Активист "Антимайдана" рассказал, как пять лет выживал в плену СБУ

Простой украинец в 2008 году высказал мнение о том, что ждет Незалежную, если она не прекратит заигрывать с Западом и не оставит русофобскую риторику. Еще тогда он утверждал: это будет война, потеря территорий, гонения на русскоговорящую часть населения. Тогда он не подозревал, что все это напрямую коснется его лично. Игорь Джадан, один из активистов харьковского "Антимайдана", возникшего на следующий день после государственного переворота в Киеве, был арестован, побывал в застенках СБУ, более четырех лет отсидел в следственном изоляторе в Харькове, был обменян на захваченных в плен солдат украинской армии. В интервью корреспонденту "ПолитЭксперта" подробно рассказал, что ему пришлось пережить в застенках СБУ и как удалось спастись после многолетнего плена. ПЭ: Игорь, расскажите о вашей деятельности на "Антимайдане" и как сложилась судьба в дальнейшем. Я хотел бы заглянуть во время, предшествующее этим событиям, тогда станет понятно, как я попал на "Антимайдан". Еще в 2004-2005 годах, когда состоялась так называемая "оранжевая революция", я уже понимал, что ничего хорошего она не принесет. Причем выступал публично: печатал "контрреволюционные" статьи, которые публиковались в российских изданиях. Я считал и продолжаю считать, что власть должна сменяться законным путем, а не в результате переворотов. Начали поступать угрозы в мой адрес, чтобы не подвергать себя и семью опасности, вынужден был уехать в Россию. В Москве, будучи в политэмиграции, выступал против русофобского правительства Ющенко. Весной 2008 года появилась моя статья в "Русском журнале", вызвавшая большой резонанс. В ней были подробно изложены возможные сценарии развития событий на Украине. Действительно, я предсказал, что если украинское правительство продолжит возрождать национализм, то будет утеряна часть территории, в частности Крым и русскоговорящие регионы. И произойдет это в ближайшие пять лет. Когда к власти пришел Янукович, посчитав, что ситуация радикально изменилась и мои предсказания потеряли актуальность, я вернулся на родину и пошел работать по специальности — врачом в поликлинике. Но опять произошел переворот. На следующий день после незаконного захвата власти в Киеве народ начал собираться на центральной площади возле памятника Ленину. Подъехавшие с Западной Украины националисты пытались его свалить, но люди не дали. Это сопротивление нацистам, начавшееся 23 февраля 2014 года, в западных СМИ было названо "пророссийской атакой на молодую демократию". На самом деле оно явилось народным противостоянием силам, совершившим государственный переворот, именно это движение можно считать началом "Антимайдана". Возле памятника митинговали десять дней, выступали за автономию области и дружбу с Россией. Начались мелкие стычки с националистами, я предложил организаторам свои услуги как медик, так я стал врачом на общественных началах харьковского "Антимайдана". Вскоре местным правосекам подвезли подкрепление из Киева, они захватили здание областной администрации, но первого марта мы его отбили и передали под охрану местным органам правопорядка. К сожалению, власть в государственных структурах Харькова опять начали захватывать ставленники киевской хунты. Жители города не могли с этим мириться, и шестого апреля множество невооруженных людей вновь пошли на штурм здания, сданного милицией радикалам. После долгих переговоров власть уступила, и седьмого апреля силовики покинули здание. Внутри остались только наблюдатели со стороны власти, следившие за поведением демонстрантов внутри администрации. В здании обосновался штаб защитников Харькова, там же организовали и медпункт. Некоторое время здание администрации охраняли совместно с милицией. Утром восьмого апреля, вопреки договоренностям с законной властью, Киев прислал из Винницы подразделение "Ягуар". Мы поняли, что местные чиновники пошли на поводу у антиконституционной власти и нас предали, а мы, безоружные, не в