Новая Газета: «Мы чужого не берем, а свое назад вернем»
— Давай, давай, не стесняйся. Держи автомат двумя ручками. Вытягивай вот это, да, да. Как ты врагов стрелять будешь, если сейчас разбирать не научишься? — говорит улыбчивый солдат голубоглазому мальчику лет четырех. Мальчик в шапке SOCHI-2014 с открытым ртом хлопает глазами и под настойчивые просьбы матери в розовой шубе «красиво сфоткаться» хватается пальцами за все детали автомата сразу.
На привокзальной площади кубанского города Кропоткина солдаты местной базы ремонта и хранения средств связи проводят для детей ликбез по неполной сборке и разборке автомата. «Сирийский перелом» — агитпоезд Министерства обороны, колесящий по всей стране с 23 февраля, докатился до Краснодарского края. И теперь 78-тысячный Кропоткин готовится к торжественной встрече «трофейной техники» (так экспонаты выставки названы на сайте Минобороны) с войны, которой нет, — официально наши войска не принимают участия в наземной операции в Сирии.
В Кропоткине, как и на других остановках «Сирийского перелома», прибытия агитпоезда ожидают с патриотическими песнями, караваями, горячей гречкой и ликбезами по части военного воспитания. На самом деле «сирийский поезд» (как настойчиво называет его большинство кропоткинцев) уже несколько часов скромно стоит на одном из железнодорожных путей — просто пока не пройдет обязательная концертная программа, «открытие выставки» никто не объявит.
Кубань занимает особое место в истории военной кампании в Сирии — страны, о существовании которой многие кубанцы узнали только осенью 2015 года из телевизора. Во-первых, под Краснодаром находится база подготовки «ЧВК Вагнера», бойцы которой, по многочисленным свидетельствам, участвуют в боевых действиях в Сирии. Во-вторых, Краснодарский край связан с именами сразу нескольких героев сирийской кампании, про которых в свое время рассказывали все федеральные СМИ. C 2015 года герои умирают в Сирии, на Кубань идут цинковые гробы (по информации, найденной мной в различных СМИ, как минимум шестеро жителей Краснодарского края погибло в Сирии за три с половиной года нашего военного участия), а в кубанских городах появляются новые монументы в честь погибших воинов. Так было с Ряфагатем Хабибуллиным — летчиком-инструктором, который несколько лет служил в кубанском Кореновске, а потом уехал воевать и в июле 2016 года погиб в Сирии. Хабибуллин посмертно получил Звезду Героя России, а в Кореновске открыли памятник в его честь.
У Кропоткина тоже мог бы быть свой бюст, но, оказывается, иногда своих героев родина не признает. Так произошло в 2017 году, когда агентство «Рейтер» сообщило, что в Сирии погиб житель Кропоткина, чье имя агентству установить не удалось. Ни кубанские СМИ, ни кропоткинские власти тогда это сообщение не прокомментировали, только в группе, посвященной жизни Кропоткина в «Одноклассниках», появился короткий пост о «гибели земляка», под которым кропоткинцы оставляли комментарии из серии «Чё он там забыл?».
Так и остался солдат просто безымянным жителем Кропоткина, о котором и на сегодняшнем военно-патриотическом мероприятии так ничего и не скажут. О самом главном, то есть о погибших русских солдатах, здесь почему-то говорить особо не принято. И получается, что акция, которая, по-хорошему, должна увековечить память павших воинов (по официальным данным на сентябрь 2018 года, в Сирии погибло 112 наших военных), зачастую обходит стороной их упоминание.
Пока солдаты учат детей разбирать автомат, привокзальную площадь Кропоткина заполняют залипающие в телефонах школьники с георгиевскими ленточками, их взволнованные учителя, румяные казаки в папахах и юнармейцы, напоминающие издалека грибы-сыроежки из-за своих красных беретов. Казаки и школьники позднее скажут мне, что пришли на площадь, потому что их сняли с уроков и сказали прибыть на выставку в парадной форме, а сам поезд им безразличен — «приедет и приедет». Зато преподавательница юридического техникума Остапенко Татьяна Павловна объяснит, что ее студентам «Сирийский перевал» (так и скажет — «перевал») очень нравится и зачем-то в конце заявит, что «они с «Единой Россией».
