Портрет преступника, или Диавольская реальность убийств в Казани
Злодеяние, совершенное в Казани в светлый день Радоницы, возымело эффект разорвавшейся бомбы. И совершил его человек, объявивший себя «богом».
Массовое убийство в Казани вызвало бурные обсуждения – как это бывает с громкими злодеяниями. Конечно, этим делом будут заниматься криминологи, и, возможно, они скажут нам что-то, что мы не знаем сейчас. Но такого рода преступления – независимо от страны, где они происходят – имеют ряд общих черт. И если копнуть глубже как сами преступления, так и черты, объединяющие их, в подавляющем большинстве носят духовный характер.
Один из бросающихся в глаза маркеров таких преступлений: преступник – не всегда, но чаще всего – из неполной семьи. В тот момент, когда я это пишу, в отношении казанского убийцы этот факт пока невозможно с уверенностью утверждать, но его собственные слова, похоже, вполне однозначно указывают на это.
«Я осознал себя богом! Но не сразу, а месяца два назад... Во мне стал пробуждаться монстр. Я начал ненавидеть окружающих. Я всегда всех ненавидел, а теперь стал еще больше ненавидеть! Не смейте мне приписывать какую-то экстрасенсорную или психологическую фигню! Мне никто ничего не говорил. Я сам два месяца назад осознал, что я бог! Впервые сказал об этом своей маме. Хотя у меня нет мамы... Она мне не мать! У меня нет родителей! Я вас всех ненавижу! Я от всех отказался. Женщина, которая меня родила, – мне не мать»
То есть один из явных и очень часто встречающихся в подобных случаях факторов – разрушение семьи. Профилактика подобных преступлений должна это учитывать.
Ныне мы живем в культуре, которая пробуждает острую конкуренцию за славу – за число «лайков» и подписчиков, за частоту упоминаний и ссылок.
Другой фактор: жажда «геростратовой славы». Это когда преступник жаждет получить – на месяц, на день, хотя бы на час – оглушительную славу в масштабах если не мира, то, во всяком случае, страны. Мы живем в культуре, которая пробуждает острую конкуренцию за славу – за число «лайков» и подписчиков, за частоту упоминаний и ссылок. Эта слава (если, конечно, человек жив и здоров) чаще всего означает финансовый и жизненный успех, а достигается она способностью привлекать внимание в социальных сетях.
Конечно, есть люди, которые собирают аудиторию, делая что-то доброе и полезное – читают увлекательные лекции по истории или здоровому образу жизни, проводят экскурсии, мастер-классы, обучают языкам и так далее. Но на ряду с этим существует субкультура подчеркнутого нигилизма и презрения к людям, когда на камеру совершают что-то оскорбительное и непристойное. Это, увы, тоже собирает немалую аудиторию.
И для бедного, одинокого, ничем не блистающего молодого человека совершить громкое и бессмысленное преступление – это значит заставить о себе говорить, не прилагая никаких созидательных усилий.
Что же это за «бог», в котором сразу же «стал просыпаться монстр»? Не имея возможности (и желания) созидать, он решил проявить свою волю к власти в бессмысленном разрушении ради разрушения.
Я и сам, признаться, взялся писать об этом с некоторыми колебаниями – не увеличиваю ли я известности преступника, сев писать эту заметку? Но, в любом случае, такая известность неизбежна. В современном обществе обеспечить «заговор молчания» вокруг последователей Герострата невозможно. Однако вполне возможно не делать из убийц звезд, не переходить той не всегда различимой грани, которая отделяет выполнение журналистом своей работы – информирования общества – от превращения преступника в суперзвезду.
Злодеяние, совершенное в светлый день Радоницы, возымело эффект разорвавшейся бомбы и вызвало в сети энергичные призывы возродить в России смертную казнь – как это часто бывает, когда людей потрясают громкие преступления. Призывающих к казни, с одной стороны, вполне можно понять, с другой стороны – согласиться с ними нельзя.
Преступление – особенно чистое, беспримесное зло такого рода – заслуживает кары. Обеспокоенные родители хотят, чтобы те, кто угрожает их детям, были надежно закопаны в землю. Беда в том, что преступность не лечится простым увеличением уровня репрессии – криминологи это знают. И тут лучше доверять не эмоциям людей (совершенно понятным), а суждению специалистов, которые исследуют преступность и методы борьбы с ней. Смертная казнь не сделает общество ни справедливей, ни безопасней.
Духовный мир, рай и ад, ангелы и бесы – реальность, и то, как диавол в который раз отчетливо показал нам свой глумливый, омерзительный лик, должно побудить нас воспринимать духовную войну, в которой все мы принимаем участие, всерьез.
Сегодня мы казним злодея, в виновности которого нет никаких сомнений, а завтра пулю в затылок может получить человек, который стал жертвой судебной ошибки или оговора. Так бывает, что людей, осужденных на огромные сроки, потом выпускают, установив их невиновность. От этого не застрахован никто, такое случается даже в странах с хорошо работающей судебной системой и низким уровнем коррупции. Смертная казнь не дает возможности исправить судебную ошибку. Зато создает возможности для злоупотреблений, поскольку жертва ложного обвинения в принципе не может потребовать пересмотра дела.
Там, где государство может обеспечить пожизненное содержание тяжкого злодея под стражей (а сейчас это вполне возможно), казни следует избегать. Пребывание в тюрьме строгого режима до конца своих дней, где осужденному и покончить с собой не дадут – это едва ли более привлекательная перспектива, чем мгновенная смерть.
У происшедшего есть и явно духовное измерение, во всеуслышание заявленное самим убийцей – преступник, по его словам, счел себя «богом». Но, что же это за «бог», в котором сразу же «стал просыпаться монстр»? Не имея возможности (и желания) созидать, он решил проявить свою волю к власти в бессмысленном разрушении ради разрушения.
Это именно то, что сделал падший ангел, называемый диаволом и сатаною, и в этом случае мы видим совершенно явное его присутствие и действие.
Духовный мир, рай и ад, ангелы и бесы – реальность, и то, как диавол в который раз отчетливо показал нам свой глумливый, омерзительный лик, должно побудить нас воспринимать духовную войну, в которой все мы принимаем участие, всерьез.