22-ое июня...
22-ое июня 1941г-день, когда самая короткая белая ночь закончилась мраком. День,когда рухнули все планы уже на сегодня. День,когда Жизнь пошла по новому руслу.
Город Молотовск. Ныне - Северодвинск. Его строили зэки. Правильнее сказать - сначала построили современный судостроительный завод, а рядом посёлок для работников завода. Но он быстро превратился в новый город Молотовск. Мы же там очутились в конце 1940 г. в результате того, что отец, закончив с отличием Ленинградский кораблестроительный институт и пройдя прекрасную практику на аглийских верфях,взял направление в Молотовск, чтобы поднимать производство нового судостроительного завода.
В памяти остался небольшой, всего в несколько улиц, городок на болоте. Дома были сплошь деревянными, двухэтажными. Стояли на высоких сваях. А между домами были проложены деревянные мосточки на низеньких сваях. Моя трёхлетняя сестра, увлёкшись какой-то букашкой, спрыгнула с мостков и ринулась за ней. Но болото стало вмиг затягивать её ножки. К счастью, помощь подоспела быстро и её отняли у трясины. В Молотовске не было дворов, где бы играли дети.
Там, в Молотовске, мы и встретили войну. 22 июня 41-го года рано утром папа с мамой провожали нас на пристани на дачу с детским садом. Тогда же, на пристани, и услышали о войне. В тот день я видела отца последний раз. Его взяли на фронт сразу. Но уходя, он сказал маме, что это всего лишь на месяц и чтоб мы никуда не трогались... Вскоре к нам приехала бабушка.
Молотовск регулярно бомбили. Сегодня я не понимаю, каким образом на этом болоте возле детского сада было устроено бомбоубежище. Я помню, как мы гуськом спускались туда, а там вдоль стены была длинная узкая скамеечка, где и усаживали нас, как воробушков на проводе. У входа, изнутри, горела тусклая лампочка. Но однажды, выйдя из бомбоубежища наверх, мы обнаружили от детского сада дымящуюся кучу обломков...
А бомбёжки продолжались. Связь с фронтом была прервана. И, судя по маминой трудовой книжке (берегите трудовые книжки для потомков - это прекрасный документ об истории вашего рода), в сентябре 42-го года мы двинулись туда, не знаю,куда. Мы просто бежали...
Мы ехали из Архангельска в общем вагоне пассажирского поезда. Даже в проходах вагонов люди сидели на своих чемоданах и мешках - всё было забито беженцами.
Где-то на подъезде к Вологде завыла сирена, и поезд остановился. Немцы бомбили состав. Cправа и слева лес. Люди ринулись прыгать с поезда и бежать, чтоб затеряться в кустарниках. Бабушка бежать отказалась. Сказала: Бог даст-выживем. Были,кто ещё остались на месте.
Я же помчалась в конец вагона поcмoтpеть, как люди прыгают с поезда. В тамбуре творилась дикая давка - почему-то люди шли сюда навстречу друг другу из двух вагонов. Они прыгали со ступенек поезда и скатывались по высокой насыпи, а потом бежали в лес. И вот на их пути, прижавшись к стенке тамбура, возникла я. Я не просто мешалась в ногах, но ещё и приставала ко всем: Ваши документы! (Привыкла за эти дни к таким словам)... Но люди шли, не замечая меня. Я же продолжала кричать - Ваши документы! И вдруг один из проходивших протянул мне открытую ладошку, успел взглянуть в лицо и улыбнуться, а за ним уже шли несколько протянутых ладоней и я радостно кричала - Проходите! Проходите! - Но вскоре мама, извиняясь, выволокла меня из тамбура...
Из леса вернулись не все. Бомбы рвались по обе стороны поезда. Два последних вагона тоже были разбиты...
Но я о другом. О том, что осмыслила много лет спустя. В те минуты люди, в самом первозданном значении слов, спасали свою жизнь. Конечно, это была далеко не спокойная картина, но никто не прошёл мимо мешавшего им ребёнка, холодно отшвырнув его с пути своего.
Прошли десятилетия,а я всегда помню раскрытые ладошки и улыбки мне. Наверное, в этих ладонях передавалась мне часть души тех людей. Поэтому и помню.