состоянии оказать серьезное сопротивление. Дополнили рассказ доктора соратники "Антимайдана". На представленной ниже фотографии Сергей Гузь, Игорь Джадан, Сергей Комраз — слева направо. Сергей Гузь: Я в это время был внутри здания администрации. Были попытки провокаций с поджогами, которые мы ликвидировали, подвезли на площадь десяток ящиков водки, чтобы спровоцировать пьянку, частично это удалось. Кто-то отдал приказ баррикадироваться шинами. Уже после всех этих событий дошел слух, что нас хотели поджечь, то есть одесская ситуация должна была быть отработана на нас. Обстановка накалялась. Восьмого апреля в четыре часа утра нам сообщили, что прибыли подразделения, получившие приказ стрелять на поражение. В здании оставалось 60 человек харьковчан, плюс десять ребят, которые прибыли к нам на помощь из Запорожья. Накануне вечером министр внутренних дел Аваков сделал заявление, что в здании Харьковской областной администрации был "страшный бой", арестованы сотни террористов, найдено огромное количество оружия. Это было чистым вымыслом. Должен сказать, что, по моим наблюдениям, в наши ряды были засланы десятки провокаторов. Игорь Джадан: Что касается поджогов, то с ними справились сами, даже ловили поджигателей и сдавали их милиции, которая была в здании. А вот две пожарные машины, стоящие неподалеку, в этом участия не принимали. Но вернемся к заявлению Авакова. Его срочно надо было опровергнуть, поэтому в течение нескольких минут написали обращение, я его зачитал и выложил в интернет. Источник видео: youtube.com - Союз граждан России и Украины Я объяснил находившимся в здании, что вряд ли по нам будут стрелять — не та политическая обстановка. Так и произошло. Утром в здание ворвались прибывшие на двух автобусах вооруженные силовики, и нас арестовали. Правда, женщин выпустили, а 65 мужчин развезли по райотделам, где были составлены акты об административном правонарушении — "незаконное пребывание в административном здании в неурочное время". Получается, что хунта, захватившая власть в Киеве, сделала это вполне "законно", а мы, протестовавшие против этого, оказались виноватыми. Сергей Гузь: Когда дела передали в суд и началась расправа, возле здания собралось около тысячи человек, были призывы отбить наших товарищей, сил вполне бы хватило. Я тоже был за это, но организаторы отговаривали, убеждая, что мы не должны уподобляться киевским "майданутым". Надо отметить, что руководство милиции было на нашей стороне. А полковников власть успела купить, срочно присвоив им звания генералов. Обидно, что Россия тогда не подключилась. Могли хотя бы сделать какое-нибудь политическое заявление или помочь деньгами. Мы ведь находились на "Антимайдане" не один день, и что-то есть надо было не только нам, но и нашим семьям. Ладно, протестующим приносили продукты харьковчане, а наши близкие перебивались как могли. Пока мы стояли на "Антимайдане" в Харькове, в Луганске успели захватить СБУ и вооружиться, так что мы послужили своеобразным буфером, который позволил образоваться ЛНР. Игорь Джадан: На суде огласили, что нас можно выпустить под залог. Несколько дней меня продержали в следственном изоляторе. Родственники, друзья, коллеги собрали назначенные 97 тысяч гривен, и я получил свободу. За кого-то запрашивали и 350 тысяч. Деньги на залог приносили и простые люди, и представители харьковской диаспоры, и одесситы, и жители других городов. Немалые средства вложил лично Олег Царев, в то время еще представитель "Партии регионов". Я продолжал ходить на суды, но обвинительного заключения все не было — не к чему придраться, даже несмотря на попытки подтасовать некоторые факты. Сначала вменяли в вину за административное правонарушение, затем по указанию Киева переквалифицировали действия как "участие в массовых беспорядках". Трех лидеров "Антимайдана" — Сергея Юдаева, Егора Логвинова и Спартака Головачева — обвиняли в организации "бесчинств", остальные шли как участники. Автор фото: Наталья Лапина Автор фото: Наталья Лапина