Роковой бриллиант министра Временного правительства Михаила Терещенко, спасший ему жизнь

Завистники утверждали, что Терещенко сказочно разбогатели, найдя знаменитый клад гетмана Полуботко, во времена которого Глухов был столицей Украины. На самом деле основатель династии, купец Артемий Терещенко, заработал свой первый миллион на поставках в русскую армию во время Крымской войны 1853–1856 годов. Передавая управление финансовой империей трём сыновьям, он неожиданно поставил условие: отдавать «для пользы общества» 80% чистой прибыли. Это правило неукоснительно соблюдалось всеми его потомками.

Михаил тоже строил и содержал больницы, ночлежные дома, общежития для рабочих, бесплатные столовые, дороги, школы, университеты, церкви. Правда, благотворительность не влекла его так, как деда. Гораздо больше его интересовали бизнес, дорогие картины, роскошь, богемная жизнь, политика и развлечения. В молодости ему невероятно везло в азартных играх. Когда в свой 21-й день рождения он впервые пришёл в это самое казино в Монте-Карло, то к утру выиграл столько, что крупье был вынужден накрыть стол чёрным сукном. Это был знак, что казино отказывается играть с ним.

Вопреки желанию матери, видевшей его мужем русской княжны из какого-нибудь древнего рода, Михаил сошёлся с простой француженкой Маргарит Ноэ, с которой познакомился в Париже. Там же он купил для неё квартиру, окружив любовью и роскошью.

Однажды в Феодосии Михаил увидел огромную красивую яхту «Иоланда». Он срочно вызвал своего распорядителя, сказав, что желает приобрести этот корабль сегодня же, сколько бы он ни стоил. Владелец яхты, американский миллиардер Мортон Плант, путешествовавший по Чёрному морю, судно продавать не собирался. Чтобы избавиться от назойливого покупателя, он назвал сумму, способную отпугнуть кого угодно. Деньги ему доставили в тот же день, причём наличными. На то время «Иоланда» была самой большой яхтой в мире: длина её корпуса составляла 127 м. Мать была против покупки, не соответствовавшей семейному девизу «Стремление к общественным пользам». Но Михаилу удалось её уговорить.

Правда, он ничего не сказал матери о покупке огромного индийского алмаза, из которого ювелирный дом Картье изготовил уникальный бриллиант весом почти в 43 карата — на то время второй по величине голубой бриллиант во всём мире. Михаил назвал его бриллиантом Терещенко, сделав центральным элементом колье из 47 бриллиантов разных цветов и форм огранки. Это колье он тоже подарил Маргарит — в августе 1914 года, когда та родила ему сына, названного в честь деда Иваном. Но малыш прожил всего лишь несколько дней и умер перед самым объявлением войны.

— Делайте ваши ставки, господа! — повторил крупье, пододвигая к Михаилу выигранные фишки.

Монте-Карло, казино и сама игра поблекли, вытесненные нахлынувшими на Михаила воспоминаниями. «Когда, в какой момент я сделал неправильную ставку?» — спросил себя Терещенко. Наверное, их было несколько. Сначала он поставил на либеральные идеи, которыми увлёкся во Франции. Потом — на победу Российской империи в той страшной войне, которую тогда называли просто Мировой, а теперь называют Первой. Потом — на свержение самодержавия, Антанту, Керенского, на своё богатство и на кредиты американских банкиров. Из них не сыграла ни одна.

Вот уж точно, чего не следовало делать, так это брать под личные гарантии у Ротшильдов деньги для спасения экономики рушащейся империи. Но Михаил не мог иначе: выйти из игры значило отказаться от всего того, к чему он стремился долгие годы, мечтая превратить Российскую империю в самую прогрессивную страну мира. Именно поэтому он стал сначала министром финансов, а потом министром иностранных дел Временного правительства. Тогда его долг пафосно называли «Заёмом свободы». Жаль, что свободу за эти деньги купить так и не удалось.

Михаил вспомнил, как он и другие члены Временного правительства, пришедшие в Зимний дворец в тот злополучный день в 1917-м, собрались в Белом салоне, окна которого не простреливались с площади. Не было только арестованного накануне министра вероисповеданий Антона Карташёва и бежавшего Александра Керенского. Вокруг Зимнего громоздились баррикады, телефоны молчали… Разъярённая толпа добралась до членов правительства не сразу. В Зимнем более четырёхсот залов, и в каждом из них было чем поживиться. Изредка до министров доносились выстрелы, пьяные крики грабителей и звон разбитых стёкол. В те минуты Михаил старался не думать о беременной Марго, спрятавшейся на чердаке дворца. Тогда он ещё не знал, что от пережитых волнений у неё случился выкидыш. Но это её и спасло: матросы, увидев женщину, лежащую без сознания в луже крови, не тронули её.

