Где-то возле Шатуры горит торф и вся Москва и Подмосковье - в синей пелене дыма
FLB: «Солнце даже не пробивается через неё... Опять день за днём по 35-36 градусов».
Что было в Кремле 8 августа: в 1972, 1982 и 1984 годах
Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
В АСТРАХАНИ КАНАЛИЗАЦИЯ РАЗЛАДИЛАСЬ. ХОЛЕРА РАЗРАСТАЕТСЯ
8 августа 1972 г. Опять день за днём по 35-36 градусов. Кроме того, где-то возле Шатуры горит торф и вся Москва (и Подмосковье) - в синей пелене дыма. Солнце даже не пробивается через неё... Впрочем, это может быть и лучше.
Шишлин вчера рассказал нам с Бовиным о письме секретаря Астраханского обкома в ЦК КПСС: озимые посевы в области выгорели на 100%, пересев стоил столько-то; яровые погибли на 100%; весной от голода погибло столько-то голов скота; сейчас в день гибнет столько-то; луга и выпасы - все сгорело; осенью скот кормить будет нечем. Питьевой воды в Астрахани (по гигиеническим нормам) практически нет. Канализация разладилась. Холера разрастается. И т. п.
Шишлин был в Крыму, присутствовал у Брежнева на встрече руководителей социалистических стран. Кое-что услышал между делом и на эту тему: Брежнев велел направить в сельское хозяйство 50 000 военных автомашин и ещё 25 000 снять (невзирая ни на какие обстоятельства) из промышленности и также направить на уборку, чтоб там, где урожай получился, собрать всё, что можно. (Кстати, в Москве исчезли поливальные машины - они отправлены туда же).
И в то же время для Брежнева, в Крыму, (рассказывает Шишлин) бассейн с раздвигающимися стенками и с прозрачным куполом, который может прикрывать от ветра с моря, или вообще превращаться в крышу. Неподалёку от этой «дачи №1», недавно построены другие дачи, в частности, для больших министров и отдельных завов и замов из ЦК - особняки 4-х этажные с японскими обоями, с барами, с кондиционерами, с венгерской специальной мебелью и балконами, нависающими над морем. Стоил каждый столько-то.
До этого Шишлин был в «Звёздном городке» (когда туда ездил Кастро). Береговой - генерал их старший, говорил ему на ухо: вот, видишь, свежий асфальт? Это вчера залили. А чтоб «не казалось», я солдат тут попросил походить. Да, и то... мы, космонавты, и так дорого народу стоим...
Вчера, вернувшийся с Байкала Бовин, устраивал мне разнос, зачем я «топтал его здесь, переписав его статью о Венском конгрессе Социнтерна. Всерьёз обижался. Пришлось вынуть вёрстку и тыкать пальцем в полную (и опасную для него) х…ню, какую он там написал. Кажется, успокоил.
Вечером мы пили у него виски (на Б. Пироговской) вместе с Шишлиным. Тогда-то он все и рассказывал про Крым.
Кстати, я почти целиком прочитал стенограмму Крымской встречи. Она гораздо банальнее прошлогодней. Причины? Мне кажется, две: а) наличие Чаушеску, б) письменные тексты, а не свободный разговор.
АНДРОПОВ РАЗОТКРОВЕННИЧАЛСЯ: ИЗ СЕКРЕТАРЕЙ ЦК ПОНОМАРЁВ МЕНЯ ПРИЗНАЛ ПОСЛЕДНИМ
8 августа 1982 г. Воскресенье, после дачи. Арбатов: на днях он был у Андропова по разным делам. Тот разоткровенничался (давно не было так). Говорит: из Секретарей ЦК Пономарёв меня признал последним. Да и признал ли... Я, конечно, понимаю: он и старше почти на 10 лет, и в политике я появился много позже, потом оба мы оказались завами двух параллельных отделов в ЦК, но он раньше стал Секретарём. А потом я его обошёл и вот теперь – его начальник. Словом, понятно. Однако, дело есть дело. И я ведь буду вести то, что мне поручили, так, как считаю нужным. И казалось бы... А он меня обманывает. Я попросил, чтоб его Отдел подготовил оценку международного комдвижения, чтоб составить себе общее представление, «где мы находимся». И – не о том, что они должны делать (т.е. сами КП), а что мы, КПСС, должны делать в отношении них. Но вот уже идёт третья неделя, ничего пока нет. Надо напомнить. Я добьюсь. И втереть мне очки будет трудно: по роду своих занятий я всё-таки кое как ориентирован в этом предмете.