Автор фото: Наталья Лапина Автор фото: Наталья Лапина Автор фото: Наталья Лапина Посещая суды, я продолжал работать врачом. От своих взглядов не отказался — поддерживал Донбасс. Участвовал в сборе медикаментов, одежды, продуктов, консультировал по поводу лекарств. До самого падения Славянска ежедневно с центральной площади Харькова в Донбасс отправлялась машина с гуманитарной помощью. К зиме стало ясно, что Донбасс победить невозможно, и харьковские органы начали нас поджимать, хотя до самого Нового года еще была жива надежда на мирное урегулирование. В феврале 2015 года российские журналисты попросили меня осветить к годовщине "Русской весны" ситуацию в Незалежной. Их интересовало, что будет с Украиной, останется ли Порошенко у власти. Я написал, что останется, поскольку альтернативы ему нет, но он будет последним президентом унитарной Украины, если страна не превратится в федерацию. Через некоторое время после публикации моего мнения меня захватили трое неизвестных. На меня набросились и затащили в машину 29 апреля 2015 года. Выясняя, кто они, получил ответ, что "Правый сектор"1 (экстремистская организация, запрещена в России). Пригрозили пытками, если не признаюсь, что я сепаратист и террорист, привезли в какой-то подвал. Сказали, что это база "Правого сектора" (как потом выяснилось — подвал СБУ). Слышны были крики — кого-то избивали, начали бить и меня. Интересовались, почему не кричу. Потом потерял сознание. Затем повезли в больницу, оформили под чужим именем, положили в реанимацию, дали снотворное и подключили к ИВЛ. Ночью пришел в сознание и услышал, как за дверью мужской голос уговаривал двух медсестер, чтобы они меня убили, введя препарат, парализующий мускулатуру. Он их убеждал, что нет никакого риска, никто их не заподозрит — это лекарство разлагается без следа. Я знал, что в этой больнице реанимация находится на втором этаже, поэтому вытащил иглу, разорвал катетер, добрался до окна и выпрыгнул. К сожалению, далеко уйти не удалось, так как при падении сломал ногу и три поясничных позвонка, потерял сознание. Положили обратно, потом одна из медсестер попыталась ввести мне в вену воздух, но вторая, оттолкнув ее, меня буквально спасла. Я ей сказал, что она правильно сделала, отказавшись участвовать в убийстве, иначе бы она была следующей — эта контора свидетелей не оставляет. Утром опять услышал знакомый голос, который оправдывался по телефону за то, что ночью ничего не получилось. Затем в палату вошел мужчина с тросточкой и поинтересовался, что с моей ногой. Правда, больше я его не видел, а ко мне приставили охрану. Поинтересовался у них: "Я арестован или нет?". Сказали, что нет, но на требование вызвать моего адвоката ответили, что не положено. К тому времени я уже обзавелся своим защитником. Через несколько дней охранники предупредили, что вынуждены оставить меня одного, так как их куда-то вызывают. Примерно через час в палату вошли трое из СБУ (один был из тех, что меня захватывали) и начали, запугивая ножом, выспрашивать, что я собираюсь говорить на суде. Вообще они не производили впечатления серьезных работников органов — по поведению больше смахивали на шпану. Во время этих разговоров начали прикладывать к пальцам пластид — потом выяснилось, что домой мне подбросили целый арсенал оружия и там не хватало моих отпечатков. Три недели я пролежал под чужим именем и без связи с семьей. Но, поскольку когда-то я работал на скорой помощи, в больнице меня узнали и сообщили домой. Приехал брат, ему сказали, что завтра меня можно будет забрать. На следующий день, 21 мая 2015 года, то есть через три недели после похищения, доставили на допрос в СБУ и вручили официальное "Подозрение в совершении преступления". Вызвать моего адвоката отказались, назначили своего. Сергей Комраз: Пока Игорь лежал в больнице, был пущен слух, что он чуть ли не сам себя изуродовал и пробрался в больницу под чужим именем, введя себе лекарство, которое дало возможность прикинуться мертвым. Игорь Джадан: На суде, куда