Валерий Панюшкин:Беззащитная
- Фото: Любовь Родина
Наташе Бородуле нравилось работать юристом. Двадцать семь лет. Совсем молодая для юриста. Но уже всерьез работала по специальности там у себя в Брянске. Сначала в службе судебных приставов, потом в местном управлении министерства юстиции. Ей нравилось, что на любой случай жизни обязательно есть какой-то закон, который защищает человека. Обязательно есть какой-нибудь закон, который любого человека защищает от обмана, от произвола сильных, от несправедливости. Ей нравилось изучать эти законы, следить за их изменением и применять к конкретным судьбам людей. Ей нравилось даже после работы открывать в Интернете юридические справочники и рыться в них, разбираясь, какие у справедливости механизмы.
Но вдруг у Наташи умер отец. Она любила отца. А никаких механизмов оспорить несправедливость его безвременной смерти не было. Не было никакой кассационной инстанции, ни надзорных органов, чтобы подать в них жалобы со словами: «У меня умер папа». На смерть отца Наташа не могла реагировать как юрист и поэтому реагировала, как девочка, — плакала целыми днями. Лежала, отвернувшись к стене, и даже заболела от горя отчаянным затяжным гриппом. Этот грипп долго не проходил, Наташа сдала анализы крови и получила диагноз «острый монобластный лейкоз».
«Господи, как сказать маме?» — подумала Наташа. И только потом сообразила, что надо испугаться не только за маму, но и за себя. Это ведь у нее лейкоз.
С лейкозом тоже никак нельзя было справиться юридически. Никакой суд — ни Верховный, ни Конституционный — не может отменить лейкоза. И Наташа бодрилась, конечно, пыталась улыбаться маме в том смысле, что всего-то и надо выдержать несколько курсов химиотерапии, но на самом деле система безопасности, которую Наташа построила для себя, оказалась построенной в стороне от опасностей, реально угрожавших Наташе. Не было закона, который запрещал бы слабость и не было закона, который запрещал бы тошноту.
Более того, Наташе понадобилась трансплантация костного мозга, донора можно было найти и трансплантацию можно было сделать, но не было закона, который гарантировал бы человеку, что ему найдут донора и сделают трансплантацию. Государство, которое казалось Наташе если и не идеальной, то огромной и мощной машиной по установлению справедливости, никак не обеспечивало доноров костного мозга ни одному своему гражданину, включая Наташу.
Наташа даже подумала, что не надо было ей верить в законы и вообще ни во что не надо было верить, а надо было жить одним днем, выйти замуж за хорошего парня, родить забавного малыша, нянчиться с ним, а там будь что будет, потому что никакое право не может никого защитить и никакие законы не могут регламентировать день твоей смерти.
Иногда Наташа брала себя в руки и думала, что никто, конечно, не может знать своей судьбы, но все равно следует делать, что должно. Попросить маму поехать в Москву и договориться о консультации в Гематологическом научном центре, потому что у самой нету сил ехать и договариваться. А когда консультация назначена, попросить приятеля отвезти Наташу в Москву на машине, оплатив ему бензин, потому что у него есть машина и свободное время, но нет бензина. И если врачи говорят, что нужна трансплантация костного мозга и поиск донора за 23 тысячи евро, то попросить друзей помочь. Они, конечно, не наберут всю сумму, но треть наберут. Иногда Наташе хватало сил действовать в этом никак не регламентированном, зыбком мире.
А иногда силы оставляли ее. Потому что никто на свете не мог защитить ее от несправедливости, которая растворена у нее в крови и называется бластными клетками.
Никто, кроме вас, читающих эти строки. Вы можете защитить Наташу. Собрать ей недостающие 17 тысяч евро на поиск донора.