – к делу. Что это значило в 1941-м и начале 1942-го года – сдать Ленинград? В первую очередь – это означало отдать на растерзание сотни тысяч евреев и членов ВКП(б), растворенных в массе трехмиллионного ленинградского населения. Этих людей нацисты уничтожили бы в первую очередь. Как показывает опыт Киева, отлов, а может быть, и казнь «унтерменшей» проводились бы на глазах у местного населения, с требованием его пассивного (а иногда и активного) участия. Даже если бы населению этому удалось выжить под пятой гитлеровцев и после намеченного Гитлером уничтожения города на Неве, кем стали бы прошедшие через такой опыт люди? В Киеве многие прошли через такой опыт – и нынешнее полунацистское прозябание этого некогда цветущего интеллектуального центра СССР частично объясняется событиями того самого 1941-го года. Поляки любят цитировать фразу своего последнего довоенного министра иностранных дел Юзефа Бека, сказанную им в ответ на упрек немца, что своим упорством в 1939-м году он обрекает многих поляков на смерть: «Зато мы сохраним честь».

Не дать уничтожить в родном городе огромную часть его населения по этническому и политическому принципам – это было делом чести ленинградцев. И они свою честь защитили. Не факт, что с потерей чести они смогли бы сохранить и жизнь: голод на самом деле свирепствовал и на территориях, контролировавшихся немцами. Просто о ленинградском голоде сообщали советские газеты, а о голоде в Тихвине и Псковской области – не сообщали, за отсутствием там корреспондентов. Гитлер, кстати, в своих директивах рекомендовал не оккупировать Питер, а именно заморить его голодом и добить артиллерийским огнем – чтобы разом и не тратиться на прокорм населения, и уничтожить ненавистный фюреру «построенный азиатами» европейский город в европейском ареале Балтики…

Аргументы сторонников сдачи (мол, сдавали же Киев, Львов, Вильнюс – и ничего, люди выжили) не выдерживают моральной критики. Как не выдерживают ее и оправдание нынешних бандеровских мучителей Донбасса тем фактом, что в изможденном осадой «вооруженных сил Украины» Славянске люди брали гуманитарную помощь в виде буханок хлеба из привезенных президентом Порошенко «победных грузовиков». Если бы немцы взяли Питер в начале 1942 года, наверняка нашлись бы в городе люди, которые и «гуманитарку» немецкую взяли бы, и об ужасах жизни при чекистах рассказали бы. Наверняка тогдашняя кинохроника рейха все это зафиксировала бы – как киевский канал News One с удовольствием снимал раздачу хлеба донбассцам господином Порошенко. Но это не оправдало бы блокаду и ее организаторов – немецких и финских военных преступников.

Кстати, вопрос о роли финских войск в блокаде Ленинграда и особенно в уничтожении конвоев, пытавшихся доставить продовольствие в 1942 году по Ладожскому озеру, - этот вопрос и в СССР, и в постсоветской России долго замалчивался. Вот что правда: очевидно, что фельдмаршал Карл-Густав Маннергейм действовал активно только в первые месяцы войны, отвоевывая потерянные в войну 1939-1940 гг. финские территории. Потом он фактически оказался штурмовать Ленинград, хотя финские войска пододвинулись к городу вплотную, а гитлеровский помощник Альфред Йодль специально ездил в Хельсинки уговаривать Маннергейма действовать активнее. С другой стороны, финны вошли в «интернациональную» флотилию, организованную немцами для блокады Питера со стороны Ладожского озера. Участвовали в той флотилии и итальянцы. Увы, Ленинград тогда пришла убивать почти вся Европа. И нам сегодня об этом не надо забывать – глядя на нынешний безбожный, агрессивный, запутавшийся в собственной лжи Евросоюз.