Вклад Эстонцев В «Чистоту Арийской Расы».

В 1967 году в Пскове начался процесс над группой карателей, которые в годы войны проходили службу в эстонской особой роте — «Эстишезондеркомпани». Подразделение размещалось в деревне Моглино, что в 12 километрах от Пскова.

До 1940 года здесь располагалась застава, но после насильственной советизации Прибалтики пограничники оттуда ушли. Но уже в конце 1941-го немцы организовали здесь так называемый рабочий пересыльный лагерь.

Сначала там содержались военнопленные. К весне сорок второго из почти 300 человек в живых осталось не более двух десятков — остальные погибли. Однако лагерь пустовал недолго: вскоре сюда начали свозить со всей области цыган, евреев и других, как считали оккупационные власти, подозрительных и неполноценных: женщин и детей, молодых и старых. Здесь они и остались. Навсегда.

Два эстонских добровольца проходивших службу в Моглино. (снимок из уг.дела)

Тогда, в 1967 году, на скамью подсудимых попали только четверо уже немолодых людей: Эдуард Торн, Арнольд Веедлер, Эрих Лемпетс и Иоханес Охвриль. На самом же деле личный состав особой эстонской роты был куда больше, что вполне объяснимо: практически все карательные акции поручались этой команде.

Если сегодня посмотреть фотографии карателей, вложенные в уголовное дело, то эти граждане не производят впечатления изуверов. Главной побудительной причиной их поступления на службу в немецкую армию было обещание, что их будут кормить, обувать и одевать. Во всяком случае, именно такое признание сделал на допросах один из подсудимых — Эрих Лемпетс.

Но это уже было потом, после того как они впервые примерили немецкую форму. А потом была ускоренная подготовка под Таллином, но уже в начале 42-го рота была переведена в Псков, где вошла в спецподразделение «Зихертсхайполицай унд СД». Это была команда, которая должна была нести конвойную службу. И не только.

Estnishe SD Polizeibataillon Feb.1944 Juku Puur & Uno Masing

(Seda üksust nimetati ka SD Eripataljon)

Показания Арнольда Веедлера:

«Обычно я стоял в шеренге и расстреливал с левого края… Ко всему привыкает человек. Даже к расстрелам. Сначала мне было очень плохо, но потом ничего, освоился. Особенно сильно плакали дети, просили пощадить, но, несмотря на это, все они были расстреляны. Потом всегда пили водку…»

И такие «акции» проходили в моглинском лагере практически каждый день. Но особенно свирепствовали каратели летом 1942 и 43-го годов. Сколько человек стали их жертвами, было установлено сразу после освобождения Пскова. Специальная экспертная группа обнаружила в районе деревни несколько десятков захоронений. Причем большинство из погибших были женщины и дети.

В 1943-1944 гг. в концлагерь Клоога (охрану которого нес 287-й эстонский полицейский батальон) были доставлены несколько тысяч евреев из гетто Каунаса, Вильнюса, концлагеря Саласпилс в Латвии и Трансильвании.

Estonian Schuma

Из протокола эксгумации:

«Обвиняемые указали могилу, 3 на 3 метра, расположенную в 500 м… северо-восточнее деревни Булохово, в 50 метрах южнее шоссе Саболицы-Новоржев.

Вокруг этой могилы заметны контуры углубления размером 20 на 5 метров, напоминающие вид массовой могилы… При вскрытии сразу было обнаружено множество трупов, лежащих в беспорядке.

При извлечении одного из них в кармане находились документы на имя Козлова Павла Ивановича, по национальности цыгана. Остальные тела женщин по одежде и серьгам можно было судить, что они принадлежат к цыганской национальности… Всего же в могиле находилось до 100 человек цыганской национальности».

Протокол подписали зам. начальника следственного отделения ОКР «СМЕРШ» 1-й ударной армии, гв. капитан Мирецкий, суд. мед. эксперт, майор Кобызев. 23.05.1944 года.

Особую жестокость проявляли стрелки «Эстишезондеркомпани» к евреям и цыганам. Жестокость, которая порой была непонятна даже немцам.

Например, по приказу коменданта лагеря Кайзера был удален из охранников некто Луукас, который, проявив инициативу, как-то расстрелял молодую цыганку с ребенком, выпустив в них целую обойму.

Но это был, пожалуй, единичный случай, когда палач действовал без приказа, потому что в этом месте все проходило по плану.

На особый поток было поставлено уничтожение национальных меньшинств. Об этом уже во время суда рассказывали псковичи, выступавшие на процессе. Например Евдокия Масальская (цыганка по национальности) оставила в моглинских рвах всех своих шестерых детей.

Для Торна и его подручных это была простая, но грязная работа — в деле есть показания о том, как участники казней, чтобы не пачкать форму, добивали детей ударами длинных палок, — они опасались, что кровь жертв попадет на их мундиры.

Принцип был такой: нет свидетелей — нет и дела.

Суд над палачами из Эстонии продолжался до поздней осени, а уже в конце октября был вынесен приговор. Трое из оказавшихся на скамье подсудимых были приговорены к расстрелу — приговор был приведен в исполнение в январе следующего 1968 года.

Четвертый охранник, И. Охвриль, получил 10 лет лишения свободы. Суд учел, что на момент совершения преступлений он был еще несовершеннолетним.

В лютеранской церкви поселка Тори, которая в годы Второй мировой войны была почти полностью разрушена нацистами, эстонский эсесовец Харальд Нугисекс получил купленную за 54 тысячи крон (€4000) «благодарность эстонского народа».

В постсоветской Эстонии бывшего эсэсовца несколько раз представляли к государственным наградам, однако из президентских списков его имя неизменно вычеркивали.

«Я понимаю положение президента. Если он наденет мне на шею крест, то это сразу появится в газетах. Соседнее государство сразу поднимет шум. Зачем давать ему повод?» — грустил ветеран SS.

Когда президент Мери вручал мне знак Murtud Rukkilill («Надломленный василек»), он только пожал мне руку и сказал, что, к сожалению, не может вручить мне орден — западные страны не поймут» — сокрушался бывший эсэсовец в интервью Postimees.