В Таджикистане в 90-е. Быть пограничником – это состояние души

Если ты из того же кишлака

Это были люди, которые выросли на границе, хорошо знали участок местности в горах, каждый камень, пещеру и тропу. Именно в тот период закладывались, в том числе и из их числа, первые ростки местных кадров для создания национальной пограничной охраны Таджикистана.

В том же кишлаке Иол национальный гвардеец, он же и командир местного отряда самообороны Аламшо Рахматов оказывал большую практическую помощь командованию и личному составу 13-й заставы и ММГ-2 в охране сложнейшего горного участка заставы. Аламшо со своими людьми принимал практическое участие не только в охране границы, но и во всех боевых действиях на участках 12-й и 13-й застав.

На базе того же опорного отряда самообороны в последующем была сформирована застава, которая в числе первых была зачислена в штат 1 ОБр (СН) ПВ КНБ РТ, а многие её бойцы в перспективе стали кадровыми военнослужащими ПВ КНБ РТ.

Сам Аламшо ревностно и честно отслужил в ПВ КНБ более 25 лет во благо безопасности границы своей Родины и ушёл в запас в звании полковника.

Таких людей, как он, граница не отпускает, а притягивает, затягивает на всю оставшуюся жизнь.

Когда я в 2018 году посетил Республику Таджикистан, и состоялась моя встреча с Аламшо и ветеранами отряда на Шуробатском перевале, он мне сказал:

Такое не забывается

Проходят годы, но я часто вспоминаю своих таджикских друзей и ветеранов Московского пограничного отряда, которые верой и правдой служили, погибали, получали ранения и контузии, выздоравливали и снова становились в пограничный строй и защищали свою землю от врагов.

Такие как Аламшо Рахматов и Сафарали Сайфуллоевич по духу, чести и совести мои таджикские братья. Для них вполне справедливо будет употребить крылатое выражение Директора ФПС РФ генерала армии А. И. Николаева, что «пограничник – это состояние души».


Да, прошли годы, но человеческая память цепка, и люди помнят наши добрые дела, оказываемую бескорыстную помощь и доброе человеческое отношение, а также сострадание. Мы действительно всё делали искренне, от души, по чести и совести, так как понимали, что люди оказались в беде, и в той ситуации никто, кроме нас, помочь им не мог.

В своих суточных донесениях на имя командующего Группы докладывал не только обстановку и своё решение на охрану и оборону вверенного отряду участка границы, но и о тех проблемах, которыми жило население приграничья, о просьбах глав районов, поселков и кишлаков. Как правило, люди нуждались в медицинской помощи, лекарствах, муке, запчастях и ремонте дизель-генераторов и ГСМ.

Я не помню ни одного случая, чтобы за период командования пограничным отрядом кто-то из командующих запретил помощь топливом или продовольствием. Такого не было.

Всегда решение сводилось к одному:



Даже когда запасы муки на складе ПФС заканчивались, мы входили в положение конкретных групп населения, а именно детей, больных и рожениц.

В том же Пархарском районе была крайне тяжелая обстановка по заболеваемости, а после доклада коменданта участка полковника В. Г. Плетнёва о сложности обстановки и обращения главы района и старейшин, духовенства – оказать помощь мукой, доложил командующему генерал-майору В. Ф. Грицану о сложившейся ситуации и необходимости в помощи.

Ответ и приказ его были в одной формулировке:


Молва о помощи разлетелась мгновенно по всей области, и в один из дней сам Сангак Сафаров вышел со мной на связь и сказал:


Я ему сказал, что это был приказ командующего, он санкционировал все мои действия.

Он ответил, что в скором времени ему лично предстоит встретиться с командующим, и он выразит персонально слова благодарности. При этом особо подчеркнул, что придёт время и на земле Таджикистана наступит мир и согласие, но население приграничья никогда не забудет того, что вы делаете.

И еще добавил:


Что тут скажешь – это жизнь, всё бывает, так как вся наша жизнь состоит из эмоций и поступков. Забыли, что называется, проехали.

На контроле у Москвы...

1992 и 1993 годы были крайне тяжелыми, но именно чётко выверенная линия поведения и нашего присутствия, грамотные упреждающие мероприятия и действия по выставлению блокпостов и взятию под контроль транспортных узлов, дорог и коммуникаций гарантированно обеспечили нам защиту от удара в спину. Мы могли спокойно и полностью заниматься границей.

