Лидия Козьмина: та, которая рисует сказки

Лидия Козьмина – одна из самых известных и узнаваемых художниц Приморья, чья слава давно перелетела через границы региона. Вместе со своими работами она побывала в Корее, Японии, Австралии, долгое время преподавала в соседнем Китае. Арт-критик Александр Лобычев назвал ее "Марко Поло современного дальневосточного искусства", проводя параллель с вымышленными цветистыми повествованиями знаменитого венецианского купца. Работы Козьминой тоже погружают зрителей в мир волшебных путешествий, где можно встретить непонятных существ, русалок, антропоморфных обитателей морских раковин, диковинные здания-острова, лабиринты из ягод – и обнаружить в этом не только завораживающую мифологичность, но и реминисценции из средневековых полотен. На встречу, организованную Приморской государственной картинной галереей в рамках выставки "Художники Приморья.Наследие" пришло более 50 человек – студенты художественного колледжа, ценители искусства, бывшие студийцы с родителями – гардероб едва вместил одежду собравшихся. Вопросы сыпались наперебой – корреспонденту ИА PrimaMedia оставалось только записать ответы. Начало пути Я не скрываю год рождения – 1966. Я выросла в эпоху ушедшую, советскую, в самый ее расцвет, в те времена, когда образование было в достатке. Мой родной поселок Заводской – это был один завод, дворы вокруг. Но при этом там была великолепная художественная школа. В 4 классе я записалась везде, в том числе, в ДОСААФ и в баскетбольную команду – при моем-то росте! Я не была одаренным ребенком, в художественной школе не была лучшей. Но спасибо первому педагогу – Ивану Александровичу Ермолаеву. Именно он когда-то привез меня во Владивосток, в художественное училище. Все знают это кирпичненькое здание на Хабаровской – но оно показалось мне лучшим на свете, храмом искусства! Только сюда! Вступительные экзамены я сдала на две тройки и две четверки. Но в первом же семестре мне поставили все пятерки. Это чувство, что ты попал туда, куда хотел, помогает: все совпадает и все получается. Время, которое я провела в художественном училище, было удивительным, переломным. "Мастера и Маргариту" мы еще читали тайно, в перепечатках, в самиздате! Ван Гога нам не рекомендовали смотреть. Но, конечно, мы все смотрели и слушали, спасибо моим друзьям. Специально ездили в Санкт-Петербург, чтобы слушать Цоя и Гребенщикова. Ребята, дружите! Это среда, в которой вы растете. Не столько педагоги дают нам, сколько мы сами даем друг другу. Художник и деньги Когда я получила первую зарплату в 1993 году, то заплакала – она была меньше стипендии, которая тогда составляла 40 рублей. Было совершенно непонятно, как жить, куда идти, как продавать картины? Представьте себе, мы в институте всерьез спорили – этично ли продавать свои работы. Ведь художник и деньги – понятия несовместимые! И первые два года я свои работы не носила в "Ностальгию". Потом смотрю – те, кто продает, зажили хорошо, стали куда-то ездить. И я тогда оставила этот глуповатый идеализм, тоже стала продавать. Первые ученики Учась в институте, я не могла точно сказать, что вот окончу его, стану художником и буду рисовать картины. И уж точно не хотела стать преподавателем. Но это был 1993 год, нужно было хоть что-то зарабатывать, и сразу после выпуска мне удалось устроиться в студию маленького клуба. Ко мне пришли дошколята 4-6 лет, и вот я с этой гвардией воевала несколько лет. Малышей ведь рисовать не заставишь, они просто уйдут. А эта гвардия передвигалась за мной: куда я переходила преподавать – туда и они. Это, конечно, очень приятно. Профессиональная среда В 2002 году мы с моим будущим мужем и друзьями вступили в Союз художников, и это оказалось важным шагом. До сих пор мы не жалеем об этом, и рады. Потому что содружество художников – это помощь. Это не только