Историк церкви Сергей Бычков: "К исламу наше государство относится с подозрением "

Пандемия – это испытание, в котором проверяются все конфессии. Церковь должна быть миссионерской, и она должна, в первую очередь, поддерживать верующих, а этого сейчас нет ни в православии, ни в исламе. Свобода тяжела и нежеланна для многих. Человеку поможет вера.

О месте веры и свободы в жизни россиян, о кризисе веры и о том, какая религиозная политика требуется от государства «Новым Известиям» рассказал доктор исторических наук, историк русской церкви Сергей Бычков. - Почему мы видим, что именно сейчас распространяется фундаментализм? - Потому что пандемия – как посещение Божье. Это как испытание, в котором проверяются все конфессии, в том числе, конечно, и ислам. Печально наблюдать, что в этой тяжёлой ситуации, вместо того чтобы поддержать людей, принимаются такие скороспелые и непродуманные решения, которые вызывают только недоумение. Печально то, что Совет муфтиев всегда отличался широтой взгляда. Председатель Совета муфтиев, Равиль Гайнутдин, всегда был человеком широких воззрений. Поэтому очень странно прозвучало решение в разгар пандемии, когда люди нуждаются в ободрении, в поддержке. Вместо этого им выложили такой подарок – задумайтесь, правильно ли вы поступили, если женились или вышли замуж за иноверца. Совет муфтиев России, который возглавляет Равиль Гайнутдинов, всегда был очень взвешен, и обвинить его в фундаментализме было нельзя никак. Напомню, что в основном, они представляют интересы коренного татарского населения Москвы, это примерно около полумиллиона человек. Но в Соборную мечеть ходят не только московские татары. Туда ходят и приезжие мусульмане. Всегда позиция и Гайнутдина, и Совета муфтиев, в отличие от Уфы и Талгата Таджуддина, была очень взвешенной. Если бы это решение было принято в Уфе Таджуддином, меня бы оно не удивило. Думаю, рано или поздно, они пересмотрят своё решение, так как вряд ли оно получит сочувствие в среде мусульман, которые прислушиваются к голосу муфтията. - Если говорить шире, не о России, не о Кавказе, Татарстане или Башкирии. Считаете ли вы, что фундаментализм набирает силу в мире? - Нужно говорить о Европе, поскольку она наводнена беженцами, которые в основном исповедуют ислам, преимущественно. Эти люди невежественны, не знают Корана. Конечно, в них очень легко пробуждается радикализм на фоне того, что они себя чувствуют обездоленными, бездомными. Глядя на то, как живёт Европа, у них поднимается то, что в Советском Союзе называли «классовой ненавистью». Конечно, есть радикальные деятели, которые пытаются из этой искры раздуть пламя. Но, с другой стороны, если взять Францию и журнальчик «Шарли Эбдо», надо сказать, что эти люди совершенно безголовые, которые выступают как провокаторы. Что тут удивляться, что это вызывает волну ненависти. - Российские власти декларируют, что государство одинаково относится ко всем религиям, которые исповедуют российские граждане. - Государство относится к исламу, я бы сказал, с подозрением. Постоянно поддерживается и разогревается вражда между двумя центрами – Москвой и Уфой. С другой стороны, я помню, какие были проблемы, когда реставрировалась и потом строилась Соборная мечеть, какой кровью далось это московским мусульманам. Надо учесть, что в Москве только четыре мечети, а только московских татар около полумиллиона, а сколько миллионов таджиков, узбеков? Мы помним, как на Олимпийском проспекте в Курбан Байрам невозможно было пройти, потому что люди не помещались в мечети. Непонятна политика властей, которые стоят повсюду православные храмы, а то, что касается мечетей – постоянные притеснения, ограничения. Это не может не вызвать в среде мусульман протеста. Должна быть выверенная государственная политика. - Если вернуться в Россию, есть ли опасность того, что религиозные нормы вытеснят Конституцию, как это, собственно, происходит в некоторых мусульманских республиках. - Что касается Чечни, то она мононациональная республика, и это особый разговор. Действительно, глава