С Сангаком Сафаровым у меня сложились доверительные, но вполне официальные деловые отношения, которые зачастую помогали в решении важных вопросов, относящихся к компетенции пограничных органов в пределах тех полномочий, которыми я был наделен, как начальник пограничного отряда. Да и сам характер обстановки нацеливал и обязывал меня это делать.


Приведу такой пример.

На календаре был ноябрь 1992 года. В один из дней по закрытому каналу связи позвонил начальник штаба ГПВ полковник В. В. Кочнев и поинтересовался последними данными обстановки, положением дел на заставах.

По завершению моего доклада он сказал, что командующий генерал-майор В. Ф. Грицан с Чрезвычайным и полномочным послом России М. И. Сенкевичем, с членами правительственной делегации Таджикистана и главой миссии ОБСЕ в РТ находятся в лагере беженцев на участке Пянджского отряда в Тигровой балке.

Там сейчас идут сложные переговоры с афганской стороной по урегулированию проблем с беженцами. Но, как оказалось – это было не главным.

Главным для меня стало то, что он довел до нас уже в форме приказа командующего, суть которого сводилась к следующему:


Из приказа мне стало предельно ясно и понятно, что моя задача состоит в том, чтобы сделать всё возможное, чтобы этого не произошло.

Более того, необходимо было решить вопрос с С. Сафаровым, чтобы задержанных передали мне, и я доставил их в целости и сохранности в Душанбе.

Такой задачей я был не просто удивлён, а честно говоря, обескуражен.

Я сделал попытку сказать Валерию Васильевичу Кочневу своё мнение, мол, если дипломаты не могут этот вопрос решить, то мне, начальнику пограничного отряда, и подавно эта задача непосильна.

Он меня остановил и сказал:



Да, времени у меня не было на разговоры, приказ есть приказ и его надо выполнять.

Я поставил задачи начальнику штаба подполковнику С. Ф. Игнашевичу и начальнику разведки В. П. Соколу на период своего отсутствия и проинформировал о цели вылета начальника отдела контрразведки.

Затем позвонил Сангаку Сафарову и сообщил ему о том, что через тридцать минут вылетаю на вертолёте в Курган-Тюбе к нему в гости.

Пограничная дипломатия

Получив от него добро и согласие на встречу, я вылетел.

По прибытию в 141-й МСП из кабинета командира полка полковника Мекеркулова связался с Сангаком Сафаровым и обговорил с ним порядок своего перемещения от полка до его штаба, а также попросил предупредить об этом его подчинённых на всех блокпостах по маршруту движения. Командир полка для этой поездки выделил свой командирский УАЗ.

По прибытию, возле Штаба Народного Фронта меня ждали и без промедления провели к Председателю НФ Сангаку Сафарову. Мы тепло с ним встретились, выпили по пиале чая, затем он пригласил своих заместителей, многих из которых я хорошо знал, как и членов Военного Совета Народного Фронта.

В ходе встречи мы переговорили об обстановке на границе и в тыловых районах Таджикистана. После определённых формальностей мы остались с Сангаком Сафаровым одни, и у нас пошёл обстоятельный и тяжёлый разговор по той задаче, ради которой я прилетел.

До обеда мы с ним ни к чему не пришли, сделали оперативную паузу.

О серьёзности своих намерений оставаться у него в штабе до победного конца, то есть до положительного решения вопроса, я ему сказал сразу, так что мне некуда было спешить и, если улетать, то только с задержанными.

Время шло, а решения не было, вернее – оно было. Изначально казнить пленников было решено на Военном Совете Народного фронта, поэтому я и предложил Сангаку повторно вынести вопрос об освобождении пленников на Военный Совет. Сказал, что именно так требуется его рассматривать и никак иначе.

Я видел, как он умчался и как его разъедала гордыня и борьба мотивов.

Вернувшись, Сафаров мне открыто сказал:


Я ему тоже честно ответил:


Именно этим мучился Сангак и потому никак не соглашался объявить своё окончательное решение на проведение повторного заседания.

Я ему аргументированно доказывал, что пока не проведено следствие и не изучены все обстоятельства дела их участия в боевых действиях, а также не доказаны персонально те деяния, которые им ставятся в вину – это будет самосуд, банальное публичное убийство.
Такие акции крайне негативно воспримутся политическим и военным руководством в Москве и в столицах других республик, а в совокупности это может в глазах мирового сообщества основательно подорвать саму идею освободительной борьбы Народного Фронта Таджикистана и личный авторитет Сангака Сафарова и сыграет на руку оппозиции.

