Темный зверь, железный таракан / Завершился X Международный кинофестиваль им. Андрея Тарковского «Зеркало» :: Кино

Авторское кино хоронят уже много лет, если не десятилетий подряд - однако оно не умирает, хотя существование его трудно назвать безоблачным. В очередной раз выяснить, пациент скорее жив или мертв, попытался кинофестиваль "Зеркало", который носит имя Андрея Тарковского и в 10-й раз прошел в Ивановской области, в городе Плёс.

Основная конкурсная программа включала десять полнометражных картин, созданных в разных странах (чаще всего - копродукция сразу нескольких стран) и в разных техниках, от полудокументальной до анимационной.

"Чума в ауле Каратас", реж. Адильхан Ержанов

Хотя имя казахского режиссера Ержанова и не сказать что на слуху, с его творчеством я уже сталкивался: смотрел, и даже не без интереса, его предыдущую полнометражную картину "Хозяева" на позапрошлом "Киношоке". В "Чуме..." Ержанов продолжает соединять социальную критику с гротеском и мифопоэтикой - не так забавно, как в "Хозяевах", но по-своему занятно, и при том что на уровне полулюбительском, но уж точно небездарно. Главный герой - казахский аналог кафкианского "землемера К" - приезжает в отдаленный аул, куда назначен акимом (должность вроде мэра), оказывается, по протекции дяди жены, о чем сам герой заранее вроде бы и не знал. Первое, что обнаруживает в поселении новый глава - бюджетные загадки: более 90 процентов всех денег уходят на вакцину от гриппа. А вскоре выясняется, что в Каратасе свирепствует не грипп, а чума, и не в последнее время, но веками, однако всех, кроме пришлого акима, такое положение дел устраивает.

В фильме практически все, кроме упомянутого дяди, он же главный санитарный врач аула, говорят по-русски - почему-то дядя предпочитает все-таки родной казахский. Очень долго в фильме ходят по щиколотку или даже по колено в воде - меня это смутило и я позволил себе поинтересоваться у режиссера, действительно ли для казахский степей характерен такой избыток воды, что приходится передвигаться по жилым помещениям чуть ли не вплавь - нет, говорит режиссер, это метафора, киноязык, новый прием (объяснить, что прием, мягко говоря, не нов, в подобных случаях бывает затруднительно). Зато использование русского разговорного в обиходе - напротив, абсолютно реальный момент, хотя бы и для отдаленных аулов.

Но в целом "Чума..." определенно еще менее реалистическое кино, чем "Хозяева", там условность пробивалась через быт и привносила элемент юмора в историю достаточно мрачную. А в ауле Каратас с утра до ночи ползут по стенам рогатые тени, которые отбрасывают ходящие по дорогам без передыху фигуры местных жителей, полуголые либо в отрепьях, и в устрашающего вида ритуальных масках; произвольно переворачиваются и падают предметы, в том числе кирпичи и чуть ли не на голову; катаются шарики и мячики. Фильм завершал конкурсные показы и к этому моменту жюри слишком утомилось, видимо, поэтому несовершенный, но любопытный фильм остался без внимания и без наград.

"Детство лидера" реж. Брэди Корбет

Среди десяти конкурсных картин единственная, которую предполагается со временем выпустить в кинопрокат - американский фильм Брэди Корбета, более известного как актер, но не лишенного режиссерских амбиций.

1918 год. Маленький Прескотт вместе с родителями оказался в роскошном доме провинциальной Франции, где его отец, советник госдепартамента США, по поручению Вудро Вильсона готовит Версальскую мирную конференцию, подводящую черту под Великой (на тот момент еще неизвестно, что всего лишь Первой) мировой войной. Мать мальчика, дочь немецкого проповедника, познакомившаяся с мужем в Нью-Йорке, старается заниматься воспитанием сына, с помощью местной учительницы Ады и старой няньки Моны, пока отец занят политикой. Три основных эпизода картины - "три приступа гнева". В первом Прескотт после репетиции рождественского представления в церкви забрасывает камнями прихожан. Во втором отказывается от еды и общения с матерью, запирается в комнате, что заканчивается совсем печально - вернувшийся в бешенстве отец, наказывая сына, ломает ему руку. В третьем, на банкете после подписания мирного договора, Прескотт забирается на стол и начинает кричать, что не верит больше в молитвы.