Арбатов говорил это с оттенком пренебрежения к Пономарёву, явно передавая тональность Ю.В. Грешным делом я подумал: не говорилось ли это для того, чтоб дошло до Б.Н.’а. Юрка передал и свою реакцию: я, мол, комментировал, что уважаю Бориса Николаевича, что он не интриган, никому не подговнил, никого не топил, не злопамятен, есть в нём какие-то «основы» и проч. Но всё это, чтоб оправдать и своё «однако» в отношении Б.Н.’а...
Да, все его дано раскусили, как мелкотравчатого аппаратчика, который делает дело, думая прежде всего о своём кресле. Я и до этого разговора на Арбате пару раз напоминал Пономарёву об этом задании-просьбе. Он практически не реагировал и создавалось впечатление, что он хотел бы эту «просьбу» замять, лучше бы, чтоб о ней забыли и т.п. Теперь я знал, что забыть не удастся. Понял также, что в какой-то форме я должен донести до Б.Н.’а этот разговор. Через пару дней, будучи у него, среди других дел, будто что-то вспомнив, я сообщил ему, что был вот интересный разговор с Арбатовым. Вы, мол, знаете, что он «знаком» с Юрием Владимировичем, бывает у него. И вот Ю.В. сказал Арбатову, что намерен всерьёз заняться МКД, что он просил Бориса Николаевича дать ему объективный анализ положения, реалистический, чтоб можно было практически подойти к проблемам... И что тем самым, слукавил я, (как будто бы сказал Ю.В. Арбатову) он заодно хотел бы и посмотреть, как сами товарищи, т.е. Международный Отдел, который занимается МКД, оценивают то, что происходит и на что можно тут рассчитывать».
Б.Н. очень посерьёзнел, явно был взволнован. «Давайте, давайте, когда можете представить мне?» Я говорю: Думаю, завтра. Ведь мы давно уже работаем над этим... «Давайте, давайте!» И я дал. 20 страниц действительно реалистической оценки положения.
На другой день, едва я появился на работе – звонок: «Зайдите».
Гневу не было предела. «Вы малюете все чёрной краской! Зачем нужна такая мрачная картина?! Я не нахожу слов. Аргументов против такого подхода больше, чем можно найти, как это выразить»... И т.п. Я попытался возражать, даже употребил такое выражение: «нас ведь прощупывают и нельзя лакировать, это же сразу будет видно».
- Да, что они там знают о комдвижении?! И что же – нашей работы, значит, не видно? Всё плохо?
Препирательства были длительные. В конце концов, мне пришлось заткнуться. Б.Н. совал мне справочник по партиям, цитировал их заслуги и достижения и потребовал, чтоб записка была составлена «в этом духе».
Через час я узнал, что он тут же вызвал Пышкова (зав. сектором информации, моего подчинённого) и велел ему сделать записку «какую надо». У Пышкова лакировочные обзоры всегда наготове, и через день – очередной был на столе у Пономарёва. Но Б.Н. не решился всё-таки обойти меня, видимо, сомнения у него остались, а может быть, подозревал, что я ему не всё сказал о разговоре Арбатова с Андроповым. Он прислал пышковское сочинение мне и вдогонку позвонил, сказав, что считает в основном подходящим. Через несколько часов, прочитав, я позвонил ему и сказал: «По-моему, Борис Николаевич, это совсем не годится. На обкомовском языке это называлось бы приписками».
- Почему вы со мной так разговариваете? – он вышел из себя и весь вибрировал. - Я что – не имею права высказать своё мнение? Вы сделали работу. Работа большая, но со многим я не согласен. Почему вы так?