Как раз сейчас нельзя и не надо эти ошибки делать и создавать любого рода прецедент, чтобы они состоялись.

Изложил ещё раз просьбу провести экстренное заседание Военного Совета НФ и решить вопрос пленников ответственно и по-государственному.

Ближе к вечеру, в районе 18:00 Сангак Сафаров провел заседание Военного Совета. Пока оно шло, я находился в комнате отдыха и ждал его окончания, вернее – принятого на нем решения.

Заседание проходило непросто, но закончилось принятием решения о выдаче пленников.

Я дал слово Председателю НФ Сангаку Сафарову и членам Военного Совета, что лично привезу материалы решения судов относительно каждого пленника в отдельности. Я поблагодарил Председателя Народного Фронта и всех членов Военного Совета за их государственный подход к решению вопроса.

Когда мне представили для передачи пленников, на них было тяжело смотреть.

Практически все они были крайне измучены и еле стояли на ногах. Всем требовалась серьезная медицинская помощь. Кто связанный, кто в наручниках, они были посажены охраной в вертолёт.

Столько лет спустя

Я доложил с кабинета командира полка командующему о том, что все граждане освобождены и что через десять минут вылетаю в Душанбе.

Мы в районе 21:00 осуществили посадку на аэродроме 23-го авиаполка, где нас уже встречали. Доложил командующему генерал-майору В. Ф. Грицану о выполнении поставленной задачи, передал ему портфель со всеми полученными документами, а всех доставленных граждан передал начальнику охраны и госпитальным врачам.

Попросил разрешения у командующего на вылет в Московский, но он запретил и дал команду следовать с ним в управление Группы для полного и обстоятельного доклада, что было исполнено, а наутро в 08:00 я вылетел с экипажем Ми-8 в Московский.

Слово офицера, данное мною Сангаку Сафарову, что доведу до его сведения приговоры суда по каждому из осужденных, как и обещал – выполнил.

Много лет прошло с той тревожной поры.

Служебно-боевая деятельность пограничного отряда была весьма напряжённой и отчасти по некоторым её направлениям судьбоносной в прямом смысле этого слова, и есть факты и события в моей командирской судьбе и судьбе личного состава – весьма знаковые и незабываемые.


О них не принято было говорить и придавать публичности, но по истечении многих десятков лет сегодня о некоторых можно в общих чертах рассказать.

В тот период времени для нас повседневная обстановка была наполнена важными событиями, в которых и заключался весь смысл нашей пограничной жизни и судьбы, которая, наверное, вошла в каждого из нас, как патрон в патронник.

На командовании и личном составе Московского пограничного отряда лежала особая миссия, порой абсолютно никак не связанная со спецификой и родом нашей служебно-боевой деятельности, но сама обстановка заставляла нас эти задачи выполнять.

Так, по приказу руководства из Москвы было принято решение о проведении на базе Московского пограничного отряда переговоров представителей противоборствующих сторон.

Это был приказ, который чётко требовал создать все комфортные и безопасные условия Президенту, членам Правительства, депутатам Верховного Совета Таджикистана и лидерам оппозиции для проведения переговоров.

Времени на подготовку оставалось у нас крайне мало, всего двое суток. Разведка и контрразведка работали сообща не покладая рук, каждый командир подразделения знал и готовил людей к решению поставленных задач. Был введен особый режим.

Приняты и проведены дополнительные мероприятия по безопасности в самом военном городке с целью сохранения жизни и здоровья членов семей, женщин и детей в первую очередь. Школа, детский сад и дома были взяты под охрану. Был введен особый режим пропуска для въезда и выезда, входа и выхода за пределы территории части.

Все перемещения с 21:30 до 06:30 подпадали под режим комендантского часа. Все торговые точки вокруг гарнизона были убраны или закрыты. Аэродром взят под охрану личным составом ДШМГ. Усилена охрана штаба и органов военного управления отряда.

Каждый заместитель, офицер штаба и управления, а также командиры подразделений гарнизона знали свои задачи и порядок действий в чрезвычайной и экстремальной ситуации. Резерв первой очереди был рассредоточен по задачам и находился в постоянной боевой готовности к действиям по обстановке.

В районе спортивного городка были дополнительно подготовлены две вертолетные площадки, которые находились в ста метрах от места дислокации ДШМГ.

БМП были выведены и рассредоточены на инженерном дворе. Это гарантированно обеспечивало мгновенный выход и манёвр боевого резерва по трём направлениям, а также исключало риск блокирования его выдвижения в городских условиях.

Продолжение следует…