Ангелоподобный герой, которого из-за смазливого личика и длинных волос нередко принимают за девочку - капризный, но способный к учебе мальчик, у него сложные отношения с родителями, но он привязан к няньке и учительнице. Однако няньку мать прогоняет за то, что она за ее спиной подкармливала и ласкала мальчика, а от услуг учительницы Прескотт отказывается сам, продолжая осваивать французские басни самостоятельно и весьма успешно. Как семейно-психологическая драма, хотя с излишне навязчивым фрейдистским подтекстом, картина, возможно, была бы неплоха, тем более, что она явно рассчитана на более-менее широкую, а не чисто фестивальную аудиторию, не зря же в эпизодических ролях задействованы Роберт Патинсон (журналист, друг семьи) и Иоланда Моро (нянька). Но история взросления младшего подростка в материально благополучных, но психологически неблагоприятных условиях - лишь повод для режиссера, решившего высказаться на куда более "серьезную", солидную, значимую - якобы - тему.

Основные события фильма предваряет "увертюра", нарезанная из военной хроники, а венчает "эпилог" под названием "Прескотт-бастард", где рисуется тоталитарная система, по архитектуре и общему антуражу напоминающая нацистскую, а по военной форме и символике (многоконечная звезда на стягах и околышах фуражек) скорее советскую. Бородатый, но с наголо обритым черепом диктатор, которого везут в лимузине сквозь ликующую толпу военных и штатских под нестерпимо агрессивный (как и на "увертюре") саундтрек, надо полагать, и есть подросший Прескотт. Детская травма породила диктатора, из версальского мира выросли тоталитарные системы с перспективой новой мировой войны - честно говоря, что касается Версальского договора и последующей судьбы Европы, то это как-то ясно и без фильма Корбета, а вот умозрительная сюжетная "рамка", призванная продемонстрировать непосредственную связь между ошибками, допущенными в воспитании маленького Прескотта, и его будущим вознесением в национальные (неопределенной, однако, национальности) лидеры, мягко говоря, избыточна, логика здесь отнюдь не очевидна и вместе с тем авторская идея подается настолько прямолинейно, в лоб, что убивает картину напрочь, ставит под вопросы отдельные достоинства ее основной части. Эти ли, другие соображения оттолкнули жюри, но вызвавшая сравнительно с прочими наибольший зрительский интерес картина тоже ничего на фестивале не завоевала.

"Под небесами" реж. Дальмира Тилепберген

В отдаленном селении меж гор живут два брата. Старшего Керима едва отмазали от тюрьмы за торговлю наркотиками, но отец, взявший долг сына на себя, вынужден отправиться на заработки в Москву, а мастерскую по изготовлению надгробных плит доверил родне. Сыновья занимаются заготовкой камня для надгробий и влюблены в одну девушку Султанат, младший "задохлик" - всерьез, он строит дом на родине и намерен жениться; старший же, которому Султанат отдала предпочтение, доказав свое расположение на деле прямо в камышах, смотрит на сторону и при первой возможности опять сбегает в город. Тем временем, заразившись в Москве туберкулезом, умирает отец, и Керим даже не приезжает на похороны. А приехав и узнав, что брат Аман все-таки не оставляет надежды жениться на Султанат, хотя бы и на "порченой", желает ему смерти.