- Борис Николаевич, я сказал своё мнение о пышковской записке. Но я понимаю так: Вы сделали замечания, Вы поручили мне переделать. И как на протяжении 20 лет я ваши поручения выполняю, Ваше дело выбирать.
За два дня мы с Козловым и Жилиным сочинили 55 страниц, где большую часть текста заняли «справки» об отдельных партиях. Но от сути предыдущего анализа я решил не отказываться и сказал Жилину и Козлову: невозможно подчиниться требованию Б.Н.’а полностью. Этим мы подвели бы и его самого (я-то знаю от Арбатова, чего от него хотят). Сами мы будем выглядеть неприглядно. А главное: появился шанс подойти, наконец, по-новому, по-современному к МКД. Андропов хочет и может это сделать. Потребность в новом подходе давно назрела. И если ещё можно что-то спасти от этого «самого влиятельного фактора современности», в том числе и для на самих, для нашей международной политики, то надо помочь новому, влиятельному, умному, ответственному человеку, а не обманывать его сходу, отстаивая явно ретроградную и давно изжившую себя, так называемую, пономарёвскую линию и образ действий, который определяется таким же отношением к своему «объекту» (и к своей ответственности за него), как у дюжинного секретаря обкома в отношении своей области.
Пономарёв два дня «лакировал» наш текст, вычёркивал максимум возможного из реализма и критики, не говоря уж о самокритике. В конце концов картина получилась довольно розоватая, но что-то от реализма там всё-таки осталось. В таком виде он и отнёс это Андропову.
ИЗ ОБСУЖДЕНИЯ КОМДВИЖЕНИЯ НА ПОЛИТБЮРО
8 августа 1984 г. С 16 июля по 5 августа был в «Янтаре». Великолепно провёл 21 день. Теперь вот заменяю Пономарёва и Загладина. Завтра впервые в жизни придётся не только быть, но выступать на Политбюро.
Дел много. И опять, теперь уже Горбачёв на ПБ, потребовал от Б.Н. откровенного доклада о комдвижении, а главное – «что с ним делать». Вольский за столом в «Янтаре» говорил мне (он был на этом ПБ), что из пятиминутного дела – итоги встречи Горбачёва с Ван-Гейтом – возникла двухчасовая дискуссия, выступили все и «вашего» (т.е. Б.Н.) «здорово приложили».
Но Б.Н., судя по тому, что с 19 числа ничего не было сделано и что он никого, даже Загладина не проинформировал, относится к этому пренебрежительно (так случалось при Андропове, а потом и при Черненко). Он не чует, что надоел и что его монополия на международное комдвижение никого не устраивает.
Вольский (помощник генсека) рассказал мне: «Захожу, - говорит, - после заседания Политбюро к Горбачёву по своим делам, а он меня вдруг спрашивает: как ты думаешь, выйдет чего-нибудь из этого?»
- Из чего? – не понял Вольский.
- Из обсуждения комдвижения на Политбюро... Понял ли и в состоянии ли понять Пономарёв, чего от него хотят? Сможет ли он отреагировать как надо? Ведь там (на ПБ) никого из международников, кроме него самого не было. Как он донесёт задачу до исполнителей?..
- Я, - говорит Вольский, - отнекался, мол, совсем я по другому департаменту. Ничего не могу сказать. (Впрочем, может быть, Вольский что-то и сказал, только мне, Черняеву, не обязательно об этом знать). Вот таково отношение к Пономарёву.
Сегодня по телефону он пытался пускать мне пыль в глаза. Мол, ничего особенно, нам не предъявили претензий, не требуют срочно материал. Но, когда я ему сказал, что в аппарате идут разговоры, что Международный отдел «приложили», он несколько обмяк и стал советовать отнестись серьёзно.
См. предыдущую публикацию: «На переговорах нейтронную бомбу мы не зачисляем в новые типы ядерного оружия. Что ж мы объявляем варварским оружие, которое, может, самим придётся производить против китайцев. Ведь, если они придут на нашу территорию, что будем делать?» Что было в Кремле 7 августа: в 1977, 1981 и 1982 годах.