Стагнация России: «Ощущение трясины не отпускает»
Россия уже второе десятилетие находится в состоянии стагнации. Об этом говорят цифры: динамика общих объемов производства колеблется в интервале от +2% до -2%, доходы большинства не растут, социальное неравенство сохраняется на уровне в два раза выше, чем в Западной Европе, которую мы постоянно хулим за неразрешенность социальных противоречий, с технологическими прорывами тоже как-то не очень… Фото: Алексей Меринов
Ощущение засасывающей трясины не отпускает. И дело здесь не в вирусе: очередной кризис у нас (да и в мире) начался еще до ковида. Вирус скорее, наоборот, заставил людей, запертых в своих квартирах, теряющих работу и возможность общения, задуматься о том, что же происходит с нами, со страной, с миром. Куда идем? Ради чего живем?
Ответ в большинстве случаев будет печальным: нам не до высоких материй — нам бы работу сохранить, деньги на лекарства найти… Для справки: пакет лекарств от ковида, если достанете, стоит порядка 20 000 рублей на человека, плюс витамины, плюс качественное питание, иначе не вылечишься или осложнения замучают… И где взять эти деньги чуть не половине населения России, получающей 20–30 тыс. рублей в месяц или пособие по безработице в 12 тысяч, если болеют всей семьей? Тут не до поиска смысла жизни — тут бы саму жизнь сохранить…
Я с этим и соглашусь, и не соглашусь.
Соглашусь, поскольку ситуация в стране, которая все больше отстает от находящихся в кризисном положении США и ЕС, действительно тяжелая, и большинство населения просто выживает. Мы сохраняем неравенство на уровне в два раза выше, чем в Европе, даже в условиях ковида большая часть отечественных миллиардеров становится еще богаче, на нужды населения (в процентах от валового внутреннего продукта) российские власти средств выделяют меньше, чем уже упомянутые «антинародные» власти США и ЕС. Я уж не говорю о Китае, где вообще нет экономического спада даже в условиях вируса и второй волны пандемии нет, и дай бог, чтобы не было.
И не соглашусь, потому что и в этой ситуации есть те, кто живет, действует, совершает поступки, и это в большинстве случаев отнюдь не миллионеры или большие шишки. Это медики, которые уже год, рискуя жизнью, работают в большинстве своем не за страх, а за совесть. Это волонтеры, которых в тяжких условиях локдаунов и карантинов стало больше. Это те, кто всерьез задумывается о необходимости перемен и делает что-то для того, чтобы они вели к лучшему, а не обернулись переходом от стагнации к кризису. И не только экономическому.
Вот только вопрос: а что такое — это «лучше»?
Экономисты в большинстве своем не любят слова «прогресс», «гуманизм», «справедливость». Они, на их взгляд, слишком абстрактны, их нельзя посчитать, они плохо сопрягаются с рыночной эффективностью… Автор этого текста по профессии экономист. И убежден, что экономика — это средство для общественного прогресса, развития человека, продвижения к социальной справедливости. И что это не пустые слова, а вполне конкретные цели, которые может и должно реализовывать руководство страны, в Конституции которой написано, что Российская Федерация — социальное государство. Более того, у этих кажущихся абстракциями понятий есть вполне конкретное, понятное любому гражданину содержание. И даже количественное измерение. О некоторых из таких цифр я хотел бы напомнить.
Начнем с социальной справедливости. Она принципиально отлична от уравниловки. Это такая мера неравенства, которая не допускает нищеты, стимулирует качественный труд и творческий потенциал, принуждает не зарываться и делиться тех, кто присваивает прибыль и ренты.
