"Вестсайдская история": зачем Спилберг переснимает классику
К концу года внезапно выяснилось, что «старики», то есть мэтры режиссуры, способны своей дерзостью и мастерством заткнуть за пояс большую часть кинематографической молодежи. Ридли Скотт выпустил этой осенью целых два фильма: потрясающую средневековую «Последнюю дуэль», которая, увы, провалилась в американском прокате (целевая аудитория фильма, люди постарше, предпочитает сейчас не ходить в кино) и менее удачный сатирический «Дом Gucci». Пол Верхувен снял яркий фильм «Искушение», которому в России не выдали прокатное удостоверение. Не отстает и Стивен Спилберг: его «Вестсайдской истории» – новой версии классического бродвейского мюзикла, экранизированного впервые пятьдесят лет назад, – прочат как минимум номинации на «Оскар». А возможно, и главную статуэтку года (оригинальная картина завоевала аж десять премий американской киноакадемии). Почти семидесятипятилетний режиссер никогда не снимал мюзиклов, но, очевидно, азарт пробовать себя в новых жанрах его не покидает. Его «Вестсайдскую историю» некоторые критики посчитали сверхидеальной, превзошедшей даже оригинал. Спилберг, несомненно, создал оммаж ленте 1961 года и в то же время вдохнул в историю новое легкое дыхание.
«Вестсайдская история», как известно, очень вольная адаптация «Ромео и Джульетты», придуманная драматургом Артуром Лорентсом. Юноша-американец и девушка-пуэрториканка из противоборствующих банд (он завязал с бандитскими разборками, но лучший друг старается затянуть его обратно, она только что приехала к своему брату в США) влюбляются друг в друга в трущобах Нью-Йорка конца 1950-х и пытаются противостоять миру и судьбе. Собственно, о сюжете сказать больше почти нечего. В фильме Роберта Уайза и Джерома Роббинса с гениальной музыкой Леонарда Бернстайна и хореографией того же Джерома Роббинса о какой-то психологической глубине говорить, по сути, не приходится. Характеры персонажей едва намечены, но сопереживание все равно рождается, потому что его диктуют сама история и, конечно, музыка. Бродвейское происхождение мюзикла очевидно: в фильме высока степень условности, а некоторые декорации отчетливо напоминают театральные. К выбору актеров для центральных ролей тоже есть вопросы: если в сияющие глаза актрисы с драматичной судьбой Натали Вуд невозможно не влюбиться, то ее напарник Ричард Беймер лишен харизмы. Понятное дело, что все эти претензии – из сегодняшнего дня. Откровенно говоря, смотреть сейчас ленту Уайза и Роббинса при всей ее значимости для истории кино не то чтобы очень увлекательно. Во всепрощающую любовь, сразившую персонажей с первого взгляда, теперь легче поверить. Спилберг дает Марии и Тони чуть больше времени рядом, они успевают даже повздорить еще до всех драматических событий. И все-таки есть вероятность, что циничный современный взгляд не позволит полностью проникнуться трагедий влюбленных: все равно кажется, что обрести такую мощь чувства всего лишь за сутки могут только совсем уж сказочные герои.
Спилберг и Кушнер заостряют социально-политические мотивы, которые были и в классической ленте. Многие работяги-пуэрториканцы в фильме осознают, что они никогда не будут обладать теми же правами, что и белые американцы, да и вообще жизнь в США отнюдь не так идеальна, как это представлялось издалека. Но и местные жители из неблагополучных районов лишены каких-либо привилегий – об этом им прямо говорит местный шеф полиции. В этом две банды похожи. Трущобы, в которых они живут, уже совсем скоро будут окончательно снесены – на их месте построят Линкольн-центр.
Несмотря на все отличия, Спилберг создал действительно очень близкую к оригиналу картину: совершил этакий «косметический» ремонт «Вестсайдской истории», подчеркнув ее достоинства и аккуратно поправив недостатки. Воссоздал ее дух: дух истинной магии кино, который все реже можно почувствовать в кинозале. Все это закономерно: режиссер признается, что он просто обожает классическую версию и долгие годы мечтал сделать этот фильм.