Два букваря на всех. Как в военное детство Валентины Ломовой вплелась история родной школы

История школы в Новой Таволжанке началась 130 лет назад с семьи Боткиных. Подробную летопись этого старейшего учебного заведения Белгородской области, его учителей и учеников ведут с того самого 1885 года. Одной из самых страшных глав её стала Великая Отечественная война. Школа не работала два года и открылась только после освобождения села в 1943 году. Каким был первый учебный год, помнит Валентина Андреевна Ломова – тогда первоклассница Валя.***«22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, – записано в школьной летописи. – Целыми классами юноши-выпускники уходили на фронт. Уже 27 октября 1941 года в окрестностях Новой Таволжанки фашисты заняли высокий правый берег Северского Донца. Наши войска стояли за железной дорогой, в районе Шебекино. Основная часть села оказалась в нейтральной полосе. Занятия в школе прекратились».«Всю войну мы прожили в погребе, – рассказывает Валентина Андреевна. – Как начинается налёт, мы сразу через окно – и в погреб. Однажды дед сказал, что ему это надоело и он пойдёт в сарай. На пути туда ему снарядом голову оторвало. Когда налёт кончился, мы его во дворе и похоронили. Часто было, что снаряд падал, пробивал крышу, но не разрывался и лежал на кровати. Мы дырки в потолке заделывали, а снаряды выносили руками. Это было обычным делом.Война сильно разрушила село, всё было в окопах – мы потом по ним в школу ходили. У нас улица была, мы её Погорелка назвали – 12 домов сгорело, на нашей круче из трёх домов только наш уцелел».***«Фашисты часто переправлялись через реку, грабили мирных жителей, поджигали дома семей партизан. Люди гибли во время артиллерийских и миномётных обстрелов, враги поджигали трассирующими и зажигательными пулями соломенные крыши домов, дети гибли не только от пуль, но и от мин. Противостояние продолжалось до лета 1942 года. Во время летнего наступления гитлеровцев в 1942 году Новая Таволжанка была оккупирована. В здании школы расположилась немецкая воинская часть. Село находилось в оккупации более семи месяцев. Освобождение пришло только 9 февраля 1943 года».«Наша семья тогда: папа, мама, старший брат и дед. Отца на фронт не взяли, он туберкулёзник, но пошёл добровольцем. Через год вернулся с открытой формой туберкулёза и 11 августа 1943 года умер. Мы его тоже в палисаднике похоронили.В тот год в перерывах между боями мы посадили картошку и в августе пошли посмотреть, можно ли там чего выкопать. Мой брат Боря через несколько огородов на мину наскочил – спустя десять дней после смерти отца. Мы его рядом с отцом и похоронили. Боре было 13 лет, он меня хотел в школу вести, но в школу пошла я одна». ***«Главной задачей того времени для народного образования стало восстановление школы. Довоенный директор Зинаида Григорьевна Рамзова и учитель биологии Матрёна Тихоновна Косенко объединили усилия оставшихся учителей, учеников, родителей – всех, кто выжил и не ушёл на фронт. Школа восстанавливалась без выделения каких‑либо средств, ведь шла тяжёлая война. Здание помогали ремонтировать учителя и ученики, выбитые окна заложили кирпичом, только часть окон была застеклена, так как стекла было мало. Благодаря энтузиазму учителей и жителей села в октябре 1943 года занятия всё‑таки начались. За парты сели только 60 детей. Трудно начинался первый после освобождения учебный год.Не было учебников, учебных принадлежностей, школьной мебели. В 1943 году в первом классе было всего два букваря и уроки приходилось делать по этим двум учебникам: половина класса приходила к учительнице, а другая половина – к одному из учеников».«В школу тогда начинали ходить с восьми лет. В тот первый год учеников было мало, да и учителей. Всех детей школьного возраста собрали в один класс. Пришли мы – в классе столы деревянные, ни тетрадей, ни учебников – ничего нет! Дали нам досточки крашеные, чтобы мы мелом писали, а они такой краской чёрной покрашены, что мелом напишешь, а стереть – не стирается. Их выкинули. Потом выдали перья железные. Мы палочки сломали и к ним ниточкой привязали перья. Оно качается, а ты пальцем придерживаешь и пишешь. Чернила тоже сами делали. Рвали ягоды бузины, давили их, процеживали сок и наливали в пузырёк. Они, конечно, проливались в сумках, и у всех сумки были с пятнами. Тетрадей не было. Кто на газетах писал, кто на плакатах. Я нашла «Большую советскую энциклопедию» в отцовской библиотеке, листы вырвала и сшила тетрадь. Бумага там хорошая, буковки мелкие, и поверх писать мне было удобно.Зимой школа особо не топилась, была печка в конце коридора, электричества не было. Мы брали гильзы, мастерили из них коптилки керосиновые и при них уроки делали. Во втором классе стали нам тетради выдавать».