«Речь идет не о цензуре, а о том, как используются народные деньги». Проверка театров по стратегии нацбезопасности – зло или благо?
Интервью с Дмитрием Роде о Бузовой, скандале в «Современнике» и о том, как собираются проверять театральный репертуар
Новость о том, что репертуар театров станут проверять на соответствие стратегии нацбезопасности, стала за последние дни едва ли не самой обсуждаемой в информационном пространстве. Заявление о проверке сделал председатель общественного совета при министерстве культуры Михаил Лермонтов, который сослался на указ президента В. В. Путина «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» от 2 июля 2021 года. Значительная часть этого документа действительно посвящена защите духовно-нравственных ценностей, культуры и исторической памяти.
О том, что проверка репертуара будет значить на практике, мы решили поговорить с известным общественным деятелем и журналистом Дмитрием Роде. Тем более что семья его связана с театром исторически: ведь Дмитрий Владимирович – внук драматурга Владимира Киршона (также известного как автор слов песни «Я спросил у ясеня…»).
«ВН»: – Дмитрий Владимирович, решение о проверке давно назревало? Насколько известно, поводом стал «Первый хлеб», скандальный спектакль театра «Современник», в котором среди прочего усмотрели оскорбление памяти павших, но ведь и до него были тревожные звоночки…
– Понимаете, общественный совет откликается на просьбу со стороны конкретного театра. Например, когда МХАТ обратился к нему и попросил сделать общественную оценку тому, что происходит в театре, тогда общественный совет и прореагировал.
То, что делает Следственный комитет в отношении «Современника» – это мы комментировать не можем, это дело следственных органов. Есть там разжигание или нет – будет видно по результатам доследственной проверки.
В принципе общественный совет министерства культуры занимается вопросами репертуара не по своей инициативе, а по просьбе какого-либо театра. Театр обращается и говорит: «Мы хотим, чтобы вы дали нашей деятельности общественную оценку, потому что на нас тут пытаются давить, нас в чем-то обвиняют». Тогда собирается совет, который состоит из авторитетных деятелей культуры и возглавляется доктором культурологии, М. Ю. Лермонтовым, и дает свою оценку.
«ВН»: – И относительно МХАТа она была благоприятной?
– Мы не усмотрели никаких отклонений вообще.
«ВН»: – А случай с Бузовой, о котором столько говорили?
– Слушайте, ну кто такая Бузова? Она что, иностранный агент, лицо, находящееся в местах лишения свободы? Тогда зачем такие вопросы? Что у нас, художник не свободен в выборе актеров и актрис? А почему он должен иметь право приглашать одного и не сметь приглашать другого? Кого он считает нужным видеть в своем спектакле, того он и приглашает. Это его право художника.
Я вообще не понимаю, почему данная персона вызывает такую бешеную реакцию. Люди не в состоянии даже ее объяснить. Наверное, если бы в 70-х в МХАТе появилась Алла Пугачева, на нее бы реагировали точно так же.
«ВН»: – В указе президента говорится, что базовые моральные и культурные нормы подвергаются разрушительному воздействию, что участились попытки фальсификации российской истории и что обществу нужна защита от внешней идейно-ценностной экспансии. Но все это – общие положения, а как конкретно эти идеи будут применяться на практике, когда речь идет о театре?
– Наверное, министерство культуры обратится к общественному совету, чтобы он сформировал экспертное сообщество. Далее оно будет собираться и высказывать свое экспертное мнение, – опять же, если к экспертам обращается министерство культуры либо театр, либо иной государственный орган, который просит дать оценку.
«ВН»: – В то же время министр культуры Ольга Любимова отреагировала достаточно резко, цитирую: «Не стоит приписывать ведомству идеи и суждения отдельных членов общественного совета. С нами эти предложения не обсуждались. Минкульт не вправе вмешиваться в творческую деятельность, цензура в нашей стране недопустима в соответствии с конституцией».
– Речь идет вовсе не о цензуре. Речь идет о том, как используются государственные деньги. И это действительно важный вопрос, потому что у нас в государстве нет своих денег, у нас есть деньги народа. Людей, которые заплатили налоги. Народ хочет знать: его налоги используются на укрепление государства или на развал государства. И если есть такой запрос, то на такой запрос надо отвечать.
Министерство абсолютно право: как может чиновник, у которого юридическое или экономическое, или финансовое образование – и который отвечает за деньги – этим заниматься. Ведь министерство не сформировано из деятелей культуры, которые должны отвечать за эстетическую составляющую, например. Там таких сотрудников нет.
Можно еще провести аналогию: предположим, в Москве строится здание. Владелец участка приходит на общественный архитектурный совет, в который входят известные архитекторы. И владельцу говорят: вы знаете, ваша постройка диссонирует с архитектурой Москвы, такого быть не должно. Пожалуйста, доработайте свой проект. Точно так же в театре: диссонирует это с национальной стратегией или нет, вступает в противоречие или нет. На общественный архитектурный совет приходят обсуждать проект, и здесь придут, чтобы услышать экспертное мнение.
«ВН»: – Но ведь получается, что это тоже форма контроля…
– Вопрос не в контроле, это какие-то чиновничьи слова. Вопрос в рекомендациях. Допустим, кто-то хочет поставить пьесу про войну. Общественный совет может собрать экспертов по определенным вопросам истории этого периода и дать свою оценку – для того чтобы потом, если вдруг режиссеру начнут предъявлять претензии, что он своей постановкой что-то нарушает или искажает, он мог предъявить решение общественного совета, что все было согласовано и он ничего не нарушал.
«ВН»: – То есть речь никоим образом не идет о запрещениях, речь идет о том, чтобы не было претензий к авторам со стороны общества.
– Да, чтобы не доходило до того, что народ пишет жалобы в следственный комитет.
Речь вовсе не о цензуре и не о травле творцов, о которой уже начали говорить некоторые, не разобравшись толком в вопросе. Я сам на примере истории моей семьи отлично знаю, что такое травля. Мой дед Владимир Киршон, драматург, чьи пьесы в сталинское время шли по всей стране и даже в 1929 году на Бродвее, был затравлен и расстрелян. Травля, цензура – это уж точно то, что нам не стоит возрождать. Напротив, нам надо художника защитить – если он не выходит за рамки уголовного кодекса и не нарушает законы нашей страны.