Неизвестная история. «Серый кардинал» советского строя Михаил Суслов
При Брежневе он курировал не только идеологию, но и культуру, образование, цензуру. Его считали догматиком и консерватором. Каким был этот человек, находившийся у власти с 1940-х и до начала 1980-х?
Начало пути
Родился Михаил Суслов в 1902-м в бедной крестьянской семье в селе Шаховское Саратовской губернии. Биография – вполне типичная для того времени – сельский комитет бедноты, комсомол, партия… По комсомольской путевке был направлен в Москву учиться на рабфаке, который располагался на Пречистенке. Из Тушино, где он поселился, ходил туда каждый день пешком. А по выходным отправлялся на книжные развалы, где на сэкономленные от стипендии копейки покупал книги. Читать он любил всю жизнь, даже когда практически ослеп на один глаз. После его смерти осталась огромнейшая библиотека дома и на даче. Как вспоминал зять Суслова член-корр АН СССР (потом РАН) Леонид Сумароков, целый «рафик» книг они отправили в музей на родину Суслова, часть привезли с госдачи домой, и еще осталось несколько ящиков, где в том числе были и личные записи Михаила Андреевича. Поставили их в подвал дома. А там неожиданно прорвало трубы. Спасти удалось лишь малую часть архива...
Окончив рабфак, Суслов поступил в Плехановский институт, потом – аспирантуру института экономики Коммунистической академии… Там произошел занятный случай. На защите один из профессоров пытался срезать блестящего студента, но это ему никак не удавалось. Оба вошли в раж, буквально соревнуясь в тонкостях науки… В общем, защита удалась на славу. Учебные годы закончились в 1931-м, после чего Суслов преподавал политэкономию в МГУ и Промышленной академии.
Вскоре его направляют в советские органы госконтроля при Сонаркоме, но параллельно Суслов продолжает учиться. На этот раз он – слушатель Экономического института Красной профессуры. Впрочем, по научной стезе ему пойти не удалось – партия направила Михаила Андреевича в Ростов-на-Дону...
В списке Берии – №1
В 1937-м назревало «дело Суслова». В Ростов, как рассказывал Сумароков, он был послан представителем центра проводить выборы руководства парторганизации области. А через три дня вновь избранного секретаря обкома арестовали как врага народа… Суслова обвинили в том, что он содействовал проникновению враждебных кадров во власть. Сумароков уверяет, что этот эпизод своей биографии раскрыл сам Суслов, который обычно мало что рассказывал о себе семье. Михаил Андреевич сумел тогда оправдаться, переведя «стрелки» на центр: мол, это там «прошляпили» сомнительного кандидата. Дело было закрыто. Сумароков, впрочем, упоминал, что вроде бы помог и Борис Двинский, в то время зам. зав особым сектором ЦК ВКП (Б), которому Сталин очень доверял.
А вот Берия очень не любил Суслова.
«Когда в 1953-м вскрыли сейф арестованного Берия, – пишет в мемуарах Сумароков, – обнаружилось, что Суслов фигурировал у него в списках в качестве подлежащих устранению лиц под номером 1. Думаю, что причины, конечно, были политические. Но достоверно знаю, что Берия любил «поозорничать», иногда даже в присутствии Сталина, во время трапез у него с участием членов Политбюро. То помидор подложит под сиденье, то соус кому-то на костюм прольет. Однажды попытался сделать подобную пакость и Суслову. Тот встал и громко сказал: «Если когда-нибудь что-то подобное повторится, вот эта тарелка с борщом выльется на вас». Берия промолчал. Но человек он был злопамятный».
Не дал Брежневу стать академиком
Война застала Суслова на должности первого секретаря крайкома Ставрополья. Во время оккупации края организовал там партизанское движение, позже боролся с «лесными братьями» в Литве. А в июне 1947-м, после того, как поприсутствовал (и выступал) на философской дискуссии, был назначен начальником управления пропаганды и агитации ЦК КПСС. Покойный историк Жорес Медведев считал, что Сталин видел в Суслове идеолога партии…
Кстати, в партизанских лесах обострились болезни легких, которые у него возникли во время голода в Поволжье и после Гражданской войны. Позже, боясь рецидива, он старался беречься – например, ходил в галошах, одетых на ботинки, чтобы не промокли ноги. Брежнев шутил, что Суслов ничего не боится, кроме сквозняков...
