Родом из бедства: группа Буерак о снобизме, всеобщем Усть-Чилиме и похмелье

На прошлой неделе в Москве прошла очередная "Боль" – модный фестиваль угнетенной и гордой рок–музыки, которую нельзя услышать по радио. Главным событием там стало выступление новосибирской пост-панк-группы Буерак. Специальный корреспондент m24.ru побеседовал с Артемом Черепановым и Сашей Макеевым по скайпу, посмотрел на город и понял что к чему в этой жизни. Скайп работает откровенно плохо. На заднем фоне слышны нетрезвые голоса. Артем и Саша разговаривают бодро. – Ребята, вас не видно. Вы старайтесь говорить максимально разными голосами, чтобы я мог вас идентифицировать. – У нас и так разные голоса. – Это кто говорит? – Саша. – Когда я буду интервью расшифровывать, я с вами согласую, кто и что говорил. – Окей. – А это Артем? – Да, это я. – Как вы себя чувствуете? АРТЕМ: – Тяжеловато. САША: – Дома сидим. АРТЕМ: – Пьем Саур Эль (сорт пива – прим. И.З.) – Вы сразу ответили на мой последний вопрос. АРТЕМ: – Видишь, мы просто записали трек с Пахомом и обладаем экстрасенсорными способностями. – Вы уже начинаете отвечать и про Пахома. Давайте по порядку. Нужно какой–нибудь сложный вопрос задать, чтобы разговор пошел. Или, наоборот, простой? АРТЕМ: – Как угодно. САША: – Мы на все можем ответить. АРТЕМ: – Решаем любой сложности вопросы. (Обращается к Саше) А что мы, не можем включить видео? САША: – У меня есть зарядка, сейчас включим. АРТЕМ: – Вот, собственно, такие дела (включается видео). Нормально? – Главное, не крутите. Мне приходится крутить головой вслед за вами. Как бульдог, помните, такие бульдоги на торпеде? – САША: – Нормальная тема. – АРТЕМ: – Да-да. Вот это Новосибирск, короче. – Я так далеко не уезжал. Меня однажды уволили из газеты, я уехал в Челябинск на три дня. Познакомился с девочкой. Остался там на полтора месяца. АРТЕМ: – Мы были в Челябинске. Один день. Потом уехали. – Вам повезло. Я жил в гостинице, она называлась "Лондон". Там проживали одни бандиты и проститутки. И номера были двух типов: с окном или без. АРТЕМ: – А может и не повезло. – Нет, тяжело было там жить. САША и АРТЕМ: – Тяжеловато.

Песня "Полны любви" была с похмелья написана. В этом состоянии начинает мозг работать иначе. Более заторможено. Если ты в трезвом состоянии пишешь песни, то все идет осознанно. А если с похмелья, то иррационально.

– Да, тяжеловато – ключевое слово. Давайте о движущей силе похмелья. Я читал в одном вашем интервью, что Буерак родился как продукт совместного распития и последствия этих распитий. Саша и Артем смотрят с недоумением. АРТЕМ: – Например, песня "Полны любви" была с похмелья написана. В этом состоянии начинает мозг работать иначе. Более заторможено. Если ты в трезвом состоянии пишешь песни, то все идет осознанно. А если с похмелья, то иррационально. Более медленно, расслабленно. Себя меньше задалбываешь, если что не так выходит. – Когда все это появлялось, Усть-Чилим (вымышленный город, в котором происходят основные события, связанные с группой и лирическим героем) был уже? АРТЕМ: – Он был сразу уже. Сначала был Усть-Чилим, а потом появился Буерак. Как Фромм (немецкий фолософ Эрих Фромм) писал, что человека формирует окружение. Появляется это выдуманное окружение и на фоне него появляется уже группа. – Значит, когда говорят что вы группа из Усть-Чилима, это правда, в общем-то. А потом переехали в Новосибирск. АРТЕМ: – Фактически, да. Если послушать EP "Корни"... САША: – Даже раньше, на "Пролетариате"... АРТЕМ: – Тот чувак уже уехал из Усть-Чилима. То есть он уже живет в абстрактном городе, где продолжает быть таким же му***ком: пить одеколон, танцевать медляки. Я сейчас чуть-чуть проспойлерю. На следующем альбоме, он уже обрастет буржуазными ценностями на свой колхозный менталитет, начнет ходить на вечеринки. Одеваться как-то: а почему меня не пустили в туфлях? Ну, то есть будет обрастать такой потребительской позицией, что ему все надо, все интересно, везде хочется себя показать. – Во всех песнях это один и тот же герой? АРТЕМ: – Не совсем. Мы его по сути не афишируем, люди его больше видят. Например, в [следующем] альбоме будет монолог интеллигента, которому вваливает по щам наш герой. САША: – Это собирательный образ.

