«Таёжный халифат»: опасны ли мигранты в Сибири?
Дмитрий Стешин
Спецкор «КП.ру»Дмитрий Стешин отправился в Тюмень и Сургут — разобраться, насколько верны слухи и страхи, что нефтегазовые регионы России подминают под себя приезжие.
Стратегические районы России — Ханты-Мансийский автономный округ и Тюменская область — давно уже стали кладовыми, заполняющими нефтью и газом треть бюджета страны.
Но в последние годы это еще и крупнейший транзитный коридор для переселенцев с Кавказа и мигрантов из Средней Азии, огромные национальные диаспоры и сумасшедшие «нефтяные» деньги. Бытовые конфликты на «национальной и религиозной почве».
Мой друг — «игиловец»
В нефтегазовом центре Родины оказалось настолько все «хорошо» с межнациональными отношениями и миграционными потоками, что мой визит в регион вызвал некий переполох.
За мной даже пустили наружку. Молодой человек с надвинутым на глаза капюшоном старательно пропускал меня вперед на всех пешеходных переходах, хотя я, не знающий города, двигался причудливым зигзагом.
В конце концов мы столкнулись с ним нос к носу — я перепутал улицу и повернул назад и тут же повстречал старого знакомого. Он сделал вид, что происходящее — лишь случайность, досадное стечение обстоятельств.
В регионе деньги явно имелись. Деньги были даже у старших научных сотрудников Института проблем освоения Севера. Максим Черепанов вкушал какую-то фьюжн-кухню и мягко, но настойчиво «успокаивал» меня:
— Визуально мигрантов стало больше в последнее время, с 2005 года их число стало резко расти. Мы пару лет назад проводили исследования, и вот что выяснилось — напряженное, негативное отношение к мигрантам в основном у тех, кто очень редко сталкивается с ними в повседневной жизни.
Это утверждение звучало абсурдно, но сбить Максима с выбранной линии было невозможно. Радикальные течения в исламе тоже не вызывали у эксперта никакого беспокойства. И только когда я выключил диктофон, мой собеседник выдал самое интересное:
— Вообще в ИГИЛ* от нас уезжают, конечно. У меня друг уехал, Магомед, мы с ним спортом занимались. Уехал, потом вернулся и опять отправился в Сирию. Его застрелили при переходе границы.
Следом за экспертом ко мне за столик подсел студент-политолог Анвар Шамсуддинов, мой давний читатель — уговорил встретиться и попить кофе, сразив меня фразой: «Вы просто не представляете, как к нам редко приезжают гости!» Словосочетание «Тюменский халифат» его развеселило:
— У меня дома халифат. Папа у меня шиит, мама — суннитка. А меня родители иногда «игиловцем» называют, в сердцах. Вообще эта тема модная, конечно.
Приезжает учиться пацан из горного аула или из Средней Азии, среда чужая, надо как-то себя проявить. По рождению мусульманин — значит, через ислам проще всего. Подниматься через учебу или олимпиады — долго и тошно. А так — ходишь с четками, огрызаешься на всех «неверных». Уважают и боятся.
— У тебя-то в ИГИЛ уезжали знакомые?
— Нет. Есть один дурачок, он все собирается уехать. Уже ИГИЛ-то не стало!
Я объясняю собеседнику, что в конце лета квазигосударство ИГИЛ, предчувствуя свой скорый конец в Сирии, огласило фетву «о новой тактике — борьбе с опорой на местные джамааты в Дар аль-харб» («землях войны». — прим. авт.).
То есть не ехать в Сирию, Ирак, а устраивать теракты там, где живешь. Методики программирования людей отточены подобно дамасским клинкам, и самое последнее дело — придерживаться привычных линий поведения: «все хорошо» и «само рассосется».
Радикальная синтетика
Не я первый заметил, что в обществе, где отсутствуют жесткие национальные или региональные нормы поведения, быстро заводится радикальный ислам — для него это идеальная питательная среда.