Судя по всему, действительно ничего. Сумарков вспоминал любопытный эпизод. 60-летие Суслова в 1962-м отмечали на одной из госдач. Там собрались члены Политбюро, пригласили и членов семьи юбиляра (единственный раз, как отмечает Сумароков). Там зять Суслова стал свидетелем такого эпизода. Хрущев, поднимая тост, неожиданно произнес: «Вот, говорят, Суслов снимет меня с поста...»
«Сказал вроде бы и не зло, как бы в шутку, чокнулся своей рюмкой со всеми, кивнул даже мне», – вспоминал Сумароков.
Отношения с Хрущевым у Суслова поначалу были неплохими, но генсек мало контролировал свои публичные высказывания, это приводило не только к недоразумениям, но и к утечке закрытой информации. Педантичного Суслова это не могло не раздражать. В общем, провидцем оказался Хрущев – неприятную миссию делать доклад на Пленуме о решении сместить его с поста взял на себя именно Суслов. Никто больше не соглашался.
Не менее любопытная история и с тем, как подхалимы хотели сделать Брежнева академиком. Подкатили, рассказывал Сумароков, к тогдашнему президенту АН СССР академику Александрову. Тот недолго думая, отправился к Михаилу Андреевичу – «посоветоваться». Для простоты разговора прибавил к фамилии Брежнева и Суслова. Тот настолько решительно отказался поддерживать эту идею, что тема сама по себе умерла.
«Человек в футляре» или революционный романтик?
Суслов был ортодоксальным марксистом (некоторые, впрочем, сравнивали его с бескомпромиссными революционерами-романтиками). Он был человеком жестким – в 1956-м настоял на введении советских войск в Будапешт. С его именем связаны гонения на диссидентов, выдворение Солженицына, ссылка Сахарова…
При этом он был удивительно порядочным. Никаких поблажек – ни себе, ни семье, ни знакомым. С такими просьбами к нему и не пробовали обращаться.
Об его аскетизме ходили легенды. Семья и впрямь жила очень скромно. В его 12-метровой спальне в московской квартире, по рассказам зятя, стояла лишь кровать и стеллажи с книгами. Такая же картина – в кабинете. Роскоши не любил.
В доме жили по раз и навсегда заведенному порядку. С родителями, особенно в последние годы Суслова (его жена умерла на 10 лет раньше мужа), проживали дочь с зятем и внуками. Сын с женой жили отдельно, приезжая к родителям главным образом на госдачу (ту самую «Сосновку», где Суслов провел 25 лет жизни, после его смерти семья сдала государству, а потом эту дачу со скандалом приватизировал Михаил Касьянов).
Когда Михаил Андреевич умер, рассказывал Сумароков, в его сейфе обнаружили целые пачки квитанций – он регулярно переводил часть своей зарплаты в фонд Мира. Уже после смерти тестя первый секретарь Ленинградского обкома Григорий Романов рассказал ему о том, что Суслов, получив международную Димитровскую премию ($10 тыс. – сумасшедшие по тем временам деньги), полностью перевел сресдства на строительство Пискаревского кладбища. Сумароков говорит, что даже в семье никто об этом не знал.
…На даче у Суслова были огромные настенные часы. Вся семья сверяла по ним время. Когда он умер, часы таинственным образом остановились. И больше уже никто не мог их завести. А дворняга Джульбарс, которого привечал Суслов и очень любили все домашние, невероятным образом почувствовал, что хозяин скончался (это случилось далеко от дачи – в московской больнице), и долго выл.
Умер Суслов за 10 месяцев до кончины Брежнева, в январе 1982-го. Генсек, говорят, плакал и все повторял: «Мишу не уберегли».