Вымышленный город Усть-Чилим это черная дыра. Просто сгусток черноты, невежества. И из нее появляются не то, что какие-то страдальцы, а наоборот, человек, которого это устраивает. И ему хочется себя показать. В цивилизованном мире.

– Если говорить об Усть-Чилиме. Я родом из такого же Усть-Чилима, только в центральной России. Когда я слушаю ваши песни, я узнаю своих знакомых. Давайте что-то об этом городе расскажем. АРТЕМ: – Об архитектурных особенностях? – Да о чем угодно. Про магазин, где торгуют водкой по ночам. АРТЕМ: – Как у мэра этого города, официального, у меня такое представление. Это просто черная дыра, в ней ничего нет. Его, как такового и не существует. Нет там школ, нет магазинов. Просто сгусток черноты, невежества. Всех таких русских тем, очень близких. И вот из этого появляются не то, что какие-то страдальцы, а наоборот, человек, которого это устраивает. И ему хочется себя показать. В цивилизованном мире. – Вы своего героя любите или нет? Ты сказал, что он м***ак. САША: – Ну м***ак, да. АРТЕМ: – Он хорош своей простотой, топорностью. И при этом искренностью. Он не натянутый персонаж. Я не могу сказать, что он [в нашем творчестве] везде. В нем есть и мои вещи какие-то, которые я про себя могу петь. Я не могу сказать, что мы на нем акцентируем [внимание] стопроцентно. – Ты же из своей головы пишешь песни. АРТЕМ: – Мы, можно сказать, за него переживаем. Мы за него волнуемся. – Вы вот очень ироничную музыку делаете. В интервью Афише вы говорили, что Буерак начинался, как насмешка над модниками, которые играют пост-панк. АРТЕМ и САША: – Это абсолютно верное определение. – Так вот, слово мода очень часто сквозит в текстах о вас. Вы отдаете себе отчет, что ваша публика – это модники? Питерские, московские, провинциальные. Вы сами себя модниками считаете? САША: – Да всякие абсолютно есть. АРТЕМ: – Отдаем отчет, но нам бы хотелось серьезную публику. Люди, которым под пятьдесят. Такие господа интересуют, например (поворачивает камеру на компанию, пьющую пиво по соседству). САША: – Мужчины, короче. И женщины. Сорок, пятьдесят. Все категории. АРТЕМ: – Ну, а сами, не то что мы супермодники, просто живем в 2016 году, а не в 2010, поэтому хотим идти в ногу со временем.

Есть песни, которые не стыдно напевать трезвым. То есть существуют тексты, которые по трезвости можно кому-то прочитать и не будет угрызений совести. И было бы неплохо, если бы Буерак стал сейчас такой народной группой.