***«Остро стоял кадровый вопрос. Вся тяжесть организации учебного процесса легла на плечи женщин, образовательный уровень педагогов был невысок. Большая часть работников имели законченное среднее педагогическое образование, высшее образование среди учителей имели единицы, а часть даже не имели полного среднего образования. Регулярные занятия начались только 1 сентября 1944 года. Был назначен новый директор Софья Лаврентьевна Бондарева, сформированы классы, воссоздан педагогический коллектив, школьное здание было отремонтировано. Учителей не хватало. Условия жизни и работы педагогов были обусловлены военной обстановкой. Учитель получал в магазине 400 г хлеба на себя и 300 г на иждивенца».«Мы своих учителей любили. Моя первая учительница – Анна Максимовна Бородина. Бывало, надо что‑то спросить, мы её окликали: «Мама!» Жаль её: мужа убили на войне, осталось двое детей маленьких. Сначала с бабкой они были, а потом и она умерла. Анна Максимовна с уроков бегала проверить, как они там сами.Сначала класс был маленький, а потом люди возвращались – получилось два класса». ***«В послевоенные годы в школах царила особая атмосфера. Не существовало проблем с дисциплиной, наблюдалась высокая работоспособность учеников. Старожилы рассказывают, что за пять минут перемены (такие короткие перемены были обусловлены многосменной работой школы) учащиеся успевали выучить наизусть стихотворение».«За 15 минут до уроков учитель физкультуры проводил общую зарядку. Праздники в школе тоже отмечали, на Новый год ёлку наряжали, а игрушки сами делали. В актовом зале нас собирали и на другие праздники – на день рождения Сталина, например. В 1948 году уже начал работать сахарный завод, и жизнь в селе сразу восстановилась. Был и клуб, и оркестр духовой – играл на медных блестящих трубах. Были маскарады, мы танцевали под баян. Спектакли ставили, хор был, мы в клубе выступали».***«Окрестности села и прилегающие поля были заминированы. Мины и неразорвавшиеся снаряды можно было найти и в самом селе. Шебекинский райвоенкомат призывал 14–15-летних мальчишек для учёбы на минёров и последующего участия в разминировании. Более 50 детей Новой Таволжанки пострадали во время боевых действий и во время разминирования в освобождённом селе. Осенью 1944 года юных минёров премировали, выдав каждому по паре резиновых галош и по два метра ткани на брюки».«Мальчишки – они и есть мальчишки. Мой брат собирал запальники от мин и снарядов, они такие красные, красивые. Хранил их на чердаке в отцовской шляпе, отец раз нашёл, наказал его как надо, но брат всё равно ходил. Мальчишкам интересно было разрядить снаряд и вытащить этот капсюль.Очень много подростков подорвались: то блиндаж найдут, то в огородах подорвутся. Когда моего брата разорвало, приятель был рядом, его землёй обдало. А на следующий день он пошёл в блиндаж с другом, их обоих убило.За рекой, там, где немцы стояли, в домах тоже было полно снарядов. В одно такое хранилище пошёл мой двоюродный брат с приятелем. Начали разбирать один снаряд, он взорвался, за ним стали взрываться остальные. Грохот стоял жуткий! Тётка после пошла смотреть: от Женьки только куски мяса на стенах остались. Страшное дело». ***«Жители отовсюду сносили в школу столы, стулья, скамейки, передавали на восстановление школ деньги, хотя они сами жили в тяжелейших условиях: не было одежды, обуви, продуктов питания. Многие вспоминают, как приходилось на время откладывать учебники и ждать, пока пройдёт головокружение от голода. От голодной смерти детей спасал так называемый приварок. Его готовили из козьего молока, которое разбавляли с водой и чуть посыпали солью. Но и такой напиток был роскошью».«В школе нас кормили. Прямо в класс похлёбку какую‑то приносили и кусочек хлеба. Я не помню, чтобы в этой похлёбке что‑то было, но мы ели. А в 1948 году, когда завод начал работать, нам давали кормовую патоку, а ещё пирожные из неё – большие чёрные, как шоколадные. Это было блаженство».***«В 1946 году в школе обучался 351 ученик, но 10-й класс окончили только восемь девушек и парень – Юрий Скляров. В 1943 году он, не доучившись, ушёл на фронт, а после войны приехал к родственникам в наше село, окончил школу с золотой медалью».«В 1946 году был страшный голод, все уезжали кто куда. Мы с мамой – в Грузию, к её приятельнице. Мама работала на току, ходили по зерну в резиновых сапогах, чтобы оно не прело. Домой приходила – полные сапоги зерна. Мы его высыпали и отправляли маминой сестре с детьми, которая осталась жить здесь, в нашем доме. Её мужа репрессировали и выслали в Красноярск, она с четырьмя детьми осталась.Русской школы в Грузии не было, поэтому через год мы вернулись и я снова пошла в 4-й класс».Школу Валентина Андреевна окончила в 1954 году. Отучилась в зоотехническом институте, вышла замуж и 35 лет проработала секретарём директора сахарного завода в Алексеевке, куда уехала с мужем.Ирина Дудка