Разведка боем: фронтовик из Татарстана о боях, страхе смерти и первой любви

23 февраля полковому разведчику из Набережных Челнов Мухтасиму Фарукшину исполнилось 90 лет

Про военных разведчиков говорят, что их ждёт и первый трофей, и первый пулемёт. В этом убедился Мухтасим Фарукшин из Набережных Челнов, которому 23 февраля исполнилось 90 лет. В годы Великой Отечественной войны он был полковым разведчиком и получил медаль «За отвагу» за то, что доставил в часть немецкого «языка». Накануне своего юбилея Мухтасим абый рассказал «АиФ-Казань» об особенностях службы в разведке, своём страхе смерти и первой любви – радистке Ландыш.

«Мы не рвались на фронт»

Мухтасим Фарукшин родился 23 февраля 1925 года в деревне Красная Звезда Тумутукского района Татарии (сейчас Азнакаевский район). Уже в пять лет мальчик остался без мамы, с начальной школы начал работать в колхозе. В их деревне на 18 дворов была только татарская школа, поэтому окончив семь классов, юноша ни слова не знал по-русски. В армию его забрали, как только исполнилось 18.

«Это сейчас все говорят, что в годы войны все, от мала до велика, рвались добровольцами на фронт, - говорит Мухтасим абый. - А я скажу откровенно, мы, пацаны, не хотели, чтобы нас забирали из дома. С фронта до нас редко доходили вести, потому что в деревне не было ни радио, ни телефона, ни электричества. Но мы были наслышаны о том, что такое война, ведь многие односельчане прошли Финскую».

В феврале 1943 года новобранца Мухтасима привезли на границу с Манчжурией. Он мечтал быть танкистом. Когда их начали распределять на учёбу, услышал среди непонятной русской речи знакомое слово «танк», и вызвался служить в этих частях. А оказалось, что речь шла о сТАНКовом пулемёте. Так и стал вторым пулемётчиком.

«Кормили очень плохо – хлебом и наваром из пшеницы: самой пшеницы в тарелке было две-три ложки, остальное – вода, - вспоминает Мухтасим абый. – Только перед отправкой на фронт дали дополнительный паёк – солёную селёдку, тушёнку, сухари. Сказали, еду беречь. Но как, если кушать хочется?! По дороге солдаты из нашего эшелона обменивали на еду свои шинели и рубахи».

В Вологде этих полуголых солдат снова одели и направили под Ленинград. На передовую Мухтасим попал в составе армии Волховского фронта в июле 1943-го.

«В первом вечернем бою было очень страшно, - признаётся ветеран. - Особенно я боялся трассирующих пуль, которые оставляют светящийся след. Казалось, что они в меня летят. В таких условиях не успеваешь горевать по погибшим товарищам, потому что понимаешь – ты следующий».

Три спасения за раз

Настоящая война для Мухтасима Фарукшина началась осенью 1943-го. Несколько раз он чудом оставался жив. «Помню такой случай: в Эстонии мы стояли в обороне на расстоянии примерно 100 метров от немцев. Понимали: стрелять бесполезно, не прорвёмся. И они не стреляли. Видим друг друга, а сделать ничего не можем. Так и общались издали. Они нам кричали, например, «Русс, Катюша!». Мол, спойте «Катюшу». Мы иногда даже пели назло... А тут пополнение пришло, и один новенький офицер взял и на этот крик начал по немцам стрелять, а они в ответ из миномёта. Много тогда наших погибло... ».

В начале 1944-го полк Мухтасима пробовал перейти Нарву, а к марту оказался в Гатчине. 2 марта солдата из Татарии тяжело ранило.

«В тот день я спасся трижды! - вспоминает Мухтасим абый. - Врачи говорили, что в меня стрелял снайпер - пуля прошла буквально в миллиметре от сердца. Пока меня оперировали, полевой госпиталь обстреляли, но не задело ни врача, ни меня. А в третий раз я остался жив, потому что меня не отправили в ленинградский госпиталь ближайшим поездом. Утром мы узнали, что этот эшелон с ранеными разбомбили»... Тогда в обстрелянном полевом госпитале, врач поторопился зашить рану, оставив в ней кусок марли. Вскоре рана загноилась.

«Я умолял медсестёр, чтобы они отравили меня, - признаётся ветеран. – Боялся, что меня переведут напротив – в палату смертников, откуда никто не возвращался. Из-за раны мне даже есть не хотелось. Видимо, чтобы у меня аппетит появился, медсестра однажды спросила: «Что тебе приготовить на обед?» Я выбрал картофель в мундире, хлеб, яйца и баранье ребро. Правда, из всего этого в соседнем совхозе смогли добыть только яйца. Картофель с хлебом мне были противопоказаны».

Через полтора месяца лечения Мухтасим пошёл на поправку. Нужно было возвращаться на фронт, а молодой человек боялся. «Остаться живым на войне – это всегда чудо, - рассуждает ветеран. – Помню, однажды мы стояли с артиллеристами, и вдруг рядом разорвалась многоосколочная мина. Пятеро погибли на месте, а мы с товарищем только присели от страха. Чем это ещё объяснить, если не чудом? Поэтому, когда я лежал в госпитале мне казалось, что раз я однажды выжил после ранения, значит, мне уже дали шанс, и больше чудес не будет».