– Вам не кажется, что пост-панк самая органичная и даже народная русская музыка? Например, Кино. Почему-то забывают, что это чистой воды пост-панк. Очень наивный такой. Или вообще о панке – у нас, в моем Усть-Чилиме, все подъезды были исписаны – Г.О., Сектор Газа. АРТЕМ: – Что касается группы Кино, то это гитарная поп-музыка своего времени. Может все дело в искренности, в простоте. Маргиналы своего времени, которые пели, как могли. Мелодии, которые на ухо садятся. И песни, которые не стыдно напевать трезвым. То есть существуют тексты, которые по трезвости можно кому-то прочитать и не будет угрызений совести. И было бы неплохо, если бы Буерак стал сейчас такой народной группой.

– А вы себя идентифицируете больше не с Кино, а со Звуки Му? АРТЕМ: – Значительно больше вдохновляет, да. Мамонов – эксцентрик, прошел путь из какого-то маргинала до религиозного человека, которому хочется верить. – Вера, она же не подразумевает никакой иронии. АРТЕМ (в сторону): – Мы интервью сейчас даем. Давай попозже созвонимся. АРТЕМ (продолжает): – Я, наверно, неправильно выразился. Знаешь, эта абсурдность, которая нифига не добрая. Если вдуматься, то это не смешно вообще ни разу. То есть песня Союзпечать: Мне надо быть в курсе//я делаю деньги. Чувак, которого греют только газеты, свежий выпуск в киоске. Ну, может, есть песня про голубя, веселая: я гадость, я дрянь//зато я умею летать. Но это тоже отсылает к его личности. Он считается каким-то уродом, маргиналом. Но он может идти напролом. Я смотрел одно его интервью, он рассказывал, что ему нравилось на эскалаторе ехать ранним утром вверх. Когда люди идут, вниз, на работу. Такой, человек-противовес. – Для тебя творчество – это путь наперекор? АРТЕМ: – Ну, вообще, да. Если оно не имеет какого-то перекора, то и не имеет смысла. У любого человека, вне зависимости от его касты. Если даже это буржуа какой-то. У него все равно есть вещи, которые ему нравятся и не нравятся. Живой человек, не биомасса какая-то. Что-то его не устраивает. Он думает, переживает, что-то хотел бы изменить. И на фоне этих диссонансов можно создавать творчество. Путем написания вот этих песен: ты сам, записываешь, перечитываешь, и начинаешь эти вещи лучше понимать. Вынес на бумагу, исполнил, и тебе легче становится. Изначально, были цели как раз высмеять вот эту, не знаю, поверхностность, модников, не знаю, которые занимаются пост-панком, еще чем-то. И когда прошло некоторое время, я понял, что это далеко не самое страшное. Что куда страшнее всеобщее невежество, непонимание. Что даже эти люди, они подают куда больше надежд, чем девяносто девять процентов населения России. Не в плане карьеры. Все хотят быть карьеристами, все хотят подняться, стать крутыми. А в плане человеческих качеств. Они хотя бы слушают музыку, как – не важно. Они сами могут сделать выбор.

Он ради себя, даже больше ради кого-то другого, жены, например, старается. Такой Иисус в своей семье. И этих Иисусов в России – тонны. Мы им не увлекательны, не интересны, таким людям.