В городах покрупнее круг посетителей выставки этими людьми и многочисленными солдатами обычно и ограничивается, но в Кропоткине на площадь прибывают редкие пенсионеры, молодые мамы с колясками и длинные парни в спортивных штанах и с ключами от припаркованных поблизости «тазов» в руках (визуально перед вокзалом собирается тысячи три, но кубанские СМИ потом сообщат о 12 тысячах человек, посетивших выставку).
Эти люди почти ничего о Сирии не знают, на Сирию им в целом наплевать — большинство из них пришло сегодня на площадь потому, что «делать нечего, а тут можно хоть на людей поглядеть».
Все это время вдоль сцены, сооруженной на голом куске асфальта, прыгает красивая девочка с большим белым бантом и автоматом Калашникова в руках. Сегодня она будет в роли часового стоять с автоматом, направленным в серое небо, у большого стенда, посвященного одновременно 75-летию Победы в Великой Отечественной войне (юбилей только в 2020 году, но баннер почему-то именно юбилейный) и кампании в Афганистане. Но пока есть время и попрыгать.
Справа от девочки под ревущее из колонок «Комбат, батяня…» по очереди сплевывают на землю солдаты. Они просто стоят у пригнанного на праздник БТРа (на нем сегодня успеют посидеть все — и дошколята в ярких шапочках, и казаки с барабанами, и парни в «Адидасе») и протирают носками берцев дырки в асфальте. Между солдатских ног вьются две бродячие собаки, явно настроенные на скорую гречку — недалеко дымит военно-полевая кухня.
Вообще людей в военной форме на привокзальной площади Кропоткина выстраивается настолько много, что когда ведущий в белой приталенной рубашке объявляет со сцены «начало праздника», а из колонок начинает играть марш «Прощание Славянки», все происходящее у вокзала Кропоткина начинает напоминать репетицию проводов на войну.
Вот на сцену, сменяя очередной песенный коллектив, выходят представители местной власти и долго рассказывают собравшемуся народу «про то, как успешно прошла операция по борьбе с терроризмом в Сирии».
— Мы, окруженные со всех сторон боевиками… — доносится со сцены.
— Блин, спина уже реально болит, — жалуется своей учительнице рядом со мной мальчик лет четырнадцати.
— Афганистан, Чечня, Северная Осетия, теперь Сирия — все они слабые люди и не могут защитить себя, — несется над головами людей.
— Ты вообще в курсе, как крафтить*?! — вскрикивает парень, утыкаясь в телефон стоящего рядом товарища.
— Знайте и помните: наш народ и наша армия непобедимы! Мы за мир во всем мире, — подводят итоги со сцены.
А в это время молодые кропоткинцы один за другим заходят в мобильный пункт приема на военную службу по контракту (это такой вагончик с триколором, который ставят почти везде, где останавливается «Сирийский перелом»). Там молодежь слушает очень короткую лекцию сотрудников военкомата про «минимальную зарплату контрактника в двадцать тысяч рублей» и необходимый пакет документов, который парни должны собрать, чтобы в будущем такие деньги зарабатывать. Но двадцать тысяч — это и правда минималка. В Сирии контрактники зарабатывают точно больше ста тысяч рублей — по данным «Ведомостей», сверх обычного оклада солдаты в Сирии получают в день 43 доллара, а офицеры — 62 доллара. Вот и ответ на вопрос «Чё он там забыл?», который задавали жители Кропоткина под постом о гибели земляка: средняя зарплата в Кропоткине не превышает 20 тысяч рублей, хорошо (больше 40 тысяч) зарабатывают только таксисты и водители-экспедиторы «Магнита». Компания, базирующаяся в Краснодарском крае, вообще является одним из главных работодателей для местных.
Но вот ведущий объявляет «прибытие военно-патриотического поезда «Сирийский перелом», и под гимн России, который поют только юнармейцы своими тонкими голосами, дети запускают в небо разноцветные шары.