мастерская, а еще и общение, осознание себя в профессиональной, в своей среде. Для меня было большой радостью прийти преподавать в художественный колледж – это случилось 13 лет назад, тогда он назывался училищем. Было сложно туда попасть, в основном был мужской преподавательский состав, женщин брали с трудом. А сейчас, как видите, учатся в основном девушки. Себя я осознала художником, когда меня приняла художественная братия, со мной стали разговаривать старшие. Мой преподаватель в институте, Василий Никанорович Доронин вселил в меня уверенность – он вообще очень трепетно ко мне относился. Это важно, когда люди, авторитетные для тебя, хвалят твою работу. И естественно, важно, когда твою работу покупают – то есть, помимо "призвания" ты ощущаешь, что это еще и кому-то нужно. Станция "Солярис" У меня нет какой-то особой "башни из слоновой кости" — мы с мужем следим за новостями, стали довольно политизированными, обсуждаем все, что происходит в мире. Мастерская у нас общая, самая большая во Владивостоке — 104 квадратных метра. Я называю ее "станцией Солярис", как в фильме Тарковского. Это мое пространство, которое я обустраиваю так, как хочу. Долгое время мы с мужем и жили, и работали в мастерской. То есть, засыпаешь – холст стоит рядом, просыпаешься – опять на него смотришь, и такое ощущение, что работаешь всегда. Два художника в одной семье Это сложно, но мы как-то приспособились за долгие годы жизни вместе. Иногда я Олега прошу: нарисуй мне натюрморт с цветами! Чтобы как-то где-то попытаться его продать. Он первые три дня сопротивляется, а потом начинает писать с натуры – у него великолепные натюрморты получаются. Время, которое мы проводим в мастерской, — это, наверное, то, к чему я стремилась, о чем мечтала. Материальных ценностей у нас немного, но холсты, краски, есть что посмотреть, послушать, о чем поговорить. Конечно, есть интерес друг к другу. Но вдвоем мы не рисуем, мне даже замечание нельзя сделать. Бывает, иду мимо его холста, вижу — что-то не так, скажу: у тебя нос не там — и быстро-быстро убегаю. А вслед несется: "Я его еще не закончил, что ты лезешь!" Об источниках вдохновения Много значат путешествия. Не обязательно дорогие поездки – мы много ездим по Приморью, и для меня это важная наполняемость. В поездках по крупным городам мы посещаем музеи – это тоже много дает. В музеях не бывает плохих работ. Но мне тяжело ходить по музеям дольше двух часов: наполняешься и потом не можешь переварить все увиденное. Из старых мастеров мне очень нравится раннее Возрождение: Джотто, Пьеро делла Франческа. Конечно, нравится средневековая скульптура, храмовое искусство. Конечно, Брейгель – и по моим работам можно это заметить. Очень люблю художника Клее. Через Олега ко мне пришла любовь к немецкому искусству. Мы даже съездили в Лейпциг, где жил и работал художник Вернер Тюбке – среди ночи с компанией немецких художников отправились к его дому и танцевали вокруг него. Мама иногда удивляется – в кого ты удалась? Я поддакиваю – все в роду крестьяне, действительно, в кого… Ни одного художника нет, разве что дед Гончарук, может быть, имел отношение к гончарам – но это ремесло, а не искусство. А для меня живопись – это некое таинство, дар небесный. Не все в жизни можно объяснить, хотя и в чудеса я не верю. О кумирах Говорят – не делай себе кумира, а почему бы и не делать? Должны быть кумиры, чтобы у тебя дома висел его портрет, была его лучшая книга. Я за то, чтобы оставались такие вещи. Чтобы уважение не позволяло тебе хлопать кумира по плечу, развенчивать героев. Так вышло, что мы выросли на одних героях, а потом их развенчали. И этот не герой, и тот, а герой – один я! Все-таки нужно искать себе кумиров, особенно в молодом возрасте. О творческой манере Это всегда было очень сложно определить. Мы много говорили об этом с Натальей