– А вот эти люди, о которых вы поете. Простые, как пять копеек. Эта категория женщин и мужчин – сорок, пятьдесят, которые из нашего общего Усть-Чилима. Если мы с ними встретимся, мы для них – такие же м***аки. Мы умничаем, мы разбираемся, а для них это ерунда все. АРТЕМ: – Я согласен с этим. Если брать их, как честных работяг, как класс. У них свои ценности – у них есть семья, например. И все похеру, что вокруг происходит. Он ради себя, даже больше ради кого-то другого, жены, например, старается. Такой Иисус в своей семье. И этих Иисусов в России – тонны. Мы им не увлекательны, не интересны, таким людям. Как Шлыков в "Такси-блюзе" (фильм Павла Лунгина), пред ним он [герой Мамонова] кочевряжится, а Шлыков не обращает внимания. И Мамонов его спрашивает – "Богу я любопытен, а тебе не любопытен?". А тому похеру, он работает. Ему без разницы. Мамонова он везет, кого угодно. И люди... Вообще, плохо смотреть свысока на какие-то вещи. Наверное, они лучше нас чем-то, такие люди. – А вам не кажется, что сам факт такого разговора – это уже снобизм? АРТЕМ: – Ну, не знаю, не знаю. – Я замечаю это часто в себе, например. И если говорить о вашем творчестве, то в нем есть снобизм. АРТЕМ: – То, что мы смеемся над ними? – Да. АРТЕМ: – Я могу так сказать. Возможно, мы раньше смеялись более, чем собираемся смеяться сейчас над этим. На [новом] альбоме не будет такой чернухи. Там, наоборот будет песня хвалебная о таксистах. – Дань "Такси–Блюз". Если вернуться к вашей публике. Это люди, которые существуют в таком пространстве – Гоша Рубчинский (известный российский дизайнер), Furfur (молодежный журнал), фестиваль "Боль". АРТЕМ: – В закрытом пространстве, да. – Эти люди, в них этот снобизм тоже присутствует. АРТЕМ: – В них он иногда зашкаливает. – Но вы аудиторию свою уважаете? АРТЕМ: – В целом, да. Ну, они развиваются вместе с нами. Есть люди которые приходят на Deep Purple, им уже по семьдесят. Также и у нас – люди развиваются вместе с группой. Вот мы делали "Я хочу быть душевнобольным" на стихи Олимпова (поэт-футурист Константин Олимпов), люди поэзию узнают.

Естественно, все хотели бы записать песню на Есенина. Но это пошлятина. Такое русские рэперы любят. Вводная ступень в поэзию

– "Я хочу быть душевнобольным" очень органично звучит в вашей музыке, с вашей поэтикой. Есть еще поэты, на чьи стихи вы бы хотели сделать песню? АРТЕМ: – На стихи Георгия Иванова, с удовольствием. Очень простые стихи он писал. То есть, Северянина какого-нибудь, сложно под песню наложить, это будет графомански. Motorama, например, делали песню на [стихи] Семена Кирсанова. Очень здорово. Естественно, все хотели бы записать песню на Есенина. Но это пошлятина. Такое русские рэперы любят. Вводная ступень в поэзию. – Конечно, пошлятина. АРТЕМ: – Надо чтобы люди что-то новое открывали, росли. – Для вас вообще это важный аспект, пошлятина? Ее, вообще, много или мало? В музыке российской, например. САША: – Скорее много. – Пошлятина это такой отличительный признак всего того, что происходит в нашей стране. Вот этой мелкой глупости. Человек, как ты говоришь, приехал в большой город, дорвался до всего и начинается эта пошлость, отовсюду. АРТЕМ: – А что ему нужно, чего он приехал? Баб трахать, бухать, что ему нужно еще? Цели-то самые простые. – Это как на [стихи] Есенина записаться. АРТЕМ: – Это и то лучше, даже. Вот он занимается быдлядством, ему говорят – ты долбанутый, ты тупой, короче. Он – я Есенина читал. Знает одно стихотворение. Насчет пошлости есть такая тема. Есть много музыкальных коллективов, которые играют на этой пошлости, люди этого хотят. – Например? Мы не будем про Стаса Михайлова говорить. АРТЕМ: – Да Стас Михайлов лучше многих. – Я думаю, он свое дело делает хорошо. АРТЕМ: – Я бы не мог его назвать пошлым исполнителем. Он очень тупой, конечно. Но он поет про любовь, не про *** (секс) в толчках. Например, Red Samara Automobile Club – это отвратительно пошлый коллектив. Я бы никак не хотел с этим соприкасаться. Группа Убийцы – я знаю, непонаслышке, они олицетворяют то, о чем они поют. САША: – Есть еще с Питера, названия не помню... Барто, кажется. АРТЕМ: – И понятие пошлости их не обидит как исполнителей. Они сами прекрасно понимают, что делают. – Они же с легкостью скажут, что это эстетика. АРТЕМ: – Ну да, Берроуз. Генри Миллера может быть они читали. Буковски. – То есть, если ты образованный человек, то ты не пошляк, а умный человек который занимается эстетикой? АРТЕМ: – Да, тут какая больше форма творчества подходит. Кому более удобно. Мы не можем запретить. Нам бы хотелось взрастить другое. – А вы возлагаете на себя такие задачи, взрастить? АРТЕМ: – Я постоянно публикую микстейпы. Чтобы люди, школьники какие–нибудь узнали что-то новое. Мы делали на Юкио Мисимы, короткометражку, "Я хочу быть душевнобольным". Они могут Мисиму узнать.