этой республики Кадыров склоняется к тому, чтобы на территории республики действовали, прежде всего, законы шариата. В Дагестане проживает около семидесяти народностей, поэтому всех красить одним цветом нельзя. Там совершенно разное вероисповедование, поэтому вопрос о том, чтобы ввести единый закон шариата вообще не поднимается. Иная ситуация в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Там тоже есть тяготение к чеченскому варианту. Чеченская республика является для них путеводным маяком. В Ингушетии нет радикализма, который наблюдается в Чечне. - Насколько это опасно? - Я думаю, что прежде всего нужны медресе. Нужны просвещённые муфтии, имамы, которые занимались бы просвещением мусульман. Кроме воплей «Аллах Акбар», большинство больше ничего не знают. Нужна длительная работа среди верующих, хотя уже похвально то, что пять раз в день в определённые часы мусульмане встают на молитву. Если сравнивать с православием, которое находится в тяжелейшем кризисе, покойный священник Дмитрий Смирнов неоднократно говорил: берите пример с мусульман, как они встают на молитву. Где бы они ни были, где бы не застал их час молитвы, они обязательно совершают намаз. Я думаю, что очень важно создавать медресе, особенно в кавказских республиках. Там они просто необходимы. - Как это соотносится с принципом отделения государства от церкви? - Дело в том, что в Конституции записано, что РФ – светское государство, и церковь отделена от государства. Мы видим, что в Москве, например, реализуется программа «Двести» - строительство двухсот храмов. Она финансируется правительством. Мы знаем, что самый большой храм – Храм Христа Спасителя - находится на балансе Московской мэрии. Все немалые расходы по ЖКХ оплачиваются из бюджета Москвы. То есть, декларируется одно, а на деле – другое. Надо, хотя бы не мешать мусульманам, если они хотят построить мечеть, чтобы они не давили друг друга. Если хотя бы в этом государственная политика будет открыта для них, то это во многом снимет напряжение, которое существует. - Почему личный выбор и личная свобода под обстрелом фундаменталистов всех религий? - Свобода – это тяжёлое бремя. Мы видим, как люди, только что освободившиеся от рабства, ищут духовников, старцев, которые им объясняли бы, как надо жить. Действительно, чтобы воспользоваться свободой, нужен внутренний стержень, надо иметь веру. Это не удивительно, что после крушения тоталитарного государства – Советского Союза, люди обрели свободу. Мы видели, чем это оборачивалось – расстрелом Белого дома, бандитизмом, рэкетом, вымогательством. Первыми воспользовались свободой те люди, которые приносят зло. А для других эта свобода оказалась тяжким бременем. Чаще всего свобода не востребована, тяжела и нежеланна для многих. - Какие светские институты могут противостоять? - Я думаю, что особую нишу занимает религия, совесть у человека. Как бы человек не изгилялся, если он что-то сделал не так, оскорбил кого-то, совесть обличает человека. Так же и церковь. Она должна заниматься, в первую очередь, поддержкой верующих, должна быть миссионерской, то, что совершенно отсутствует и в православии, и в исламе. Поэтому никакие светские институты не могут заменить ни православие, ни ислам, ни другие религии. - Тренд на усиление фундаментализма будет продолжаться? Светское государство устоит? - Я думаю, что сейчас спрогнозировать трудно, особенно в России и в период пандемии. Ясно только одно – мы переживаем тяжелейший кризис, не только в социальной, но и в религиозной сфере. Московские храмы, которые были полны до пандемии, сейчас опустели. В Москве очень много храмов – около полутора тысяч – все они стоят пустые. Возникает вопрос: как будут выживать священники? Если в первую волну пандемии мэр Москвы выделил на каждого священника определённую финансовую поддержку, то сейчас речь об этом не идёт. Да, действительно, есть дефицит бюджета. Поэтому предсказывать трудно. Пандемия – это испытание, проверка, посещение божие. Кто эту проверку выдержит, экзамен, а кто – нет.