А потом была Петропавловская крепость. Почти четыре месяца в холоде, тесноте и сырости. Ожидание смерти, которая казалась неминуемой. Министра земледелия Андрея Шингарёва и государственного контролёра Временного правительства Фёдора Кокошкина забили насмерть в тюремной больнице. Кто-то из охранников сказал, что Терещенко хотят «пустить в расход» ко дню рождения Ленина. Мать истратила больше 100 тыс. рублей, чтобы вызволить его, но всё оказалось напрасным: несмотря на ходатайства влиятельных людей, Ленин и Троцкий наотрез отказались отпускать своего главного «классового врага», формально возглавившего Временное правительство после бегства Керенского. И тогда к вождям отправилась Марго.

Михаил часто пытался представить себе эту встречу. Марго, измученную двадцатичасовым ожиданием на морозе, наконец пропускают в Смольный. Вместе с ней — глава французской военной миссии Пьер Дарси, друг известного французского социалиста, историка Альбера Тома. Одному Богу известно, сколько сил потратил Дарси, чтобы организовать этот «высочайший приём».

Троцкий смотрит на Марго с интересом, безучастное лицо Ленина напоминает маску. Марго обещает вывезти мужа во Францию и держать подальше от России. Говорит об огромных средствах, которые Терещенко тратили на благотворительность, о бесплатных столовых и общежитиях для рабочих. Её слушают молча, и Марго понимает, что аудиенция вот-вот закончится. Глаза Ленина всё так же безучастны, Троцкий смотрит в окно. И тогда она решается на последний отчаянный шаг.

— Ещё одну минуту! — путая от волнения французские и русские слова, говорит Марго. — У меня есть знаменитый бриллиант Терещенко. В нём почти 43 карата. Это подарок мужа. Я могла бы отдать вам его. Для нужд революции, разумеется… Если вы согласитесь отпустить Мишеля!

Равнодушное лицо Ленина искажается злобой.

— Рабоче-крестьянская революция не продаётся! — кричит он.

Последнее, что запомнила Марго, был внимательный заинтересованный взгляд Троцкого, которым он провожал жену главного классового врага. А через некоторое время неутомимый Пьер Дарси принёс Марго известие от Троцкого. Тот был согласен обменять жизнь её мужа на бриллиант Терещенко.

Михаилу этот день врезался в память на всю жизнь. Двое матросов пришли в Петропавловскую крепость с документами, по которым заключённого Терещенко переводили в тюрьму «Кресты». Его посадили в автомобиль, но отвезли не в тюрьму, а на Финляндский вокзал. Там отдали вещи, отобранные при аресте, и, добавив к ним тяжёлый матросский бушлат, запихнули в товарный вагон поезда, уходящего на север, в Мурманск. Есть было нечего, стоял невероятный холод, а Михаил был болен и обессилен. В долгой дороге он потерял сознание и наверняка замёрз бы, если бы его не нашли местные жители, обыскивающие брошенные на запасных путях под Мурманском вагоны. Через несколько недель, благодаря доброте карелов и чудом уцелевшему в кармане пиджака портсигару, Михаил был уже в Северной Норвегии. А в начале мая 1918 года добрался до Осло, где его встретил капитан «Иоланды».

Там он узнал, что Ленин был взбешён его побегом: во время встречи с «вождём мирового пролетариата» Марго не догадывалась, что Терещенко являлся для него не только классовым, но и личным врагом. Ведь именно Михаил собирал документы, подтверждающие, что Ленин был немецким шпионом, щедро финансируемым Берлином. Все эти документы Михаил сжёг в камине Зимнего дворца накануне штурма: в них содержались свидетельства многих людей, которых он не мог выдать. Но Ленин об этом не догадывался... Там же, в Норвегии, Михаил узнал, что вскоре после его побега Пьера Дарси без какой-либо видимой причины арестовали и отправили в Москву. Там его вскоре нашли мёртвым — Троцкому не нужны были лишние свидетели. Французское гражданство и дружба с Альбером Тома оказались слишком слабой защитой.

Пришлось менять отели, месяцами прятаться у надёжных людей. То тут, то там возникали подозрительные люди в штатском, расспрашивающие о «господине Терещенко», лишь после смерти Ленина они перестали появляться. Но грянула другая беда: большевики официально отказались выплачивать государственные долги Российской империи. В том числе и те, которые Терещенко как министр финансов брал под личные гарантии. К тому времени последние свободные деньги Михаил пожертвовал Белому движению. Ему пришлось продать семейную виллу в Монте-Карло, квартиры в Париже, «Иоланду», а также перевести банковскому дому Ротшильдов и американскому банкиру Джейкобу Шиффу все деньги семьи, лежащие в иностранных банках. Но полностью покрыть долги не удалось: только Шифф и Ротшильды одолжили России по 1 млн рублей. А все свои активы в Украине, коллекцию из 15 тыс. картин и множество ценностей Михаил потерял навсегда. Кредиторов это не волновало. Они требовали полного возврата долга и в конце концов предложили ему отработать то, что осталось, занимаясь ликвидацией их проблемных банков в Европе. Михаил согласился. «Заём свободы» он полностью погасил только в 1930 году.