меня внесли на носилках, положив их перед судьей, огласили меру пресечения: содержание под стражей, несмотря на ходатайство адвоката о применении домашнего ареста. Хотя самостоятельно передвигаться я все еще не мог и полтора месяца пролежал в больнице следственного изолятора. Когда встал на костыли, отправили в общую камеру. За 4,5 года в СИЗО поменял 18 камер. ПЭ: А какой в этом был смысл? Сергей Комраз: По международным стандартам, перевод из камеры в камеру считается пыткой. Так же, как и нахождение в следственном изоляторе более двух лет без приговора суда. Ну а пробыть там 4,5 года без оглашения обвинения — ни в одной стране мира, кроме Украины, такое просто немыслимо. Игорь Джадан: Камеры были совершенно разные: от общих до тех, в которых содержатся заключенные пожизненно. Приходилось сидеть и в штрафном изоляторе, причем причины, по которым меня туда отправляли, были совершенно смехотворные — мне приписывали все, кроме распространения наркотиков. Нарушение режима, отказ от голосования, пользование телефоном, варка в камере браги и тому подобная чушь. В штрафном изоляторе правила построже: в 7:00 подъем и до 11:00 нельзя даже присесть, не то чтобы полежать. Нары сразу поднимаются и на замок пристегиваются к стенке. Питание еще хуже, чем в камере — практически хлеб и вода. Общение ни с кем невозможно, написать жалобу нельзя — нет бумаги и ручки. Существуют европейские нормы содержания под стражей, которые Украина ратифицировала, но никто о них не вспоминает. ПЭ: Вас в СИЗО избивали? Игорь Джадан: Нет, охранники сами не трогали, но были попытки натравить на меня заключенных. Не знаю, чем они их привлекали или запугивали, но таких я вычислял и проводил беседу. Объяснял, что если выполнишь заказ администрации СИЗО, то твои же друзья сочтут это сотрудничеством с начальством. Потом на зоне, когда все об этом узнают, тебе припомнят, да и здесь не пощадят. Если разъяснения не помогали, приходилось самому применять силу, но такое случалось нечасто. Среди заключенных я пользовался простым человеческим уважением — все знали, кто такой доктор и за что сидит. Да и доводилось делиться лекарствами, содержимым передач — мне-то помогали семья и коллеги. Иногда приходилось консультировать по правовым или медицинским вопросам. ПЭ: Кто больше поддерживал порядок в СИЗО: начальство или сами заключенные? Игорь Джадан: С нами в СИЗО сидел авторитет из уголовной среды, тот наводил порядок, следил, чтобы не было беспредела. Кстати, сами заключенные нередко выявляли провокаторов, тем потом крепко доставалось. Вообще, без взаимовыручки "сидельцев" невозможно было передать кому-то необходимые лекарства или еще что-то жизненно важное. У заключенных там нет никаких прав, начальство требует от них деньги за то, чтобы охранники их не "прессовали". К нам попадали иногда заключенные из России, те рассказывали, что украинская тюрьма значительно отличается от российской. У них правила есть не только для тех, кто отбывает срок, но и для тех, кто их охраняет. Возможно, и там не везде хорошо, но именно так отзывались о нескольких местах заключения. ПЭ: Кстати, как в СИЗО с медицинским обеспечением? Игорь Джадан: Вообще-то никак. Лекарства стараются не давать, даже переданные родственниками могут пролежать несколько дней, пока дойдут до адресата. У меня нарывал зуб, спасался только антибиотиками, полгода не мог добиться, чтобы попасть к стоматологу. Лишь после вмешательства представителя украинского омбудсмена зуб удалили. В медсанчасти СИЗО нет стоматолога, иногда приглашают со стороны. Руководит всей медициной жена одного из начальников СИЗО, поэтому жаловаться было бесполезно. Очень трудно приходится хроническим больным, а диабетикам там вообще выжить практически невозможно. Инсулин вовремя не колют, соответствующим питанием тоже не обеспечивают. Сергей Комраз: Я сердечник, но начальство просто запретило давать мне лекарства. ПЭ: Как раз хотел спросить о питании: как там кормят? Игорь Джадан: Питаться только тюремной