Монферран — секрет успеха. Как выиграть тендер на Исаакиевский собор
Знаменитый архитектор, создавший (или, вернее, перестроивший) Исаакиевский собор, был превосходным рисовальщиком и мастером самопиара. Однако оригинальностью решений не отличался никогда.
235 лет назад, 23 января 1786 года, в парижском пригороде Шайо родился Анри Луи Огюст Рикар. Мария Франсуаза Луиза Фистиони, его мать, была дочерью предпринимателя. Бенуа Рикар, отец, служил в Лионской академии верховой езды. Однако их сын пошёл по стопам деда с отцовской стороны: Лижье Рикар был строителем. Впрочем, деда он превзошёл по всем статьям, прославившись как архитектор знаменитого Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. Да, это Огюст Монферран.
Считается, что мать прибавила к вопиюще простой фамилии своего сына приставку — де Монферран, — чтобы придать ей дворянский лоск. На самом деле баловаться такими штучками во Франции периода революции и террора было бы как минимум неосмотрительно. Скорее всего, это была дань памяти семейства Рикаров, которые поколениями были связаны с городком Монферран.
Впрочем, изначально карьера Монферрана шла параллельными путями. В 1806 г. он поступил в парижскую Императорскую школу архитектуры, продолжая дело своего деда на более высоком уровне. Однако почти сразу же был призван в наполеоновскую армию. И, будучи прекрасным кавалеристом, получил назначение в 9-й конно-егерский полк, который в числе прочих усмирял непокорную Италию. То есть фактически продолжал дело отца, кавалериста и берейтора.
Что было для него более важным в тот момент, можно предположить по его воинским документам: «Рост 1 м 65 см, лицо овальное, лоб высокий, глаза голубые, нос курносый, рот средний, подбородок круглый, волосы и брови светлые... прибыл 29 февраля 1808 года, дезертировал 31 мая 1808 года, возвратился 26 июня 1808 года...» Пусть крепкое слово «дезертировал» не смущает. По мнению французских исследователей, так в полку назвали его временную отлучку, вызванную ранением в бедро и в голову. Дескать, Монферран, увлечённый архитектурными красотами Италии, решил не сразу догонять свой отряд, а немного погулять и порисовать. Надо сказать, что впоследствии итальянские впечатления ему очень и очень пригодились в России.
Но до поездки в Россию было ещё довольно далеко. Другое дело, что спустя несколько лет Россия сама надвигалась на Европу, Францию и лично Монферрана, который по мере сил этому противостоял. Свой Орден Почётного легиона наш герой получил за бой при Ханау на Майне, который состоялся в конце октября 1813 года. Наполеон, разбитый в Битве народов при Лейпциге союзным русско-прусско-австрийским войском, отступал во Францию. Путь через Майн и Рейн ему преградил австро-баварский корпус при участии казаков Чернышёва. Но Наполеон показал, что его гвардия, в частности Первый отряд Первого Почётного полка, где служил Монферран, ещё чего-то стоит. Он пробился к переправе и ушёл во Францию.
Орден Монферран получил из рук маршала Луи Александра Бертье, наградой заслуженно гордился, а к Наполеону до конца дней сохранял самые тёплые чувства: на его столе всегда стоял бюст императора.
В справочниках и энциклопедиях говорится: «Военная служба дала ему жизненный опыт, умение находить выход из сложных ситуаций». Святая правда! Именно «умению находить выход из сложных ситуаций», а попросту говоря, умению выкручиваться, Монферран и обязан неожиданным взлётом своей карьеры.
На этот раз — карьеры архитектора, поскольку военным после серии поражений и вступления русских войск в Париж не светило вообще ничего. А вот Монферран сумел угодить победителю. Взяв свои учебные проекты, он наскоро их перелицевал, руководствуясь простым намерением понравиться победителю: русскому императору, который на тот момент был самым влиятельным лицом в Европе. И всего через месяц после входа русских в Париж он сумел вручить свой труд адресату. «Разные архитектурные проекты, представленные и посвящённые Его Величеству Императору Всероссийскому Александру I Августом Монферраном, членом французской Академии архитектуры. Париж. Апрель 1814 г.».
Этот альбом, хранящийся в Эрмитаже, характеризует Монферрана как блестящего рисовальщика и практически беспомощного архитектора. Ни один из восьми представленных проектов не блещет оригинальностью. Но качество рисунка и подчёркнутая готовность услужить потенциальному заказчику подкупали. Одно дело — бюст Наполеона на рабочем столе. Это для сердца и для души. А для денег и славы — статуя Александра I в одеянии римского императора. И ещё — конная статуя Александра-триумфатора. А чтобы заказчик совсем уж растаял — проект триумфальной арки, прославляющей славу русского оружия в наполеоновских войнах, с надписью: «Храброму российскому воинству».
Альбом был благосклонно принят. Имя амбициозного архитектора запомнили. Но пока толку от того было мало. Требовалось бросить всё, приехать в Россию, растолкать локтями всех конкурентов и сорвать банк.
Говорят, снаряд не попадает дважды в одну воронку. В случае с Монферраном это правило не сработало. Ему удалось в Санкт-Петербурге провернуть тот же номер, что и в Париже.
Вот как об этом вспоминает в своих «Записках» Филипп Вигель, служивший в Комитете для строений и гидравлических работ в Санкт-Петербурге под началом архитектора и инженера Августина Бетанкура: «На словах государь просил Бетанкура поручить кому-нибудь составить проект перестройки Исаакиевского собора так, чтобы, дать вид более великолепный и благообразный сему великому памятнику. Бетанкуру пришло в голову для пробы занять этим Монферрана, выдав ему план церкви и все архитектурные книги из институтской библиотечки. Что же он сделал? Выбирая все лучшее, усердно принялся списывать находящиеся в них изображения храмов, приноравливая их к величине и пропорциям нашего Исаакиевского собора.
Бетанкур представил государю монферрановский альбом, прося один из рисунков удостоить своим выбором. Государь на время оставил у себя альбом.
На другой день Бетанкур с каким-то таинственным видом позвал меня к себе в кабинет и наедине вполголоса сказал мне:
— Напишите указ придворной конторе об определении Монферрана императорским архитектором с тремя тысячами рублей ассигнациями жалованья из сумм кабинета.
Я изумился и не мог удержаться, чтобы не сказать:
— Да какой же он архитектор? Он от роду ничего не строил, и вы сами едва признаете его чертёжником.
— Ну, ну, — отвечал он, — пожалуйста, помолчите о том и напишите только указ».
Строительство Исаакиевского собора затянулось на сорок лет.