Девять лет спустя, в 1939-м, во время аншлюса Австрии Терещенко успел до прихода гитлеровцев перевести все средства самого крупного австрийского банка «Кредит­анштальт» из Вены в Монако. Когда об этом узнал Гитлер, он объявил Михаила Терещенко своим личным врагом.

«Быть личным врагом двух самых страшных тиранов ХХ века — не слишком ли много для одного человека?» — подумал Михаил и усмехнулся. Шарик рулетки звякнул и остановился в лунке. Крупье придвинул выигранные фишки к Михаилу.

— Будет ли мсье играть ещё? — спросил крупье.

— Да, — коротко ответил Михаил, он сгрёб все свои фишки и поставил их на цифру 18 — день своего рождения. — Играю 18, красное. Ах, да, постойте.

Он полез в карман и достал паспорт. «Михаил Терещенко, гражданин Российской империи» — значилось вверху ветхой страницы. Почти сорок лет он бережно хранил этот документ, принципиально не желая менять ни на какой другой. В 1939-м, после захвата Советским Союзом Западной Украины, Белоруссии и Прибалтики, британское правительство запретило пребывание на своей территории граждан СССР и Российской империи. Михаилу, который тогда жил в Лондоне, стоило лишь обратиться к своему другу королю Георгу V, и он сразу же получил бы английский паспорт. Но Терещенко решил, что лучше покинуть Англию и переехать в Лиссабон, чем отказаться от этого клочка бумаги. Смешно? Тот, кто терял Родину, не станет смеяться.

Михаил положил паспорт на гору фишек. Крупье невозмутимо запустил барабан. Шарик снова запрыгал по секторам рулетки.

В 1940-х Михаил организовывал в Португалии переправу в Лондон учёных, художников и французских солдат, бежавших из оккупированных немцами районов. В благодарность за это король Георг V летом 1946-го пожаловал Михаилу титул лорда. Терещенко оказался единственным, кто не явился на церемонию вручения титула и из-за этого так его и не получил. В день церемонии он покорял одну из альпийских вершин — Маттерхорн.

«Что мог дать этот титул мне, человеку, побывавшему на вершине мира?» — спрашивал себя Михаил. К тому же, если Терещенко не становились на колени перед российскими царями, то перед английскими королями они тоже не станут этого делать. Когда-то точно так же царь Александр II предлагал Николе Терещенко наследный дворянский титул. Но Никола устроил всё так, что титул дали не ему, а его отцу, которому из-за преклонного возраста разрешили не опускаться на колени перед монархом.

Связи в финансово-промышленных кругах Европы и огромный опыт позволили Михаилу после войны вновь стать состоятельным человеком. Он возглавил крупную торговую компанию, владеющую плантациями в Мозамбике, куда ездил каждый год. Лето проводил в Альпах. А финансовыми операциями занимался из Лондона и Монако. О «стремлении к общественным пользам» не забывал никогда, создавая приюты для эмигрантов и помогая им в трудоустройстве.

А вот Марго Михаил потерял. Наверное, просто не сумел простить ей того, что она была свидетельницей его невероятного богатства, так глупо и внезапно потерянного. Хотя время от времени Михаил всё же виделся и с нею, и с детьми.

Он свободно владел тринадцатью языками, но на родном, русском, говорить перестал. Лишь раз, гуляя с маленьким Пьером по парижским улицам, он нарушил это правило. Михаил хорошо помнил удивлённые глаза сына, увидевшего, как его всегда такой сдержанный и холодный отец вдруг стал обниматься с каким-то шедшим навстречу широкоплечим человеком. Они долго и взволнованно говорили о чём-то по-русски. «Прости, сынок, я не мог иначе, — объяснил потом Михаил сыну. — Ведь это был Фёдор Шаляпин».

Металлический шарик, ещё несколько раз перекатившись по красно-чёрному кольцу, замер на какой-то чёрной цифре.

— Делайте ваши ставки господа, — сказал крупье, пододвигая к себе фишки Михаила и явно не зная, что делать с его паспортом.

— Игра окончена, — сказал Терещенко. Он встал из-за стола и направился к двери.


P.S. Текст взят из этой группы