Собственно, это ключевой момент: стоит только Кериму-Каину сказать "чтоб ты сдох", как на Амана-Авеля обрушивается камнепад. Вообще технология очень удобная, и если б работала, я б нашел, против кого ею воспользоваться, прости, Господи, и даже не выходя из кинозала. Но для режиссера это, увы, лишь метафора, как и последующая встреча Керима с местным слепцом, который задает вопрос: "Где твой брат?", и Кериму ничего не остается, как ответить по писаному: "Я ему не сторож", ну это на случай, если кто вдруг еще считал аллюзию в контексте социо-культурно-энтографическом (а живут герои, несмотря на трактора и мобильники, укладом раннефеодальным, если не первобытно-общинным: сын за отца, брат за брата, невест крадут, циновки плетут вручную, хлеб пекут на открытом огне). Тут тебе и пустыня, тут тебе и яблоки - все дежурные блюда символического меню. Между тем криминальный сюжет развивается своим чередом, и за долгами приезжает дородный дядька на иномарке. Сперва обращается к тетке братьев, разбитной немолодой резвушке, у которой ни один мужчина дольше четырех месяцев не задерживается. Но не задержавшись у тетки и четырех минут, мафиозо отправляется выколачивать долг из братьев, и находит все семейство в каменоломне.

Смешно ли, грустно ли, но брат Авель оказывается жив, хотя и в тяжелом состоянии. Керим-Каин снова пытается сбежать, но засыпая в маршрутке, сталкивается с сонмом попутчиков-духов, смущающих его утешениями - мол, не ты убил, камень сам упал. А вернувшись домой, он застает там новые похороны - но не брата, который по-прежнему в реанимации, а матери, отказавшейся вопреки приказу мафии отречься от одного из сыновей. Керим, похоронив мать (наконец-то пригодилась надгробная плита из мастерской, а то никто уже давно в округе не умирал и бизнес совсем не шел), раскаивается, и в знак прощения ему дается опять-таки яблоко, а впридачу - черно-белое видение идиллической семейной жизни, где все близкие живы-здоровы. Окончательным знаком примирения без вины виноватого "убийцы" Керима с собой и с миром становится выдолбленная им языческая "каменная баба", особенно удивительная после всей череды библейских образов и цитат.

"Железный таракан" реж. Ян Бюлтхел

К подобной анимационной технике (оцифровка на компьютере актеров, снятых в павильоне) прибегают либо при освоении фантастических, сказочных сюжетов, либо для конструирования миров футуристических антиутопий, как, например, в фильмах Ричарда Линклейтера или Ари Фольмана. Тогда как "Железный таракан" - кино историческое, и к тому же рассказывающее о судьбе реального человека, борца-чемпиона Жана Мордана. Этот Мордан (не кличка, а фамилия - Mordant), выиграв чемпионат в Аргентине в 1914 году, узнает, что его 15-летняя дочь Мими изнасилована в родном Остенде немцами-оккупантами. Сразу метнувшись обратно в Бельгию к своей сиротке (мама умерла при родах, Мими воспитывается теткой Лизеттой), Мордан одержим местью и записывается добровольцем в армию, в первый, только что созданный танковый батальон. Как раз в строй вводятся новой модели бронированные машины, и Мордан в числе первых начинает их осваивать, а вместе с ним - друг и тренер Виктор, и также племянник Гвидо. Пока Мордан находится в тренировочном лагере, приходит еще одно печальное известие - Мими беременна от насильников. Отец готов уже дезертировать, чтоб вернуться к дочери - но вместо этого бельгийский отряд попадает на восточный фронт, в самое пекло войны. А выбраться уже почти невозможно.

Собственно, основной сюжет связан именно с "одиссеей" героя. Из России, отрезанной от мира войной и революцией, Мордан с Виктором и Гвидо, в компании с новой знакомой героя, медсестрой Еленой Докторовой, отправляются через Монголию, Китай и Владивосток, Тихий океан и США обратно в Бельгию. И тут, на русской почве, трудности, печали и ловушки подстерегают не только героев (хотя им приходится даже врукопашную схватиться с сибирским медведем!), но и авторов, рассказывающим как бы реальную историю, не озаботившихся элементарными консультациями по части местной специфики. Поэтому царские офицеры в 1915-м году поют "Артиллеристы, Сталин дал приказ", а в 1916-м толкуют о том, как Ленин смущает народ в Петербурге. Образ Елены Докторовой, оцифрованной с актрисы Динары Друкаровой, по-своему трогателен, но ее повествование о муже-ученом, работающем у Сербского в Московском университете и расстрелянном большевиками за монархистские убеждения, вызывает скорее улыбку, чем сострадание, не говоря уже про ностальгические воспоминания героини о детстве в поместье, где крестьяне пели, возвращаясь с покоса, "В лунном сиянии", а отец, заслышав их, доставал из шкафа водку. Вообще большевиков такими карикатурными уродами, как в этом бельгийском мультике, не изображали западные кинематографисты даже в 1920-30-е годы - тупые, злобные, продажные, и чуть что - убивают всех подряд. Зато пообщавшись с ними юный Гвидо проникся марксизмом и впоследствии стал одним из основателей бельгийской коммунистической партии.