А если в эту среду постоянно вливаются миграционные потоки, состоящие на 90% из мусульман… То рано или поздно возникнет идея халифата и появятся люди, готовые ее реализовать. В первую очередь через раскачку межнациональных и межрелигиозных конфликтов.
В Тюменской области и Ханты-Мансийском округе совпало множество факторов, благодаря которым и появилось вот это дикое выражение «Тюменский халифат». Проблема оказалась синтетической, многосоставной, стоящей на прочном историческом фундаменте.
В воскресный день шикарный офис крупнейшей нефтедобывающей компании России пуст и тих. Я попиваю чаек с бывшим генералом КГБ и историком, консультировавшим фильм «Адмиралъ», писателем и краеведом Александром Петрушиным:
— Здесь все всегда были приезжими. А ислам был на этих землях многие сотни лет. Когда Ермак завоевывал эти территории, здесь были сибирские татары и остатки Золотой Орды.
Тюмень оказалась первым русским городом за Уралом, ей сейчас 431 год. За Ермаком сюда пришло купечество, потом потоки ссыльных — пленные шведы, декабристы, петрашевцы, и Достоевский тоже отметился.
Потом началась аграрная реформа Столыпина, поехали переселенцы-малоземельцы. Мои предки также пришли сюда. Тяжело им было, новорожденных в мох заворачивали, но выжили. После Первой мировой здесь десять тысяч пленных оказались.
Тридцатые годы — спецпереселенцы. В 1964 году началась разработка нефти — и новое заселение региона. Союзные республики взяли шефство над городами. Все это постоянно напоминало «плавильный котел наций» по образцу американского…
Мне лично вот эта калька с английского «плавильный котел наций» кажется дурацким и даже вредным выражением. Его суют во все дискуссии, когда не хватает других аргументов в пользу бесконечной толерантности.
И совершенно забывают, что котел — не мультиварка. Если в котле что-то варят, то следят за уровнем воды и давлением — приоткрывая крышку, регулируя силу огня.
И когда нужно — сами изобретатели «плавильных котлов» рассаживают всех японцев по концлагерям или загоняют китайцев в Чайна-тауны, и там, в этих таунах, еще и устраивают профилактические погромы…
Приезжие и процветание
В день моего приезда в Тюмень три гражданина Узбекистана попросили у жителя Тюмени закурить и побили. Узбеков быстро отловили, они оказались безработными и неучтенными мигрантами — таких здесь многие тысячи. Можно ли считать случившееся «межэтническим конфликтом»? Вопрос риторический.
В последние годы в России в каждом субъекте появились «комитеты по делам национальностей». Функции у них представительские, отчасти декоративные. Общение с «комитетчиками» — пустая трата времени, я так считал раньше, но в этот раз ошибся.
В Тюмени тоже все шло по накатанной колее. Я начал задремывать под монотонный рассказ председателя комитета Евгения Воробьева о мероприятии «Мост дружбы»…
Выбираясь из липких оков сна, чисто на автомате спросил Евгения Михайловича, какие у комитета, если они общественники, есть меры воздействия на глав национальных диаспор? И неожиданно получил внятный и толковый ответ:
— Во-первых, они граждане РФ. Они социализированы, они имеют статусы и бизнесы. Это серьезные крючки, — Евгений Михайлович помолчал минутку, разглядывая меня оценивающе, и вдруг тихо, но внятно сказал:
— Важно еще и не продаться никому. Я так считаю. Я же знаю, как это бывает — десять лет был главой Тобольска. Стоит лишь один раз продаться хоть чечену, хоть ингушу — все!
— Я в Кондопоге видел, как бывает… И чем заканчивается.
— А если ты держишь его на расстоянии и при этом взаимодействуешь…
И разговор у нас пошел совсем в другом русле. Оказывается, Евгений Воробьев несколько лет работал в местном департаменте занятости, но не задержался там, конечно:
— Я посмотрел, как мы относимся к квотам на рабочих-мигрантов и понял, что нас капитально надували.
— ???