«Не надо стесняться, ведь рядом смерть»

В полковую разведку 19-летнего Мухтасима взяли прямо из госпиталя. Когда его полк стоял в обороне, он в одиночку или с радисткой шёл на задание, а во время наступления советских солдат, наоборот, отдыхал. В отличие от других бойцов он мог не стричься коротко, мог отрастить бороду и отправлялся на задание не в форме, а в гражданской одежде. Чтобы враг не учуял запах, нельзя было пить, курить, пользоваться одеколоном.

«В разведке со мной служила радистка с позывным «Ландыш», - говорит Мухтасим абый. - Она была на два года старше. Настоящие имена друг другу мы не могли открыть, не доверяли, поэтому она называла меня Сирином. Ландыш очень хорошенькая была, глаза чёрные, узенькие брови, ровный овал лица, волосы чёрные чуть волнистые, до плеч. Конечно, я влюбился в неё! Она сама первая сказала, что не надо стесняться, мол, смерть нас ждёт каждую минуту, на каждом шагу. Она была не замужем, очень умная, хорошо знала немецкий, говорили, что и итальянский она знает. Мы разговаривали, купались, спали спина к спине, но ничего друг о друге не знали. По разговорам я догадался, что она, скорее всего, из Ленинграда, так как она хорошо ориентировалась в его окрестностях».

С Ландыш они несколько раз переходили линию фронта. А однажды чуть не попались немецким разведчикам. Их спасла большая сосна с крупными корнями, под которыми оказалась яма. Там они и спрятались, а три немца прошли мимо. Дело в том, что полковым разведчикам нельзя было оставлять после себя следы, а тем более убивать врага.

Как брали «языка»

За «языком» Мухтасим ходил несколько раз. За доставку одного пленного получил медаль «За отвагу». Есть у ветерана и другие награды – орден «За заслуги перед Отечеством» и «Отечественной войны третьей степени».

«Теперь в фильмах часто показывают, что разведчики так близко подходили к немецкому штабу, что чуть ли в окна не заглядывали, - удивляется Мухтасим абый. – Будто бы у врага ни своей разведки, ни караула не было, и захватить пленного «языка» было раз плюнуть! Единственный правдоподобный фильм, над которым я плакал, это «Звезда» 1949 года».

«Пленных мы должны были доставлять живыми, - продолжает Мухтасим абый. – Но на войне судьба многих людей зависела от воли командира. Я до сих пор помню, как на полустанке около Ропши немцы не сопротивлялись нам, выходили без оружия и сами сдавались в плен. Мы их доставили командиру, а сами ушли на новое задание. Возвращаемся, а они лежат мёртвые – 11 человек. Оказалось, что капитан их просто расстрелял. Так жалко их было, что мы даже ужинать не смогли».

Трофеи тоже нужно было сдавать командиру. Но однажды Мухтасим позволил себе вольность. На задании ему попался брошенный часовой магазин, и он не удержался – взял двое часов, одни из которых подарил Ландыш. А вот немецкая провизия ему не нравилась. «Мне кажется, что к концу войны немецких солдат очень плохо кормили. Бывало, враг отступит, а кухню оставит. Там полный котёл супа, а есть невозможно. Ничего натурального у них не было. Вместо хлеба им выдавали безвкусные брикеты».

Ложка и чашка на всю жизнь

8 мая 1945 года в районе Кенигсберга (Калининград) Сирин и Ландыш снова получили приказ – идти в разведку. Вдруг отовсюду начали стрелять. Они перепугались, думали немцы. И тут услышали: «Война кончилась!»

Вскоре разведку расформировали. Сначала домой отправили стариков, потом женщин с приданным от полка – швейными машинами, отрезами ткани и сахаром. Ландыш осталась в части, а Мухтасима направили в ветеринарную часть в Сталинград. Домой он вернулся в декабре 1945 года. Отучился в Муслюмовском училище на ветеринара, заведовал фермой. Затем уехал восстанавливать шахты в Кузбассе. Там в 1948 году встретил жену, родились две дочери и сын.

Как шахтёр Мухтасим Фарукшин рано вышел на пенсию. В 1991 году он вслед за детьми переехал в Набережные Челны. Здесь стал заместителем председателя ветеранской организации Автозаводского района. Готовил праздничные вечера для участников войны. Пару лет назад он с ветеранами из Татарстана ездил в круиз по Волге.

А вот своих боевых товарищей, в том числе Ландыш, Мухтасим абый больше никогда не видел. Кстати, часы, которые он унёс как трофей из брошенного магазина проходили без сбоев всего три года. Зато солдатская алюминиевая ложка и чашка прослужили вплоть до 90-х годов. Около 50 лет он каждый день ел только из этой посуды, пока она не прохудилась. После этого личные вещи бойца отдали в школьный музей.

Кстати, ученики челнинской школы №19 часто навещают ветерана. А на юбилей у него дома соберутся дети, внуки и правнуки из Челнов и Красноярска, чтобы снова услышать его интересные военные истории.