Символика заглавия прозрачная: во время путешествия морем до Архангельска герою в кальсоны заползает таракан, и сколько бы борец-чемпион не пытался его раздавить, таракан все-таки не поддается - очень уж они живучие. Таков и Мордан оказывается - все прошел, многих потерял, но выжил. Путь бельгийцев сквозь сибирские дебри показан весьма схематично, хотя в Китае будущий коммунист Гвидо подбирает проститутку, которую во Владивостоке проклятые американцы отказываются без документов допустить на корабль, и бельгийский коммунист китайскую проститутку вынужден оставить в России на произвол судьбы. Как в Нью-Йорке после объяснения в любви у Ниагарского водопада Мордан оставляет Елену. Он-то - знаменитый Мордан, ему стоит только представиться, что он, мол, чемпион, и сразу ему все двери открываются, включая американское консульство, а американцы абы кому не открывают. Вот и по приезде в Остенде герой вызволяет из приюта внука, тоже Жана Мордана, монашки ему говорят - да что вы-что бы, не стоит беспокоиться, документы какие-нибудь там, подписи - забирайте мальчика, до свиданья и счастливо. При этом актеры, работавшие над картиной, говорят, что это кино о судьбе маленьких людей в большой войне - ну ничего себе "маленькие", когда только и успевают что в "хождении по мукам" своим чемпионством всюду козырять. Слабость ли драматургии, низкое ли качество анимации - но и "Железный таракан" от жюри под председательством Йоса Стеллинга лавров не снискал.

"Перформанс" реж. Андрей А.Эшпай

От России на фестивале "Зеркало" была представлена новая работа Андрея А.Эшпая, и этот показ стал фактически мировой премьерой "Перформанса". Виталий Кищенко выползает из-под земли, прислушиваясь к стуку метронома. Его герой - композитор и художник Шеремет (имя? фамилия? псевдоним?), недавно вернувшийся в Россию после долгого отсутствия и получивший в свое распоряжение (от государства? от частного спонсора?) под студию старинную усадьбу посреди леса. Вместе с женой (Анна Синякина, актриса лаборатории Дмитрия Крымова) и сыном-младенцем, бывшей женой (Зоя Кайдановская) и старшим сыном, а также группой музыкантов Шеремет готовит перформанс: расплескивает краску по стеклу, рисует карандашом с натуры, заносит на листы нотные знаки, репетирует с музыкантами... Но во время одной из прогулок Шеремета по лесу он становится свидетелем похищения и изнасилования местной девушки Оленьки (еще одна, но более позднего призыва актриса крымовской лаборатории - свежеиспеченная обладательница "Золотой маски" Мария Смольникова, звезда спектаклей "Горки-10", безвременно сошедшего с афиши; "О-й. Поздняя любовь", как раз и премированного "маской; грандиозного "Русского блюза"; и гениального, пронзительного, ни на что не похожего "Последнего свидания в Венеции" по Хемингуэю), которую артист прежде рисовал. Девушку заталкивают в проржавевший полуразвалившийся автобус, а Шеремету заливают в рот водку, что категорически ему (почему-то) противопоказано. Далее сюрреалистические, аутичные и почти шизофренические фантазии героя перемежаются со стилизованными под оперативную съемку эпизодами, где следователь допрашивает свидетелей по делу о пропаже Оленьки. Правда, допросить же Шеремета нет никакой возможности - настолько он далек от реальности.