— Подает заявку строительная организация. Будет строить дом. Смотрю, какая заложена зарплата и стоимость квадратного метра. Минус налоги. Говорю начальнику строительного управления: «Дорогой мой, у тебя в Тюмени не должен стоить квадратный метр 40 тысяч». Он: «А сколько?» Я: «25 тысяч, максимум. Знаешь почему? Потому что ты людям платишь пять тысяч, восемь тысяч…» Он — мне: «Это гастарбайтеры, им нормально и так!» Я уперся: «Плати людям нормальную зарплату, 40–50 тысяч, и мы найдем тебе в Тюмени на эти деньги рабочих!»
Это же все видно, когда подается заявка в службу занятости! Что бы там ни рассказывали про нехватку рук на стройках. Дальше.
Энергетическая компания подает заявку на приглашение из Германии специалистов на зарплату 50 тысяч рублей. Я поражаюсь, спрашиваю его: «Где ты в Германии нашел специалиста на такую зарплату?».
Глава тюменского комитета по делам национальностей Евгений Воробьев считает, что главное для любого чиновника — не продаться приезжему дельцу.
Следующая фирма — отделочники из Турции, зарплата 18 тысяч. Меня смех разобрал, я же работал в строительстве столько лет. Говорю ему: «Где ты нашел турка, который приедет в Сибирь за 18 тысяч рублей, это же только на еду!»
Я боялся прервать этот монолог, потому что, пожалуй, впервые мне честно, изнутри и от лица чиновника, рассказывали, как работает система по завозу мигрантов. Евгений Михайлович перевел дух и продолжил с тем же напором:
— Вот он пишет мне в заявке 300 человек из Азербайджана. Я его спрашиваю: «Зачем тебе 300 азербайджанцев, у нас тут что, азербайджанское предприятие? Для чего они нужны тебе по квоте, ты с ума сошел?
Мы что, не найдем тебе человека, работающего на электрокаре, зачем его везти из Азербайджана?» Когда внимательно смотришь такие заявки — все понимаешь.
— Что понимаешь?
— Понимаешь, что, если платишь человеку нормальную зарплату, на нее придет местный. Очередь из местных будет! У меня у кума строительная фирма, так каменщик у него получает 80–90 тысяч.
И квартиру через пять лет купил по себестоимости, а парню тридцати годов нету. Там династиями работают! Зачем мы эти сказки от бизнеса слушаем и в них верим?
ТОЛЬКО ФАКТЫНевеселая арифметика
Как показало расследование директора некоммерческого Фонда исследования проблем демократии Максима Григорьева, при внимательном рассмотрении выгоды от миграции получаются сомнительные.
— В 2016 году мигранты, работающие в России, купили трудовых патентов на 38 миллиардов рублей. Это хорошая цифра. Потому что это доход нашего государства от трудовой миграции.
Но дальше идут цифры не очень хорошие — расходы.
— Исторически миграционная среда криминализирована. Только в 2017 году в российских тюрьмах отбывали наказания 29 397 мигрантов. Содержание одного заключенного в год обходится в 469 тысяч рублей. Итого: 14 миллиардов рублей.
— В прошлом году из России депортировали 55 160 нелегальных мигрантов. Эта процедура обошлась бюджету в 3 миллиарда рублей.
— Содержание одного миграционного центра с мигрантами, подлежащими депортации, обходится в среднем в 200 миллионов рублей. В России таких центров 80, итого 16 миллиардов рублей в год.
— К примеру, в 2013 году Россия оказалась на первом месте в мире по объему вывезенных мигрантами средств — 20 миллиардов долларов! Это деньги, потерянные для нашей экономики.
— Кроме того, не учитываются затраты на обучение детей мигрантов (только в Москве 25 тысяч школьников, приехавшие из ближнего зарубежья, — 3 миллиарда рублей стоит их обучение), затраты на медпомощь — рожать в Москве бесплатно, это модно в Средней Азии.
Также врачи обязаны бесплатно госпитализировать любого мигранта без полиса сроком на три дня. Износ инфраструктуры — городской и транспортной, ущерб, связанный с криминалом, торговлей контрафактным товаром, демпингом на рынке труда, и многое другое…