пищей, это катастрофа — туберкулез гарантирован. Баланду есть невозможно, полусырая килька, перемешанная с кашей, просто жутко воняет. Мне показывал упомянутый уголовный авторитет официальную раскладку — сколько в сутки должны получать заключенные белков и жиров — ничего похожего в тюремном меню нет. Жиры отсутствуют вообще, даже подсолнечным маслом не заправляют. ПЭ: Расскажите, как вас обменяли, насколько быстро все произошло. Игорь Джадан: Вообще-то меня, Сергея Комраза и еще одну женщину менять не хотели. В СБУ составляли от моего имени поддельный отказ от обмена и ставили мою подпись. Затем этот документ шел в ЛНР и, если бы меня не выпустили под залог, так могло бы продолжаться до сих пор. Но в конце президентства Порошенко Верховный суд Украины отменил постановление, по которому политические осужденные лишались права выйти под залог. На очередном заседании суда, на которые меня периодически возили, но обвинение не предъявляли, зачитали постановление о замене меры пресечения — содержание под стражей на освобождение под залог, причем сумма оказалась минимальной. Сложилось впечатление, что харьковские судьи не очень хотели, чтобы их заподозрили в сотрудничестве с нацистской властью. В течение десяти дней родные и друзья собрали необходимые 167 тысяч гривен и 12 июля 2019 года меня отправили домой. Причем выпустили прямо из штрафного изолятора, в котором в очередной раз я оказался из-за отказа сотрудничать с администрацией СИЗО. С этого момента я был на свободе, хотя не имел права покидать город и обязан был являться на все суды. Почему "на все", потому что за мной тянулось и первое дело — участие в массовых беспорядках. За это время меня пытались обвинить в организации террористической деятельности, уничтожении памятника Украинской повстанческой армии, известной как УПА1, подрыве двух воинских частей и еще ряде инцидентов. Теперь, находясь на свободе, мне было проще связаться с омбудсменом ЛНР Ольгой Кобцевой, тогда и выяснилось, что СБУ за меня "отказывалось" от обмена. Узнав о подлоге, Кобцева попросила уточнить списки "отказников", среди которых увидела имя Сергея Комраза и знакомой женщины, которая якобы тоже "отказывалась" от обмена. Я вспомнил, что лично мне эти люди сообщали о готовности пойти на обмен. Так выяснилось — я не один такой. Позвонил по этому поводу Кобцевой, которая находилась в Минске в составе Минской группы, она попросила рассказать об этом представителю ОБСЕ, оказавшемуся рядом. В результате в ОБСЕ потребовали, чтобы подобные отказы официально фиксировались не в Харькове, а в Киеве в присутствии их представителя. Я, конечно, написал заявление на обмен, и позже он состоялся. Сергей Комраз: В то время я уже сидел на зоне и действительно два раза отказывался от обмена из-за опасения за свое здоровье. Когда отказы начали фиксировать в Киеве, повезли туда, предварительно спросив, согласен ли я подписать очередной отказ. Я пообещал это сделать, но, попав в кабинет представителя ОБСЕ, тут же написал заявление о согласии на обмен. Когда тот поинтересовался, почему я не сделал этого раньше, объяснил, что в Харькове эта процедура проходила в присутствии заместителя начальника — садиста, которого перевели с понижением в должность начальника зоны за издевательство над заключенными. Если бы я не подписал отказ, меня бы просто уничтожили и морально, и физически. Редакция выражает благодарность Игорю Джадану, Сергею Гузю и Сергею Комразу за откровенный рассказ о тех ужасах, которые происходят в украинских застенках и которые они пережили, найдя в себе силы остаться людьми. Читайте также: У "Милосердия" нет границ: как в Донбассе спасают ненужные Украине жизни Киев проиграл в инфовойне: как Донбасс "агитирует" Украину "Убить шахту — значит уничтожить весь город": как Киев пытался стереть память о Стаханове 1 Экстремистская организация, деятельность которой запрещена на территории Российской Федерации Хотите больше новостей по теме? Кликайте и подписывайтесь на наше издание в Яндексе.