«Со всех сторон торчат иглы и копья»

«Одна из сильных сторон группы — ее разноплановость»

Елизавета Кирпанова: Ты играл в нескольких музыкальных группах. А как вы объединились в Shortparis?

— Мы познакомились просто, как знакомятся многие музыканты. Кто-то где-то играл, кто-то что-то слушал: «О, прикольно, мы из Новокузнецка, а ты, мы знаем, в Padla Bear Outfit играл», «Круто, а у вас классный материал, давайте еще потусим как-нить». Встретились, поговорили, и тут ты чувствуешь, что у вас прямо такой…

Лилит Саркисян: Connection.

— Хочется менее дурацкое слово.

Л.С.: Понимание…

— Что вы мыслите в одном направлении. Ты чувствуешь связь, взаимный интерес и понимаешь, что, с одной стороны, чуваки совершенно другие — даже в плане восприятия музыки. С другой стороны, эта разница некритичная, она вас не разведет, а скорее объединит. И мне кажется — я не знаю, что ребята думают на этот счет, — в тот момент я почувствовал, что эта разница для нас сыграет важную и положительную роль. И сейчас, по моим ощущениям, одна из сильных сторон этой группы — ее разноплановость.

Е.К.: Ты чувствуешь расхождения между твоей личной позицией и позицией группы, какие-то противоречия?

— Противоречия и споры есть всегда. В них рождается истина. Это обмен мнениями, просто они не совпадают. Вопрос только в том, чем спор заканчивается. Мне кажется, все всех не может устраивать — таких групп не существует, ну или я о них не знаю. Если в большом коллективе каждый начнет тянуть в свою сторону, то группа будет стоять на месте. У нас, по-моему, пока получается двигаться в одном направлении.

Л.С.: У тебя есть внутренний протест против консьюмеризма, который декларируется группой?

— Нет. Я живу в мире, где со всех сторон торчат иглы и копья. Я стараюсь как можно меньше за них цепляться, потому что мне неприятно ощущение боли, оно отвлекает. Когда мы говорим про консьюмеризм, про политику — это острые копья.

Мне не нравятся денежные отношения. Я против денег, но я не могу их не использовать. Если бы я был умнее и читал Маркса, я бы, наверное, сформулировал это получше.

Л.С.: Ты читаешь то, что о вас пишут? Тебе важна музыкальная критика для понимания себя?

— Если я в чем-то уверен, так это в своем мнении по поводу музыки. У меня есть чувства, есть ощущения, и они меня не подводят. И какой бы конструктивной ни была критика, как бы я с ней ни соглашался, она никак не повлияет на мое понимание музыки. Не было ни одного человека, который бы хоть немного приблизился к тому, чтобы поколебать мое отношение будь то к альбому, клипу или группе, в которой я играю.

Самый главный для меня критик — это я сам. Все мои знакомые прекрасно знают, что я стараюсь быть, насколько это возможно, объективным к самому себе. Быть честным по отношению к тому, что я делаю. Критика важна только для того, чтобы я осознавал, что не попал в ту ситуацию, где все гондоны, а я д’Артаньян.

Л.С.: Как ты относишься к тому, что о тебе люди думают?

— Я об этом совершенно не думаю. И мне кажется, как бы это пафосно или слишком обыденно и обычно ни звучало, мне не наплевать на мнение людей, но оно не будет формировать мое отношение к чему либо.

Е.К.: Даже если это какой-то культ?

— Мне будет неприятно, если я увижу культ. Мне будет неприятно, если я увижу идолопоклонничество, без юмора, без иронии. Для меня очень важно, чтобы во всем, что касается меня, моей личности, творческой единицы, всегда присутствовал момент иронии. Если он отсутствует, то это очень плохо, что бы это ни было — критика, восхваление.

Л.С.: То есть такого серьезного отношения к себе у тебя нет?

— Есть, но оно заканчивается ровно там, где заканчивается моя оболочка. Мое серьезное отношение внутри меня. Я никому никогда не буду его навязывать, мол, ты должен понимать, насколько я уникально танцую на сцене, потому что… Да нет, хотите пообсуждать мою жопу в леггинсах, пожалуйста.

Л.С.: Сейчас очень много говорится про политику в контексте группы…

— Нет. Когда я с группой, разговоры про политику пресекаются.

Л.С.: Я не про вас внутри, а про журналистов, которые любят связывать искусство с политикой. У тебя самого есть политическая позиция?

— Я вам честно скажу, что мне неинтересно говорить о политике. Чтобы высказывать мнение, нужно быть политологом или человеком, который разбирается в политике. Лучше я послушаю еще один альбом, чем прочитаю какой-нибудь заголовок. Сейчас меня политика не касается, и я не хочу тратить на нее свое время. Хотя раньше я с ней сталкивался, был забавный случай.

Е.К.: Какой?

— Я выступал с Padla Bear Outfit на Болотной площади. Это было до известных событий и задержаний. Тогда у нас не было никакого протеста. Мы просто были панками, нам было угарно. Ни я, ни Арсений Морозов (лидер Padla Bear Outfit — ред.) не знали, что нельзя публично исполнять песни, содержащие нецензурную лексику. Мы спели кавер на «Винтовка — это праздник» «Гражданской обороны». После выступления нас задержали.

Л.С.: После? Как вежливо.

— Меня задержали очень спокойно. Подходят и спрашивают: «Ты вокалист?» Я отвечаю: «Нет». Они говорят: «Пройдемте». Четыре человека берут меня практически в оцепление, и я иду с ними в автозак. В башке туман, я с похмелья, но мне все это даже немного интересно. В отделении сидит представитель полиции, который чисто формально отбывает свою работу. Он сам понимает комичность всей этой ситуации. Мы сидим вдвоем с гитаристом, страшновато. Но в итоге все закончилось мило, по-доброму и смешно. Нас отпустили. Вишенкой на торте этого сюра стали аплодисменты, прозвучавшие, когда мы вышли из отделения.

«Безэмоциональность — это поражение»

Е.К.: Почему ты выбрал барабаны?— Потому что я занимался спортивными бальными танцами. Танец — это, по сути дела, когда ты воспроизводишь ритм телом. Ты не воспроизводишь гармонию телом и, тем более, не воспроизводишь телом слова. Хотя ты можешь сделать импровизированный танец, в котором будет нарратив. Я поэтому идейно и эстетически не перевариваю балет. Это сторителлинг при помощи тела.

Когда я начал заниматься музыкой, я подумал, что хотел бы обращать на себя внимание. Я не хотел просто стоять в сторонке и подыгрывать. Но я точно знал, что я не фронтмен, не вокалист. Я никогда не писал стихи. Когда пробовал, мне хотелось после этого помыться и сжечь пару тетрадок , чтобы впредь негде было писать. Это было совершенно не мое — писать тексты, сочинять на гитаре и петь.

А барабаны… Когда ты занимаешься и играешь самые простые ритмы, ты повторяешь небольшой элемент и входишь в медитативное состояние. Я могу в нем находиться долго, и мне приятно. Мне нравится вибрация, что это акустический инструмент, что я бью в малый барабан или в напольный, или в тарелку — и я физически ощущаю давление звука. Я знаю точно, как бы громко кто ни играл, когда я встану у барабанов, то буду слышать себя. Но все это я сейчас понимаю. А тогда выбор инструмента происходил на подсознательном уровне. Я попытался только что проанализировать это.