Мы же смеемся не над кем-то. Мы смеемся над своми альтер-эго усть–чилимскими. Не то что – все козлы – а мы крутые. Мы смеемся над тем, что и нужно высмеивать. Над пошлостью. Над вещами, которые присущи большому количеству людей. Если бы этого не было, могло бы быть лучше.

– А современные поэты вам нравятся? АРТЕМ: – Я ходил на поэтические вечера в Новосибирске. Читал там стихотворение, бессмысленное, чтобы им показать абсурдность происходящего. Хотя, сейчас думаю, не факт, что я правильно это сделал. Они не своим языком, того же Бродского... Связь прерывается. Несколько минут ребята ищут Wi–Fi. Я успеваю выпить рюмку коньяка, Буерак – по бокалу эля. – Жизнь становится интереснее. Ребята сидят в кафе, чокаются со мной. АРТЕМ: – Ну да. – Слушайте, а чем вы вообще занимаетесь обычно? АРТЕМ: – Мы – музыкой. – Если все как-то не так пойдет, у вас есть пути отступления? АРТЕМ: – У Макеева есть. САША: – Я буквально в пятницу... Получил... Блин. АРТЕМ: – Диплом он получил. – Саша вообще не разговаривает? САША: – У меня есть там это... АРТЕМ: – Дефекты определенные есть, в общем. САША: – Типа того, я не особо разговариваю просто. АРТЕМ: – Такая ситуация. САША: – Ну да. АРТЕМ: – Дефективного в группу взяли. САША: – Я получил в пятницу... о высшем образовании... диплом. Не знаю, может, что-нибудь получится у меня в итоге, в дальнейшем. АРТЕМ: – А я не собираюсь. Мне отходные пути не интересно продумывать. Есть четкая цель и я к ней иду. Не стать коммерчески успешным исполнителем. А хотя бы заниматься тем, что приятно. Я не из тех чуваков – не получится, пойду туда, сюда. Может быть, придется, что-то изменится. Я не хотел бы, по крайней мере. – А деньги это приносит? АРТЕМ: – Хватает на жизнь. Саурели можно пить спокойно. САША: – В порядке все с пивом, с элем, с горькими [напитками]. АРТЕМ: – На гитары тоже нормально хватает. Особо лямку и не затягиваем. – Я хотел вот еще о чем поговорить. По поводу иронии. Ваша ирония, она ставит вас выше. Как по вашему, единственный способ делать что-то крутое – смеяться над всем и вся? САША: – Не обязательно. АРТЕМ: – Мы же смеемся не над кем-то. Мы смеемся над своми альтер-эго усть-чилимскими. Не то что – все козлы – а мы крутые. Мы смеемся над тем, что и нужно высмеивать. Над пошлостью. Над вещами, которые присущи большому количеству людей. Если бы этого не было, могло бы быть лучше.

Триста тысяч человек – играете? А какие условия? Да какие условия, триста тысяч, Мумий Тролль! Мы отказались. Мы умеем еще и отказываться от не подходящих коммерческих предложений.

