Спекуляция — особый цЕнизм. Как в России боролись с перекупщикам
События последнего времени, связанные с непомерным подорожанием туристического и военного снаряжения, заново ввели в общественный обиход подзабытое было слово «спекуляция».
Само оно в переводе с латыни означает всего лишь «высматривание, выслеживание». То есть кто-то выследил конъюнктуру рынка, успел купить востребованный товар задёшево и теперь наживает баснословные барыши. Но одно дело, когда спекулируют театральными билетами, автозапчастями и радиодеталями, как это было в СССР. И совсем другое, когда предметом спекуляции становятся вещи по-настоящему важные, например, продукты питания.
«Вольная дешёвая продажа»
А такое происходило в нашей стране с завидным постоянством. Причём было неясно, как с этим явлением бороться. С одной стороны, в условиях свободы торговли спекуляцию осуждать как-то не с руки. С другой, надо же как-то ограждать народ от хищников.
Первым в это трудное положение попал царь Борис Годунов. В 1601-1603 гг. случилось несколько серьёзных неурожаев подряд. Положение могли спасти хлебные запасы прошлых лет — всего-то и надо было, что организовать продажу хлеба по старым твёрдым ценам. Но в том-то и дело, что никто с запасами расставаться не желал: «И хотят они хлебной продажей обогатеть, ездя в волости, и в сёла, слободы, и в погосты, в хлебную дешёвую пору, и вложили в тот хлеб многие деньги, а ныне тот свой закупной хлеб продают по большой цене». В самом деле — за пару лет цены выросли более чем в 20 раз, и тенденция меняться не собиралась.
К Годунову претензий нет — царь подал личный пример и открыл свои житницы для народа, продавая хлеб по твёрдым ценам прошлых, неголодных лет. Скупщиков зерна показательно карал — в Москве и других городах, наиболее пострадавших от спекулянтов, провели целую серию «торговых казней». Хлеб казнённых изымали и даром раздавали народу.
По идее, примеру царя должны были последовать элиты. Но как-то не срослось — те свои запасы держали при себе. Более того — спекулянты-хлеботорговцы, избегшие казней, предпринимали попытки удерживать высокие цены на хлеб и дальше. В первый урожайный год многие крестьяне, везущие зерно в города, были вынуждены завернуть свои подводы восвояси. Причина — откровенно разбойничьи действия спекулянтов-перекупщиков: «Не хотя тех крестьян с хлебом на торг и на ярманку для вольные дешёвые продажи пропустити».
«Кулатчики и вязщики»
Попытку как-то укротить произвол сделал царь Алексей Михайлович «Тишайший». Осенью 1660 г. он был крепко удивлён вздорожанием хлеба в Москве и крупных городах. Никаких объективных причин вроде неурожая к тому не было. И 17 октября 1660 г. царь подписывает Именной Указ: «Об истребовании мнения торговых людей: о причине дороговизны хлеба и других съестных припасов, и о средствах помочь сему недостатку; с приобщением ответов их». Уму Алексея Михайловича надо отдать должное — он сразу обратился к тем, кого сейчас назвали бы экспертами. Они не подвели — сказали всё, что думали. Другое дело, что причины были примерно теми же, что и во времена Годунова: «Хлеб учал быть на Москве и в городах дорог от многих закупщиков, и кулатчиков, и вязщиков...»
Здесь нужны пояснения. Чуть ли не впервые в нашем законодательстве прозвучало слово «кулак». Это вовсе не «крепкий хозяин», как нам внушали сравнительно недавно, а ростовщик, скупающий у мужика хлеб будущего урожая на корню. «Вязщиками» называли перекупщиков, вошедших в сговор. Цель сговора — установить высокие цены, которые устраивали бы всех «повязанных» торговцев. Тех, кто осмелился бы эти цены сбить и сделать прибыль на обороте, ждали большие неприятности... Короче говоря, налицо была целая иерархия спекулянтов, почти мафия.