Конкретизирую. Различие между 10% самых бедных и самых богатых — не более 7–8 раз (к сведению: в Скандинавии — меньше 7, в большинстве стран Западной Европы — 7–8, в США — 13, в РФ — 16). Минимальная заработная плата, пенсии и пособие по безработице — на уровне 50% от средней (опять же скандинавский стандарт), а не 25–30% как в РФ. Подоходный налог на самых богатых — 40–50% (в Скандинавии — 55%, в большинстве стран Западной Европы — 45–50%, в США в последние десятилетия — 35–40%, а в РФ — 15%), налог на самых бедных — 0% (в РФ — 13%). И это никакой не социализм, а всего лишь социальная модель капитализма. И она работает — обеспечивая и технологический прогресс (скандинавские страны занимают места в первой десятке по рейтингу инновационной экономики), и высокие результаты в человеческом развитии (опять же первая десятка стран мира), и возможное в рамках капиталистической системы продвижение в направлении социальной справедливости.
Речь идет и о том, что мы почти забыли: об уважении к труду и человеку труда — не к брокеру, блогеру, шоумену, а к рабочему, инженеру, учителю, поэту, медику, ученому, программисту, работающему в науке и образовании, а не только в банке. В условиях существующей системы это уважение в полной мере обеспечить невозможно: рынок и капитал делают критерием успеха деньги. Государственный (а то и вообще феодальный) капитализм добавляет к этому еще и место во властной иерархии.
Но ограничить рынок, капитал и бюрократию можно даже в условиях существующей системы. Только несколько цифр. Министр финансов Норвегии получает доход (после вычета налогов), лишь в 3 раза превышающий средний доход школьного учителя. Топ-менеджеры эффективных коллективных предприятий в Европе получают в 5–10 (а не в 100–1000, как у нас) раз больше средней зарплаты на своих предприятиях — и успешно ими управляют.
И это опыт не только Европы, но и социально ориентированных государств Латинской Америки, уровень развития которых такой же или даже ниже, чем у нашей страны, которая имеет богатейшие природные ресурсы и все еще сохраняет позитивное наследие СССР в области науки, образования и некоторых технологий.
Но не только в справедливости проблема. Проблема в том, чтобы экономическое развитие было ориентировано на человека, а не на количественный рост валовых показателей. Увеличивать ВВП ведь можно за счет чего угодно: продали больше нефти и леса — вырос ВВП. Создали побольше финансовых и торговых посредников — увеличили ВВП. Завезли мигрантов для тяжелой работы вместо того, чтобы развивать «умное производство», — увеличили ВВП.
А можно по-другому. Можно создавать высокотехнологичные рабочие места (нам когда-то обещали таковых 25 млн, да так и «забыли» отчитаться об исполнении этого решения). Можно обеспечивать приоритетное развитие здравоохранения, образования, науки (а у нас доля расходов на эти цели в федеральном бюджете ниже, чем в большинстве стран Европы).
Можно для обеспечения развития использовать методы стратегического планирования, позволяющие, во-первых, сформулировать единую систему целей, а не набор благопожеланий, как сейчас; во-вторых, задействовать систему средств и методов их достижения, включая активную промышленную политику в частном секторе и прямые директивные (я не боюсь этого слова) методы в государственном; в-третьих, сконцентрировать имеющиеся ресурсы в ключевых сферах, используя для этого и рентные доходы, и «кубышку». Наконец, утвердить этот план как закон и определить конкретных лиц, несущих персональную ответственность за его выполнение.
Можно существенно реформировать «правила игры» в экономике, убрав бездну феодально-бюрократических институтов («вассалитет», «ручное управление», коррупцию), обеспечив прозрачность и подконтрольность обществу деятельности и государства, и бизнеса, но при этом не впадая в утопии «свободного рынка» и априорной «эффективности» частной собственности, а регулируя рынок, вводя социальные рамки деятельности капитала, социализируя экономику.
Можно — и должно! Но невыгодно тем, у кого в руках сосредоточена основная экономико-политическая власть, ибо и права собственности, и доходы, и влияние в этом случае будут пусть частично, но все же перераспределены от магнатов и бюрократов к трудящимся. И это все еще будет капитализм. Только не олигархически-бюрократический, с феодальным оформлением, а социально ограниченный и регулируемый.
С точки зрения автора, это не идеал, но некоторый шаг в его направлении. Шаг тем более полезный, что позволит стране и ее трудящемуся большинству начать развиваться, выползая из болота стагнации и медленно, но неуклонно очищаться от налипшей на всех нас грязи.