Алексей Тевкелев. Основатель Челябинска и проклятие башкир
Кутлу-Мухаммед Тевкелев, а именно так звали при рождении Алексея Ивановича, был человеком вполне заслуженным, почти с незапятнанной репутацией. Сподвижник Петра I, яркий российский дипломат, основатель Челябинска, генерал-майор... Чего же больше-то. Но в башкирских деревнях до сих пор поется песня «Тафтиляу», проклинающая его имя.
Хотя, если уж по совести говорить, в этой песенке не хватает еще одного действующего лица — Ивана Кириллова, основателя российской географической науки и родоначальника российской экономической географии. А ведь именно он во времена царствования Анны Иоановны обратился к ней с докладной запиской, в которой говорилось о необходимости строительства на башкирских землях новой оборонительной линии от джунгар. Позже ее назовут оренбургской. И писал Кириллов, что, дескать, живут в тех местах «башкирцы», народ дикий и нецивилизованный, много неудобств России доставляющий, и что неплохо было бы их и вовсе извести или хотя бы оттеснить из пограничных с казахами степей. И 15 августа 1735 года на реке Орь он заложил город Оренбург (ныне Орск). И это дало старт новому башкирскому восстанию. Хотя тлеть оно начало еще в мае, когда до башкир дошли первые слухи о том, что на их землях будут ставиться новые города. Уже 1-6 июля башкирские отряды напали на роты Вологодского полка, двигающиеся к Ори.
А летом в огне полыхала уже вся европейская часть башкирских земель. Причем, справедливости ради стоит отметить, что на этот раз некоторые башкирские отряды вели себя неподобающим образом. Уничтожая русские деревни под Уфой, они убивали не только сопротивляющихся мужчин, но и женщин, и детей, что ранее было совершенно недопустимо. Это даже вызвало некоторый раздрай в руководстве самих восставших. Один из влиятельных участников его Карагай-батыр даже угрожал «перебросить саблю в другую руку», если те «продолжат обиду делать мирным русским». Убивать стали меньше, но джин уже вышел из бутылки. И имя его было полковник Алексей Тевкелев, которого прислали Кириллову в подмогу.
Сохранилось его письмо на предложение Татищева о мирном решении вопроса: «А чтоб хлеба башкирцам в руских жилищах попрежнему позволить повелено покупать, признавается неполезно и небезопасно, ибо ныне кажется в большую покорность приводит их голод, и тем бы ноивящще их привесть в ослабление. А хотя от голоду некоторые из них скот красть и будут, токмо тем государственного вреда не учинят, а когда они собою з довольством хлеба накупят, и, яко вольной и необузданной народ, никогда над собою страха не видали, опасно что паки по своему ветреному лехкомыслию к неспокойству не обратились, хотя их усмирить в том время будет и можно, только с ними поступать будет тяжеле, нежели как они были голодны и безсильны». Письмо, кстати, датировано еще ноябрем 1730 года.
И Алексей Тевкелев развернулся во всю ширь своей деятельной натуры. В Башкирии до сих пор помнят резню, которую он устроил в деревне Сеянтус, где, как пишет его современник Петр Рычков: «близ тысячи человек с женами и с детьми их во оной деревне перестреляно, и от драгун штыками, а от верных башкирцев и мещеряков копьями переколото. Сверх того сто пять человек забраны были в один амбар и тут огнём сожжены. …И таким образом вся деревни Сеянтус жители с их женами и с детьми от мала до велика чрез одну ночь огнём и оружием погублены а жилища их в пепел обращено».
Румянцев даже собирался его отдать под суд, но Тевкелев выдвинул свою мотивацию: рядом с деревней собирались силы мятежников до пяти тысяч сабель против его двух тысяч, и он специально уничтожил село, чтобы они разбежались охранять свои дома. Всего за март-апрель 1736 года силами во главе с Тевкелевым было сожжено 503 деревни, убито не менее 3042 человек, а за весь 1736 год, по оценке А.И. Румянцева - не менее 10 тысяч.
В то же время Анна Иоанновна запретила башкирам «владеть оружием и ковать оное, для чего кузницам их разорение учинить». Если учесть, что башкиры себя позиционировали как воины и охотники, такой запрет для них значил слом всего. К тому же императрица отменила и вотчинное право на землю. А тут еще и Кириллов скончался в 1736-м, что дало восставшим основания полагать, что его покарал Аллах за нарушение древних уставов, заключенных с самим Иваном Грозным. И мятеж длился еще долгих четыре года.
Крутые скалы на брегах Идели,
Здесь Тевкелев отдал приказ на бойню.
Огонь, что сжег башкирские деревни,
Позолотил полковника погоны.
Трет жесткое седло бока гнедого,
Седлу не больно, а коню терпеть.
Полковник Тевкелев карал башкир жестоко,
Зачем ему чужой народ жалеть?
Лишь ветерком развеются туманы,
Лишь песнею утешится душа;
Полковник Тевкелев оставил путь кровавый,
И память обо всем еще жива.
Бурлит, кипит вода реки Идели,
Нет, Тевкелевым не найти здесь брода.
И сколько б Тевкелевы ни пытались,
Не задушить им чаянья народа!
Чернеют сосны на отвесных скалах,
Закатные ветра им ветви гнут…
Проклятие я высеку на камне,
Когда-нибудь потомки пусть прочтут…
«Тафтиляу», башкирская народная песня
Всего в ходе восстания 1735—1740 гг. были убиты, казнены или сосланы на каторгу свыше 40 тыс. башкир, уничтожено 696 деревень.
Надо ли говорить, что именно тогда была заложена мина замедленного действия, рванувшая во время Пугачевского восстания. И только, когда Указом от 10 (21) апреля 1798 года было создано Башкирское казачье войско, все вновь встало на свои места. Башкирский народ вновь занял свое место в российской истории. Кантонная система управления в Башкирии функционировала в 1798—1863 гг. Каждые 100 служащих возглавлялись походным есаулом, походным сотником и хорунжим, каждые 250 - походным старшиной, сотником или есаулом. Во времена наполеоновского нашествия французы называли башкирскую конницу «Северными амурами». Но это уже другая история.
Владимир ГЛИНСКИЙ.