Виталий Кищенко, наверное, лучше, чем кто-либо смог бы, играет такого погруженного в себя и одновременно находящегося в сложных взаимоотношениях с окружающим миром художника, но фильм в целом настолько близко подходит к формату видеоперформанса, что характер в визуальных наворотах и саундтреке теряется, не говоря уже о криминальной интриге. Вообще Эшпай как режиссер вполне способен работать "традиционным" методом, он создатель достаточно успешных историко-бытовых телесериалов. Но и в своем кино-артхаусном творчестве он прежде экспериментировал более аккуратно. Фильм "Многоточие" был непростой по содержанию, но вполне обыкновенной по форме ретро-драмой. "Событие", значительно более радикальное эстетически, удержала "в рамках" исходная драматургия Набокова. В "Перформансе" Эшпай продвигается дальше прежнего - и совсем уходит "в отрыв": пылающий огонь, стекающая по стеклу вода, пробежки по лесу - все тридцать три артхаусных удовольствия. Музыка в кадре и за кадром звучит, конечно, Андрея Эшпая-старшего, ушедшего из жизни в прошлом году, и вероятно, для режиссера, сына композитора, здесь есть что-то личное. Хотя в в гораздо большей степени, чем Андрей Эшпай, с Шереметом из "Перформанса" ассоциируется тоже умерший, но буквально на днях, Олег Каравайчук, да и по типажу, по имиджу он с присущими ему "странностями" обнаруживает сходство с Кищенко скорее, чем Эшпай-старший, едва ли склонный к эскападам, к бегству от реальности в пространство грез, почти бреда, подобно герою фильма. Но коль скоро бред становится сюжето- и структуро-образующим приемом, негоже завершать зрелище, которое досмотреть до конца можно только титаническим усилием воли, столь однозначным и оттого банальным финалом: музыканта-перформера забивают палками в отместку за поруганную девочку, а издалека раздаются крики "это не он!" Это как в том анекдоте: "даже я поняла - а они не поняли". Ну разумеется - "не он", ведь "он" - художник, живущий в мире собственных грез, фантазий, открытий, и тут - похищение, изнасилование, убийство, надо же понимать - натура тонкая, творческая, на злое дело неспособная.

"Рассвет" реж. Лайла Пакалныня

Сергей Эйзенштейн родился в Риге. Потом он снял "Бежин луг", который был уничтожен по приказу сверху. Лайла Пакалныня в своем латвийско-эстонско-польском опусе обращается отчасти к эстетике Эйзенштейна, и в связи с последним отчасти к киномифологии советского колхозного строительства. В фильме нет ни слова по-русски, даже революционные песни "Смело товарищи в ногу" и "Юный барабанщик" переведены на латышский, а действие происходит номинально в послевоенной Латвии чуть ли не хрущевских (он упоминается однажды) времен, что, впрочем, весьма условно, потому что сама история, посредством опять-таки Эйзенштейна, восходит к казусу Павлика Морозова. Законные хозяева поместий и усадеб давно высланы в Сибирь, а на месте их угодий организуются колхозы и бегают стайками юные латыши в пионерских галстучках. Один из них, Янис, доносит Карлу Яновичу в политотдел колхоза "Рассвет" на отца, участвовавшего поджоге колхозного имущества, чем ставит под удар всю семью, но в первую очередь себя, потому что Яниса подкарауливают в поле и убивают родственники. Прилетевший на самолете доктор не может Яниса вернуть к жизни, но оставшихся пионеров уверяет, что сердце погибшего будет биться в остальных пионерах.

