Услышать голос Платона
Спор «гаджеты против книг» белорусский писатель, журналист и искусствовед решает для себя однозначно: гаджеты временны, книги – вечны. Об этом – роман «Ночь» («Редакция Елены Шубиной», АСТ), который автор представил на 27-й Международной книжной выставке-ярмарке в Минске.
– Вы назвали роман «Ночь» самой важной из написанных вами книг. Почему?
– Потому что он о книгах. О знании. О том, что чудищ рождает не только сон разума, но и простая боязнь заглянуть за шкаф, где они якобы обитают. За шкафом – только пауки, я могу вас в этом заверить. Пауки и пожелтевший номер газеты «Правда». Так что нужно почаще вставать с кровати в ситуациях, когда хочется спрятаться под одеяло.
Когда студентом я читал Геродота, я думал, каким волшебным виделся мир этому человеку. Тут – невры, тут – андрофаги, тут – насамоны, тут – снег, который Геродот ошибочно принял за висящие в воздухе перья. Мы лишены этого волшебства, и мне захотелось его вернуть, посмотреть на него глазами героев.
Кроме того, наша электрическая цивилизация сейчас находится в стадии декаданса. Ситуация, когда люди не могут оторвать глаза от гаджетов, чтобы пообщаться друг с другом в пределах одной квартиры, непременно закончится тем же, чем закончился прошлый виток. Fin de siиcle («конец эпохи». – В.Г.) требует своих демонов, я выпустил их, подсветив налобными фонариками. И мне неинтересно, почему именно погаснут наши «яблочники», я просто знаю, что их смерть – явление такое же неизбежное, как выстрел «Авроры», венчавший Серебряный век.
Кроме того, для писателя последний роман всегда самый любимый. Так что можете не верить всему написанному выше.
– Как бы вы сами обозначили жанр «Ночи»?
– Я улыбаюсь, когда читаю о том, что это «постапокалипсис». Для меня само понятие жанра в 2020 году весьма спорно. Согласимся, что оно начало размываться ещё в постмодерне. Который уже закончился. Когда Джим Джармуш снимает фильм про вампиров и называет его «Only Lovers Left Alive» («Выживут только любовники»), это – что? Вампирский хоррор? Или, может быть, артхаус? Или артхаус и вампирский хоррор одновременно? Как бы мы обозначили жанр «Шума времени» Джулиана Барнса? Это байопик? Или, может быть, высказывание о СССР как таковое, документальный срез эпохи? Или это история любви? Но если стараться для простоты засунуть «Ночь» в жанровую нишу, ближе всего будет погребок философской притчи. Так её и предлагаю читать.
– В романе вы работали со сложными физическими категориями, такими как время… Ведь внезапно наступившую вечную ночь надо было как-то объяснить. Не страшно было браться за описание апокалипсиса? И почему выбрали именно такой сценарий?
– Литература и философия всегда стремятся ответить на вопросы, ответов на которые не знают точные науки. Давайте, кстати, не забывать о том, что математику придумали философы. Мир, в котором мы практически ничего не знаем об одном из самых важных переменных – времени, – не может восприниматься как сколько-нибудь понятный. Что до ночи, то очевидно, что наступила она не просто так, а монологи некоторых персонажей следует читать как пророческие. По поводу сценария – мне всегда было интересно, как люди ведут себя в пограничных условиях. Вот три самых явных из них: война, любовь, конец света. Я выбрал третье.
– Роман был написан по-белорусски, а затем вы перевели его на русский язык. В чём сложности и особенности автоперевода? Удалось ли в точности воспроизвести роман на русском так, как он был написан по-белорусски?
– Ещё Набоков говорил, что автоперевод – прямой путь к шизофрении, и, на мой взгляд, он совершенно прав. Когда я работал над переводом романа, частенько было ощущение, что я схожу с ума.
Сложнее всего было с песенками тёмных земель, которые написаны на смеси белорусского и русского языка. Я в буквальном смысле сломал себе голову, пытаясь их адаптировать к литературному канону, и в итоге не справился с задачей, решив, что оригинал понятен и русскому, и белорусскому читателю, – и оставил как есть. Мне даже показалось, что эта смесь языков мила именно своими шероховатостями.
Что касается того, удалось ли роман воспроизвести на русском так, как он был написан по-белорусски, – точно нет. Я и не ставил себе такой задачи. Роман – как и в большинстве прозаических переводов – был написан заново. В другой языковой системе, на русском, от начала до конца. Тот факт, что эту работу выполнил автор, её не умаляет. По крайней мере, в части затраченных на это усилий.