– В таком случае, вам не кажется, что это какое-то донкихотство? Мир не станет лучше: ни от песни, ни от ядерного взрыва. АРТЕМ: – Если несколько человек станут лучше, это уже неплохо. Я, конечно, понимаю, что мы не свернем русскую музыку. Мы можем свернуть весь пост–панк, королями этого дела стать. Но в в масштабном плане, не факт, что мы что-то изменим. И не факт, что мы попадем на радио даже. А если даже и попадем, не факт, что это изменит что-то. – А вы бы хотели на [фестиваль] Нашествие попасть? АРТЕМ и САША: – Нет-нет. АРТЕМ: – Нас звали в Новосибирскве выступать с группой Мумий Тролль, еще с кем-то. Причем, мне написали, что там триста тысяч человек будет... Ну, скорее всего, неправда. Триста тысяч – че, играете? А какие условия? Да какие условия, триста тысяч, Мумий Тролль! Мы отказались. Мы, так сказать, умеем еще отказываться от всяких, нам не подходящих коммерческих предложений. Так можно забыть о творчестве, стать м***аком. Да и люди это видят. И самому с этим ходить неприятно, грузом. – А самое плохое, что может случиться – это стать м***аком? АРТЕМ: – Конечно САША: – Ну это просто... АРТЕМ: – Ну, клепать альбомы просто. Для галочки. Все же просто делается – надо тебе альбом протащить, во всяких пабликах дал денег, у тебя просматриваемость будет гигантская. Все пробашлять и так сидеть... любой музыке, даже очень хреновой, можно сделать огласку. – А среди модной музыки много хреновой? САША: – Да, весьма, мне кажется. АРТЕМ: – Есть нормальная. САША: – Есть, но мало.

Есть группа Сруб, они живут в болоте, едят всякое. Вообще, все друг друга знают и криво смотрят. Мы, самые ненавистные, поскольку самые известные. Я к ним очень критично отношусь, к этим коллективам. Если бы кто-то из них сделал хороший альбом, я был бы рад

– А что вам нравится? АРТЕМ: – Мне нравится группы Тальник, Motorama, Утро... САША: – Может быть что-то электронное (перечисляет названия, но сигнал прерывается). АРТЕМ: – Но это элитная уже тема. САША: – Необязательно. АРТЕМ: – Ну для меня это элитная тема. Ну такая, серьезные лица, лысые головы. Не моя тема, мне нравится больше, когда песни поют. Вот, кстати, Саша должен был сказать Messer Chups, но не сказал. Ну, певица Луна, как ни странно. – Я слушал две недели без перерыва. АРТЕМ: – Там и звук – Она сама не понимает, что сделала, возможно... АРТЕМ: – Мне было бы приятно, чтобы такая музыка вышла первый план. – А есть новосибирский пост-панк? Много говорят об этом сейчас. АРТЕМ: – Есть группа Сруб, они живут в болоте, едят всякое. Вообще, все друг друга знают и криво смотрят. Мы, самые ненавистные, поскольку самые известные. Я к ним очень критично отношусь, к этим коллективам. Если бы кто-то из них сделал хороший альбом, я был бы рад. – Ну это уже наивысший уровень снобизма. АРТЕМ: – Ну да. Есть уровень снобизма, когда хорошо сделают, а ты сидишь, нет, это говно. А я, как бы, рад был бы услышать от них хороший материал. – А Монеточка тоже из Новосибиска? САША и АРТЕМ: – Нет, из Екатеринбурга. – А что вы про нее думаете? АРТЕМ: – Да, ничего. САША: – Ничего хорошего. АРТЕМ: – Есть горы детей на ютюбе, которые поют такие же милые песенки. Единственная разница их от Монеточки, то, что они поют: ох, елочки, леса. А он поет: Гоша Рубчинский, Аутлайн отменили. Она, поскольку девочка, пытается реагировать на все остросоциальное. Как газету читать, ее творчество. Ну просто ребенок, что с нее взять. Я уже конкретно снобизм проявляю. – Это же самое главное в вас. АРТЕМ: – Какие можно претензии к ребенку высказывать? – Последний вопрос. Совет от группы Буерак. Что делать утром, если голова болит? САША: – Жить.