Еще в фильме пускают на дрова иконы, рубят колокол - в общем, несмотря на гимн Латвийской ССР ближе к финальным титрам к реалиям хотя бы и советской Латвии кино имеет отношение, мягко говоря, опосредованное. Киноповествование дробится на отдельные эпизоды, перемежается откровенно анахроничными интермедиями (в крестьянский уклад парадоксально врываются элементы чуть ли не постиндустриального апокалипсиса, заброшенные заводские здания, гигантские мосты, рисованные краской на стенах чудовищных размеров пятиконечные звезды). Вообще ценность и художественное значение формалистского эксперимента Лайлы Пакалныни оценить непросто, поскольку об оглядке на Эйзенштейна тут можно говорить разве что с большой долей осторожности, зато не только на Эйзенштейна, но заодно и на Довженко, и может быть даже на Миклоша Янчо (во всяком случае, пионеры у Пакалныни очень охотно и долго ходят кругами по полю). Социально-исторический же контекст в картине размыт до неразличения, думать о попытке латвийского режиссера разобраться с прошлым своей стороны в данном случае затруднительно, коль скоро во главу она ставила стиль, изображение, композицию кадра, а сюжет, характеры и, собственно, тема как будто волновали ее во вторую очередь. Внешнюю сторону оценили - оператор "Рассвета" Войцех Старонь получил приз жюри "за визуальный концепт".

"Земля просвещенных" реж. Питер-Ян де Пью

Самым премированным если не по статусу, то по количеству наград оказался полудокументальный-полуигровой фильм бельгийского художника и режиссера-дебютанта, снятый в Афганистане с непрофессиональными актерами: "Земля просвещенных" получила "приз зрительских симпатий" и, как ни парадоксально, приз "за профессиональные достижения" от жюри.

"Я не понимаю, почему они хотят захватить наши горы, почему они так важны для них?" - недоумевает маленький афганец, наблюдая за попытками американских военных наладить хоть какое-то подобие цивилизованной жизни на Памире. Действительно - почему они хотят захватить? Ведь афганцы без пришлых солдат живут-не тужат, им и от предыдущих, русских завоевателей, досталось немало. Мины, гранаты и взрывчатка, которыми можно рыбу глушить, а металл использовать как лом. Куртки, шапки, ремни. Не говоря уже про автоматы Калашникова, пули, колючую проволоку - все необходимое в наличии. Главный герой, которому лет десять с небольшим, собирается жениться - невесте еще меньше. Но чтобы посвататься к ее отцу, надо набрать достаточно опиума для подарка, и герой сопровождает караваны с наркотой, попутно обирая перевозчиков, к таджикской границе. Дальше они пойдут через Таджикистан и РФ в Европу, чтобы маленький афганец мог жениться и построить для невесты дворец. Дворец он, конечно, никакой не построит, кто-то за него построил, но афганцы от него оставили только развалины.

Все эти химеры бельгийского фотографа, подавшегося в режиссуру, умиляют до слез. Не то что американские солдаты, который знай себе бомбят, что движется, почем зря без разбора. За кадром звучат фантазии, сказки, легенды (не знаю, насколько аутентичные) про тысячелетнего героя, который не успокоится, пока Афганистан не избавится от "гостей", или про то, как на небе появляется новая звезда, и скоро ночью будет светло как днем. Ветер гоняет обрывки красных тряпок (то, что осталось от флага СССР?), "мирное" население Афганистана, подобно падальщикам, подбирают то, что осталось от прежних эпох, будь то лазурит из шахт, которым семь тысяч лет, или брошенное при отступлении имущество русской армии, которое можно обменять на имущество американской. Но главный герой (материал реальный, но сюжет как бы вымышленный, авторский) продолжает мечтать о том, как станет ханом свободного Афганистана, ведь это "земля просвещенных". Вот только накопит достаточно опиума - и будет ему счастье.