Андреевной (Левданской), с Сашей Лобычевым, с Олегом (Подскочиным)... Я иногда думаю – зачем разделять искусство на абстракционизм, реализм и так далее? Есть хорошее и нехорошее. Человека проще всего описать двумя словами: вон та кучерявенькая. И про меня можно сказать: это вон та, которая сказки рисует. Мне это определение "сказочницы" поначалу не нравилось, я спорила с Лобычевым: Саша, ну какая я сказочница, есть же такое понятие – символизм! И он постепенно стал придумывать какие-то другие определения, уводить от "сказочности". А сейчас я думаю – ну и пусть я сказочница, что в этом плохого? Сочиняю какие-то мифы, вношу их в работы. Конечно, мне хочется тянуть нить от старых мастеров, чтобы она прошла и дальше, после меня. Есть поговорка: художник у художника должен сидеть на плечах. Взяв что-то у мастера, ты все равно перенесешь это на холст по-своему. Я ни в коем случае не причисляю себя к великим, хотя порой сделаешь что-то красиво – и думаешь: ну все, вот оно! Но это минутное ощущение, которое сменяется рефлексией. Я медленный художник, у меня получается примерно 12 работ в год. Могу писать одну работу три месяца, могу три дня – зависит от формата. Если работать каждый день, удивляешься, как много можно сделать. Физически я могу работать весь световой день. На пленэре можно по три этюда в день писать. Неважно, сколько времени ты пишешь, но я за долгую работу. Настоящее удовольствие появляется только ближе к окончанию, когда ты собираешь все воедино. Художники старшего поколения советовали: ты отставляй, пусть работа постоит – она же в это время пишется! И вправду: отвернешь картину к стене, через 2 недели посмотришь на нее – а она иначе выглядит. О работе в Китае Мне было сложно с моей европейской школой живописи учить китайцев. Они, конечно, внимательные, и от меня ждали какого-то рецепта чуда. Я работала с переводчиком, говорила им: светлее, темнее, ниже, выше. Потом сама выучила китайские слова: здесь хао, здесь пухао. Студенты в основном были из сельской местности, с огромной мотивацией. Обучение платное – и многим деньги собирала вся родня. Был один самородок: начинал рисовать с левой стороны холста, заканчивал справа, его учить было просто нечему! Если для нас привычно выделять главное и второстепенное в картине, то у них все главное! А еще китайские студенты удивительно поют. Какие у них голоса! По окончании курса у нас был вечер, они для меня исполняли песни. У меня слезы лились, и у них тоже! Но когда они просят нас спеть, мы всегда говорим: можно, мы лучше танцевать будем? О творческих кризисах Кризис наступает по окончании каждой работы, всегда охватывает сомнение: что дальше, что я еще могу? Откуда черпать новизну, чтобы не повторять себя? Тогда я думаю: начну писать натюрморты или свой автопортрет. Но, слава богу, пока картина за картиной идет. Я ведь занимаюсь и графикой, и живописью, могу одновременно писать несколько работ, да еще и борщ успеваю варить. Надеюсь, что кризисов в моей жизни много не будет. У меня есть способы их преодолевать: хороший круг друзей, хорошие книги, фильмы. Для всего этого нужно, конечно, время, а его мало. Сейчас я читаю рассказы Шмелева, русскую классику. Очень нравится Станислав Лем, Мураками, другие японцы. Люблю читать о художниках, писателях. Ощущение жизни Всегда нужно чего-то не уметь, сохранять "незамыленность" взгляда. Вот у меня впереди 60, 70, надеюсь, 80 лет – и немножко побаиваешься. В то же время появляется какая-то ненасытность к жизни и работе, чем дальше, тем больше. Рисовать – это такое удовольствие! Если ты поймал "волну", потом этому уже не изменить. Конечно, хотелось бы оказаться сейчас на месте студентов – но мозги пусть останутся те, что уже есть. ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ: Приморцы встретились с художницей Лидией Козьминой