Ответный ход царя оказался неплох. Для начала был объявлен строжайший запрет на «вязки» — под угрозой бичевания кнутом до смерти. Потом — запрет на закупку хлеба у крестьян вне городов, по деревням и дорогам. Производитель должен был сам явиться на торг и узнать актуальную цену. Любители облапошить мужика, везущего хлеб в город, как бы автоматически изымались из цепочки. А для торговли в городах придумали остроумное правило. До шести утра съестное на рынках продавать можно было только по «указным», то есть определённым царём ценам. Чтобы перекупщики не вздумали сюда пролезть, торг вёлся только малыми партиями, по знакомому нам принципу: «Больше двух батонов в одни руки не отпускать». За этим строго следили приставы. И этим вовсю пользовалась городская беднота, сочинившая поговорку: «Кто рано встаёт, тому бог подаёт». Время дельцов, покупавших продукты для последующей перепродажи, наступало после шести утра.
В начале «славных» дел
Разумно? Вполне! Вот только есть один нюанс. В ходе той самой беседы царя и бояр с экспертами были названы и записаны в протокол конкретные имена самых крупных и самых злостных «закупщиков и вязщиков». В частности, Яков Шустов. Если бы грозные указы царя исполнялись в полной мере, лежать бы ему под кнутом. Но как-то так загадочно вышло, что Шустов «торговой казни» избежал. Более того — продолжал заниматься своим делом и дальше, присовокупив к спекуляции хлебом ещё и спекуляцию солью. А в итоге стал основателем знаменитой династии Шустовых. Да-да, «тех самых» Шустовых, респектабельных, уважаемых, прославившихся созданием винно-коньячной империи...
Надо полагать, что таковых хватало. Хотя бы по той причине, что документов о совершении «торговых казней» не очень-то и много. А вот последующих указов, направленных против спекулянтов, в достатке. Вот какой указ был издан Петром I в 1694 г.: «Чтоб скупщики, складчики и кулатчики у приезжих торговых людей,сложась, мяс и рыбы и сена и дров и хлеба и всяких товаров большими статьями для своих прибылей не скупали. А буде впредь такие скупщики и кулатчики учнут делать не по правде, быть им в жестоком наказании и в вечном разорении безо всякого милосердия и пощады». Известно, что царь-плотник был крут нравом, и за экономические преступления карал примерно. Но незадолго перед смертью, в январе 1725 г. он издал указ: «О продаже съестных припасов во всех городах по умеренным ценам и о воспрещении перекупа привозимых окрестными жителям припасов и продуктов». Где будто под копирку повторяются слова предыдущих распоряжений: «Вязок, собрався компаниями, не чинить, и согласия перекупщикам к повышению цен не иметь». Даже Петру не удалось выкорчевать заразу спекуляции.
Сломить хребет
Шли годы и десятилетия. Менялись цари. Менялся язык и стиль грозных указов. Но содержание оставалось прежним. И по-прежнему мало влияло на реальность. Были, правда, единичные случаи, когда благодаря остроумию монарха удавалось по-настоящему наказать любителей взвинтить цены в трудные времена.
Так, Николай I на всякий случай засекретил данные о запасах зерна на государственных складах — теперь никто не знал, сможет ли царь повлиять на конъюнктуру рынка. А в 1848 г. на Россию обрушились две беды — холера и неурожай. Николай I издал очередной указ продавать зерно по твёрдой цене, установленной государством. Возможно, и он бы не оказал на реальность никакого воздействия, кабы не уточнение, внесённое самим государем: «Не имея наклонности разорять бедных торговцев и принуждать свободу торговли, настаиваю на одном лишь условии. Чтобы эти промышленники не смели ни одной четверти зерна продать по цене, ниже ими самими установленной». После чего открыл резервные государственные склады и начал продавать хлеб по сверхнизкой цене. Многие спекулянты понесли миллионные убытки, а некоторые были подчистую разорены.
Даже в первые годы советской власти, когда спекулянта могли сгоряча «вывести в расход» у ближайшей стенки, дело шло ни шатко, ни валко, о чём свидетельствует циркуляр ОГПУ от 4 августа 1932 г.: «Спекулянты скупают продукты у колхозников на заставах и дорогах, ведущих в райцентры и на базары. Запугивая колхозников разными провокационными слухами, перекупщики приобретают продукты по низким ценам. Скупив значительные массы привозимых продуктов, спекулянты-перекупщики резко повышают цены». Конечно, за этим последовало невиданное закручивание гаек и жесточайшие репрессии — только таким путём сумели сломать хребет перекупщикам и установить государственное регулирование цен. Но в СССР всё равно сохранялось такое явление, как «мелкая спекуляция».