"Радиогрезы" реж. Бабак Джалали

"Свежо, халяльно, кошерно, изысканно! Смесь иранского кебаба и бургера!" - строчка рекламы из фильма относится на самом деле к фастфуду, но режиссер, вероятно, и собственное произведение видит примерно таким же, соединением лучшего, что есть в восточном и западном кинематографе, изысканным, острым и кошерным. На вид же смотрится как самодеятельность, в лучшие (немногочисленные и непродолжительные) моменты напоминает ситкомы канала ТНТ, а в целом наводит своей профессиональной беспомощностью уныние. Хамид Рояни - иранский писатель, опубликовавший четыре романа прежде, чем эмигрировать в США, где он напечатал дебютную англоязычную книгу рассказов "Долгая дорога домой", а вообще работает редактором на радиостанции "Парс", вещающей на языке фарси и в связи с этим ограниченную целевой аудиторией. Владелец станции, помешанный на борьбе, приобщает к спорту ведущего и певца, который в свободное от вещания время разучивает с Рояни по-русски песню "Катюша". Действие укладывается в сутки - афганская рок-группа "Кабул дримз" приехала в Сан-Франциско, где располагается офис и студия "Парса", чтоб в эфире иранской радиостанции устроить сейшн с "Металликой". Но "Металлика" опаздывает, зато долго и любовно готовившуюся программу про запуск обезьян в космос заменяют интервью с королевой красоты Иран-США. Узнав, что та пишет стихи, писатель в ужасе отказывается их слушать, хотя та очень настаивает. Зато сам пичкает целевую аудиторию частоты собственными новеллами из вышеупомянутого сборника - заполняя эфир даже рассказами на ассирийском.

Бабак Джалали родился в Северном Иране - то есть близ границы с тогдашней Туркменской АССР. Вообще из десяти конкурсных фильмов "Зеркала", кажется, только на колумбийском материале снятый "Темный зверь" не нес в себе "русского следа", а так что ни фильм, то "русский мир", вот и персы в Сан-Франциско "Катюшу" разучивают - она на протяжении ленты звучит так или иначе минимум четыре раза. Что еще характерно - Хамида Рояни играет непрофессиональный актер (как и все прочие участники проекта), автор песен левого, марксистского толка, популярных до иранской революции, а позднее бежавшего от революционеров-победителей, и это момент принципиальный, не в СССР к единомышленникам-коммунистам, а к капиталистам-эксплуататорам в США, где по сей день и страдает. Афганцы, по сюжету приезжающие в США буквально на сутки, в действительности живут там уже два года, и хорошо еще если стараются вписаться в эксплуататорские рамки, а не готовят оружие, чтоб кого-нибудь пострелять. Сам любитель русских песен, воспитанный на советском телевидении Джалили осел в Лондоне. В общем, неплохо вроде все устроились - но в душе мучаются неимоверно, по родине тоскуют, а бездуховный запад их отторгает. Впрочем, по сравнению с большинством аналогичных поделок "Радиогрезы" хоть и полулюбительские по качеству, но не столь подлые по отношению к миру, который приютил "беженцев", пострадавших от исламистского режима. И даже "Металлика" не подвела - всем составом в кадре она не появляется, но один из участников группы, Ларс, все-таки приходит на запись, когда его уже совсем и не ждут. Можно было оценить наивность и искренность замысла, но фестивальное жюри продвинулось дальше - Бабаку Джалали вручили приз за режиссуру.

