«ЗОНА РИСКА» (авторская рубрика епископа Григория): Смелость готовиться к катастрофе.. Слово на память исповедника Феодора Андреева (10/23.05.2020)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Христос Воскресе!

Вопреки обыкновению, без всякой торжественной обстановки все равно обращаюсь с проповедью, потому что сегодня мы совершаем память нашего исповедника Феодора Андреева. Почему мы особо почитаем Феодора Андреева? Почему это такой важный праздник? Конечно, для этого у нас есть местные городские причины, но все же они не главные. Поэтому я кратко скажу о неглавных, а потом о главных.

Неглавная причина заключается в том, что это один из исповедников и новомучеников, могила которого известна и почитается – она на Никольском кладбище. Также известно место его квартиры, где не просто он жил, а там собирались отцы иосфилянской Церкви, которая тогда еще не была катакомбной. Это очень памятное место. А места его служения уничтожены или осквернены. Была двухэтажная церковь Димитрия Гдовского, где один этаж был иосифлянской, а другой сергианский, на Садовой улице в Коломне. Она совершенно уничтожена, на ее месте стоит памятный знак, на котором написано, что она когда-то рядом была. Кажется, еще он служил на Сергиевском подворье на Фонтанке, где сейчас библиотека имени Маяковского.

Но самое главное место службы – Спас на Крови. Этот храм никогда не был сергианским, он был кафедральным собором тихоновцев с тех пор, как обновленцы их изгнали из Исаакиевского собора в 1922 году. После сергиевского раскола 1927 года этот храм остался за иосифлянами, был кафедральным собором, пока его не закрыли. Именно там служил Феодор Андреев, там он простудился еще до того, как его арестовали, в начале Великого поста, когда в холоде долго исповедовал. Под арестом эта болезнь усилилась, и его отпустили домой умирать. Это было в 1929 году.

Вот такие наши местные причины: доступно столько мест, связанных с памятью новомученика. Но главная причина его почитать – это его роль в создании катакомбной Церкви. Несмотря на молодость, он был ближайшим помощником и доверенным лицом Михаила Новоселова. Михаил Новоселов создал катакомбную Церковь как «архитектурный проект», но в это время находился уже на нелегальном положении, и, конечно, нужны были помощники на легальном положении. Первым из них стал Феодор Андреев, а вторым Димитрий, епископ Гдовский.

В чем была трудность? В том, что все архиереи дореволюционного поставления, которые, в отличие от митрополита Иосифа, были не просто поставлены в епископы до революции, а сделали какую-то карьеру, – они абсолютно все приняли сергианство.

Некоторая надежда была на Агафангела Ярославского, который к тому же был старейшим архиереем, но эта надежда была больше связана с тем, что он сам себя считал первым по отношению к Сергию. В начале 20-х годов у него была обида, когда он взял на себя главенство над Российской Церковью, а Сергий его скинул, хотя вроде бы права были на стороне Агафангела. На этом удалось сыграть, но за этим ничего более серьезного не было, и Сергий понял, что это его человек, и он по недоразумению попал к иосифлянам. Сергий проработал это недоразумение, после чего Агафангел бесславно умер, и был похоронен сергианами. Конечно, это было большое предательство, удар по истинно-православной Церкви.

И что надо было сделать? Надо было найти людей из не-архиереев, которые бы взяли управление на себя. И это было сделано благодаря Михаилу Новоселову, который за несколько лет до этого, еще при патриархе Тихоне, понимал, что, скорее всего, сергианский переворот все-таки произойдет. Причем, в 1924 году наиболее вероятным было, что сам патриарх Тихон и будет этим самым «Сергием». Слава Богу, так не случилось, но это была только отсрочка. Поэтому он делал ставку на тех епископов, которые, независимо от их возраста, были рукоположены уже после революции. Это были совершенно другого типа люди.

Такими оказались Димитрий Гдовский и Сергий Нарвский – по дореволюционным критериям они все не годились для архиерейства, им это совершенно «не светило». И даже митрополит Петр, который  был уже под арестом и прямого участия принимать ни в чем не мог, тоже был из этих же – из тех людей, которых до революции никогда бы не рукоположили в архиереи.

Вот они смогли преодолеть такой важный психологический барьер. В чем он заключается? В том, что когда сгущаются всякие тучи, хочется сказать, что это пройдет. Это естественное желание, но за ним у большинства людей стоит другое желание, более порочное: конечно, им не нравится то, что дальше будет, но они заранее готовы это принять, если их заставят. Конечно, сергианство не нравилось никому, но подавляющее большинство профессиональных церковников – священства и архиереев — заранее готовы были его принять, хоть и нехотя. В крайнем случае, они готовы были уйти на покой, получив разрешение от самого Сергия, но не готовы были к каким-то решительным действиям.

На самом деле за их такой вот нерешительностью была решительность, в которой они сами себе давали отчет в той или иной степени, но она заключалась в том, чтобы просто плыть по течению и все принять, как это и произошло.

Но те люди, которые действительно не хотели бы это принимать, они тоже не знали, что делать. И если бы грянуло, но все были бы не готовы, то было бы очень много хаоса. Его и так было много, но было бы на порядок больше. И это бы привело к тому, что катакомбная Церковь развалилась бы еще раньше, а так она достояла до 90-х годов – мы ее помним, собственными глазами видели.

Вот за это мы почитаем Михаила Новоселова, а вместе с ним и Феодора Андреева. Они неотделимы друг от друга, и хоть сегодня была служба Феодору Андрееву, но в ней поминался и Михаил Новоселов. Поэтому мы его тоже сегодня почитаем.

И нам в наше время нужна с одной стороны — решимость, а с другой стороны – разум и духовное рассуждение в том, что нам сегодня нужно делать. Надо особо молиться Михаилу Новоселову и Феодору Андрееву. Аминь.