– Сегодня многие высказывают мнение, что уже в скором времени книга прекратит своё существование. В «Ночи» же даже в постапокалиптическом мире, где людям приходится бороться за выживание, книга имеет колоссальное значение. Вы думаете, люди действительно будут читать всегда?
– Я убеждён, что закончит своё существование аккурат тот мир, в котором могла прекратить своё существование книга. То, что я называю «электрической цивилизацией». Культуру, в которой найти человека для «быстрого свидания» через Tinder проще, чем поговорить с незнакомкой после «быстрого свидания» о «Циниках» Мариенгофа. Повторюсь, всё это уже было, в том числе в этих самых «Циниках». Мы переживаем «конец эпохи» бог знает в какой раз. Возможен ли человек без книги или – чуть шире – без текста? Нет, невозможен. Потому что мы состоим из языка, который, будучи записан, становится текстом, который, будучи изданным, становится книгой.
К тому же нас создали смертными, и эту нашу особенность мы никак не можем преодолеть. В отличие от борхесовского Картафила у нас нет бесконечности для того, чтобы усвоить все мудрости мира самим, мы вынуждены обращаться за чужим опытом. Книга – спиритический сеанс с мёртвыми, благодаря ей я могу слышать голос Платона. И с чего бы это она умерла?
Я бы мог тут приводить тезисы Жан-Клода Карьера и Умберто Эко из книги «Не надейтесь избавиться от книг», но так, пожалуй, будет даже более по-книжнически: только назвать текст, чтобы все кто хочет читали сами.
– Правда ли, что некоторые ваши произведения одновременно с продажей бумажной версии бесплатно распространяются в интернете? Если да, то почему вы на это пошли?
– Да, белорусская версия «Ночи» была выложена в Сеть в полном объёме вскоре после того, как был продан второй тираж. То же самое происходило с другими моими текстами, например с романом «Сфагнум». В отличие от Андрея Рубанова, книги которого очень люблю, я не считаю, что интернет серьёзно подрывает продажи бумажной версии. Видите ли, если ты абсолютно уверен в своём тексте – смело выкладывай его в свободный доступ, как это постоянно происходит с новинками Пелевина. Если текст стоящий, его захотят купить на бумаге для своей библиотеки. Книга давно уже разделилась на «душу» и «тело». Epub, Fb2, txt – это душа романа. Если «душа» прекрасна, ты захочешь обладать и «телом», листать любимые страницы, давать друзьям, дарить в конце концов. Ведь это невозможно – подарить электронную книгу. А красотой иногда хочется поделиться. Мне кажется, книга, бумажная книга, чем дальше, тем больше превращается в редкий артефакт. Награду для ценителя. С электронной своей версией они начинают жить как будто в разных измерениях.
– Есть ли, на ваш взгляд, различие между русским и белорусским читателем? Может ли так получиться, что что-то в ваших книгах будет непонятно российской аудитории?
– Знаете, в последнее время цвет паспорта читателя меня интересует куда меньше его способности услышать то, что сказано в тексте. Очень часто случается, что как раз на родине тебя понимают меньше всего. Так было, например, с героем моей докторской диссертации, Марком Шагалом, который в 1914 году вернулся из Парижа в родной Витебск с тем, чтобы через 6 лет сплошных неудач навсегда покинуть родину и больше туда никогда не возвращаться. Сложись его судьба по-другому, не потеряй он всех учеников в противостоянии с Малевичем – кто знает, вспоминали бы мы о нём или нет. «Ночь» написана таким образом, что любой житель постсоветского пространства узнает в ней город, в котором он живёт. Вместо «Грушевки» там совершенно спокойно могло быть «Бирюлёво» или «Оболонь»: книга не про топонимы, книга про потёмки, в которых мы живём, про монстров, которых нам успешно придумывают. Про дорогу, в конце концов. Дорогу, которая всегда отбирает у тебя всё, с чем ты на неё вышел. Но иногда даёт ещё больше – нового тебя – взамен.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Виктор Мартинович родился в 1977 году в городе Ошмяны (Республика Беларусь). Окончил факультет журналистики и аспирантуру Белорусского государственного университета. Работал заместителем главного редактора информационно-аналитического еженедельника «БелГазета». Имеет учёную степень PhD по истории искусств. Преподаёт в Европейском гуманитарном университете. Автор романов «Паранойя», «Холодный рай», «Сфагнум», «Мова», «Озеро радости», «Ночь».