"Я, Ольга Хепнарова" реж. Томаш Веинреб, Петр Казда

Михалина Ольшанская сыграла Матильду Кшесинскую в фильме Учителя, но он еще неизвестно когда выйдет, так что в чешском опусе молодая польская актриса задействована определенно не ради пущего коммерческого успеха. Тем не менее хоть изображение, правда, и черно-белое, но быстрая смена коротких планов, стремительное и последовательное развитие событий, криминально-психологического характера фабула - это все делает картину против ожидания зрелищной, во всяком случае, смотрибельной. Отчасти "Я, Ольга Хепнарова" напоминает первые, чешские фильмы Милоша Формана, прежде всего по стилистике; отчасти, в большей степени по особенностям драматургии - французские театральные и кинодрамы экзистенциального плана. Похожие типажи и сюжеты встречаются нередко именно у французов, от Камю до Кольтеса: бескорыстный убийца, совершающий своего рода экзистенциальный эксперимент, и прежде всего над собой. Вот и Ольга Хепнарова, молодая женщина в Чехословакии начала 1970-х годов чувствует себя в обществе затравленной. И то сказать - Чехословакия оккупирована, установлен тоталитарный режим с соответствующими взаимоотношениями в обществе. Однако ясности в вопросе, как пострадала от русского вторжения конкретно Ольга, картина не дает. При том что она лесбиянка, ее угнетают не больше, чем любого другого гражданина страны. Она встречается с девушками, уходит из родительского дома в загородную хибарку, которую мать ей пусть и без охоты, но предоставляет, устраивается шофером в гараж, причем на работе ее ценят и дают новые машины, девушек она регулярно меняет, мать-медик выписывает дефицитные успокоительные лекарства... Но чувствуя себя затравленной, Ольга садится за руль грузовика, выезжает на тротуар. Итог - двадцать пострадавших, из них восемь трупов. Обвиняемая требует для себя смертной казни - в ипостаси Ольги Хепнаровой. Одновременно с этим та же девушка, называющая себя другим именем, уверяет в своей невиновности. Адвокат настаивает на том, что подзащитная - шизофреничка, и все-таки Ольгу вешают.

Принять решение, шизофреничка она или борец с режимом, каждому зрителю остается самостоятельно, авторы не слишком помогают. Более того - герои Камю и Кольтеса все-таки не страдали раздвоением личности, в отличие от жертвы социализма, они могут вызывать отторжение, но не, как в данном случае, недоумение. Потому что если героиня больна, тогда не о чем говорить кроме того, что ее незаконно казнили. А если она мстит обществу (непонятно только, за что конкретно - пожалуй, из героев всех конкурсных фильмов фестиваля именно Ольга Хепнарова меньше остальных претерпела от внешних социальных факторов), тогда поворот с раздвоением личности тут неуместен - хотя никуда от него не денешься, ведь история-то реальная. Ею особенно прониклось "жюри молодых кинокритиков", работавшее на фестивале параллельно с большим международным жюри, и приз от "молодежи" достался именно "Ольге Хепнаровой".

"Темный зверь" реж. Филипе Герреро

"Отдельные моменты картины до сих пор стоят у меня перед глазами" - заметил, вручая фильму главный приз, председатель жюри Йос Стеллинг. Немудрено - как раз на показе "Темного зверя" в фестивальном Левитан-холле сломался видеопроектор, так что показ запускали заново и фактически часть фильма пришлось посмотреть неоднократно. Впрочем, с жюри трудно не согласиться - колумбийский "Темный зверь" действительно в гораздо большей степени, чем прочие конкурсные работы, отвечал и понятиям об "авторском кино", и, насколько я могу о них судить, задачам кинофестиваля.

Колумбия, более или менее наши дни. Одна женщина пошла постирать белье, возвращается - а в деревне пусто, ни одной живой души, пришлые боевики всех то ли поубивали, то ли захватили и увезли; погоревала она и подалась прочь. Вторая не выдержала да и зарезала сожителя-насильника - и тоже в бега. Третья сама состоит в банде убийц-мародеров, где никто не считает ее за женщину, тогда она обрезает себе волосы покороче - и вслед за остальными. Все дороги ведут в Боготу, но на пути героиням надо подавить в себе "темного зверя", иначе нельзя дальше жить. И хотя в столице тоже медом не намазано, придется работать уборщицами или чистить овощи, но есть надежда избежать насилия - как в роли жертвы, так и агрессора. А первая из трех героинь, что потеряла всю семью, во время нападения на автобус обретает новую подопечную, спасая при обстреле девочку и принимая на себя заботу о чужом ребенке.

В фильме практически нет текста, никаких диалогов, долгие планы, пейзажи джунглей, детали вроде украшений из смятых металлических крышек от бутылок, и хотя почти бессюжетное действие увлекательным, а медлительно-молчаливую стилистику оригинальной при всем желании не назовешь, почти в каждом кадре чувствуется напряжение, что резко выделяет латиноамериканскую (при германо-нидерландской поддержке) картину из числа прочих фестивальных.