Вагоны «Сирийского перелома» выкрашены в голубой и бледно-желтый — голубой, видимо, символизирует небо Сирии, а бледно-желтый — песок.
Сразу после остановки поезда на открытую платформу-сцену выходят две красивые девушки с улыбкой до ушей в белой военной форме. Смотрят они как будто сквозь людей. Поют песню Вики Цыгановой «Это родина моя». Слова такие: «От Камчатки до Одессы у Москвы есть интересы». И далее: «Мы чужого не берем, а свое назад вернем». Судя по песне, у Москвы есть интересы почти в любой точке Земли, а «родина моя» — это и Луганск, и Аляска, и Приднестровская Республика.
На других открытых платформах поезда мирно разместились танк, бронеавтомобили, обитые кусками металла, БТР, БМП и прочая техника, «захваченная у боевиков». Вообще со всей этой техникой ситуация странная — никакой справки о том, где она захвачена и кому принадлежала, не дано, на информационных стендах написаны только технические характеристики машин, вроде количества лошадиных сил.
Вдоль платформ стоят экскурсоводы, которые вслух дублируют текст с информационных стендов. Вот один парень в маске рассказывает про танк Т-55АМВ, который якобы «попал в Сирию из Грузии» (при этом в интервью «Радио Свобода» Руслан Левиев, основатель расследовательской группы Conflict Intelligence Team, рассказывал, что у Грузии конкретно этой модификации Т-55 никогда не было).
Все экскурсоводы одеты в «Ратник» — российскую боевую экипировку, называемую «комплектом солдата будущего». В этой экипировке на фоне уродливых экспонатов, похожих на машины из дизельпанка, солдаты сразу привлекают внимание детей — к ним часто подходят подростки и просят сделать селфи. А один раз я заметил, как пожилая женщина с ярко-рыжими волосами внезапно обняла одного из солдат в «Ратнике» со словами: «Спасибо, защитники».
Я подхожу к одному из экскурсоводов — совсем юному офицеру, обилием веснушек на лице больше напоминающему какого-нибудь актера из «Ералаша». Спрашиваю парня о том, каково это — воевать в Сирии (по словам замминистра обороны Андрея Картаполова, все экскурсоводы «Сирийского перелома» «выполняли боевые задачи» в Сирии).
— Ну, я в боевых действиях участия не принимал. Я на охране стоял. База Хмеймим. Страшно там. Кто не боится — тот глупый человек, — отвечает лейтенант коротко.
Больше я сегодня ничего искреннего о войне не услышу — остальные экскурсоводы «Сирийского перелома» будут говорить только заученные вещи про самодельные бомбы, сделанные из пивной банки «Балтики», про листовки, написанные на арабском языке, про скорострельность и бронепробиваемость оружия, про «всякие химикаты, которые террористы изготавливают в цистернах, чтобы истребить человечество» (в одном из вагонов представлена экспозиция с манекенами людей в костюмах химзащиты и чем-то похожим на самогонный аппарат), — в общем, про все то, что современному российскому ребенку, по мнению организаторов выставки, знать жизненно необходимо. Их мнение, кстати, разделяют не все — например, юристы краснодарской организации «Право-45» даже направили жалобу краевому прокурору о недопустимости демонстрации детям экспонатов. Но поезд все равно едет.
«Сирийский перелом» пробыл в Кропоткине два часа — за это время я несколько раз услышал полушутливые реплики школьников про то, что «они в поезде останутся и в Сирию воевать поедут». И увидел одну семейную ссору в вагоне с товарами «Военторга» между молодой семьей — мама хотела купить своему пятилетнему сыну футболку с русским бойцом на фоне каких-то сирийских развалин, папа — футболку с двумя «вежливыми людьми», а сам мальчик очень хотел машинку.
Ближе к обеду под накрапывающий дождь «Сирийский перелом» поехал в город Сальск. Он прибыл в Сальск вечером, и там все было практически то же самое. Только весь вечер с больших портретов, прислоненных к забору, глядели на толпу глаза двух жителей Ростовской области, погибших в Сирии.
Эти солдаты, в отличие от безымянного кропоткинца, обрели имена. Только вряд ли их кто-то запомнил.