Дворянское гнездо в условиях постиндустриальной экономики
Вишневый сад, дом с мезонином, темные аллеи и уединенные беседки, где так отрадно грустить. Русская усадьба — не только литературный образ и канувший национальный бренд, но и потенциальный триггер социокультурного развития, способный создать новую экономическую среду и повернуть процесс урбанизации вспять.
ЖЕЛТЫЙ ДОМ С БЕЛЫМИ КОЛОННАМИ
Дворец в стиле зрелого классицизма по проекту профессора Императорской академии художеств Андрея Воронихина (бывший крепостной зодчий был моден в кругах высшей аристократии Петербурга, поскольку строил «не хуже Томона»), пейзажный английский парк в 15 гектаров с каскадом прудов, живописными мостиками и павильонами в палладиевом стиле. Сад с плодоносящими яблонями и вишнями, роскошный отель с историческими интерьерами (вы бы видели марокканский номер), ресторан — все продукты к столу со своей фермы и огорода. А еще конюшня с гнедыми и вороными, красавицы-борзые и даже неуклюжие смешные страусы.
Судьба родового имения Голицыных — Строгановых в одном из предместий Северной Пальмиры — типична и неожиданна одновременно. Претерпевшая разорение в годы революции, пережившая эксплуатацию в качестве склада, детского учреждения, опытной станции и профилактория ленинградского завода «Сокол», усадьба была полностью восстановлена на средства частных инвесторов.
— Мы с женой приехали сюда 12 лет назад и сразу же влюбились в красоту этого места, хотя оно и находилось в весьма плачевном состоянии: обшарпанные стены, львы с отбитыми хвостами, протечки, мусорные свалки, покосившиеся лестницы. Парка не просматривалось вовсе — разбитая бетонка петляла среди бурелома и зарослей, — вспоминает владелец и директор культурно-исторического центра ООО «Усадьба Марьино» Леонид Степанов. — За год успели расчистить территорию, отремонтировать часть номеров, затем восстановили каскад прудов с водопадами и плотинами, реконструировали мосты, установили въездные ворота. Воссоздали исторические интерьеры — теперь все гости усадьбы могут пользоваться музейными интерьерами. К сожалению, пока не смогли отреставрировать храм — завод «Сокол» в свое время счел его обременением и вывел из реестра профилактория, так что прав на него у нас пока нет. Конечно, усадьба потребовала больших расходов, и на прибыль она выйдет лет так через двести, но я ни о чем не жалею, а когда знакомые спрашивают, зачем мне это все, советую: вкладывайте в наше наследие, а не выводите деньги за рубеж.
КЛЮЧНИЦА ВОДКУ ДЕЛАЛА
Русская усадьба — феномен мировой культуры. Желтый дом с белыми колоннами чаще всего представлял собой ренессансную виллу с английским пейзажным парком, садом и сельскими угодьями. Строить их именно в таком ансамбле начали с подачи Екатерины II — императрица ценила садовников не меньше, чем архитекторов. Имена Уильяма Кента и Чарльза Бриджмена стояли в одном ряду с Томоном, Кваренги и Растрелли.
Полюбоваться русскими аристократическими гнездами, их уникальным ландшафтом и шедевральными коллекциями съезжались со всей Европы, однако у этого явления оказался довольно короткий век. Первый удар нанесла отмена крепостного права. Часть хозяйств сумела выйти на рентабельность, но большинство помещиков беднели. Одной из примет 1860–1870-х стали специальные лавки и торги, распродающие убранства домов целиком или отдельными предметами.
В советские годы повезло лишь тем музеям-усадьбам, где жили известные люди — Толстой, Поленов, Пушкин, Лермонтов, Римский-Корсаков, Мусоргский, Багратион, Суворов. В лучшем состоянии находятся объекты, которые использовались как ведомственные санатории и дома отдыха, — Вороново, Малеевка, Архангельское. Но все это капля в море, большая часть домов с мезонинами чудом доживает свой век.
— Сельские имения — самая заброшенная часть культурного наследия, — говорит генеральный директор Некоммерческого партнерства «Русская усадьба» Вера Стерлина. — Их число внушительно — около 2700 в 37 регионах, и в каждом можно восстановить порядка 10–15 объектов. Ведь, помимо сохранения истории, это ресурс социально-экономического роста, который позволяет создавать принципиально новое жизненное пространство. Классическая усадьба всегда была хозяйствующей единицей — вот и сейчас на обширном участке прилегающей к ней земли можно развивать пчеловодство, садовничество, огородничество. Также в саду можно проводить выставки под открытым небом, фестивали, концерты джазовой и классической музыки, создавать спортивно-развлекательные и туристические объекты, развивать гостиничный, ресторанный бизнес. Это очень востребовано. Каждую весну нам звонят в офис и спрашивают, где можно отпраздновать свадьбу, юбилей, выпускной вечер. Людям хочется отметить важное для них событие в уникальной, исторической атмосфере, но таких площадок, на самом деле, очень мало. Конечно, существуют загородные музеи, но они ограничены по части предоставления услуг. Вот сейчас мы взялись восстанавливать погибающую усадьбу Васино в Московской области. Она не связана с известными именами, но зато являет собой классический пример типового деревянного дома, в которых проживали 80 процентов русских дворян. Да, это будет новодел, но я уверена, он привлечет туристов — такие постройки до нас почти не дошли, они погибали в пожарах. Будет там и сад — «Ясная Поляна» подарила нам 20 исторических сортов антоновских яблок. Предполагаем, что через два-три года мы сможем продавать свой сидр, мармелад, варенье.
ПРИЮТ СПОКОЙСТВИЯ, ТРУДОВ И ИНВЕСТИЦИЙ
По подсчетам экспертов, проект восстановления среднепоместной сельской усадьбы с парком, садом и огородом может обходиться в 230–250 млн рублей и выходить на окупаемость в течение 8–10 лет с рентабельностью 20 процентов.
Бизнес не только для миллионеров: социально ориентированные предприятия, работающие в статусе НКО, могут привлекать грантовые средства, субсидии, кредиты со сниженной процентной ставкой, пользоваться льготами по налогообложению. Чтобы отработать социально-экономическую модель, партнерство «Русская усадьба» взялось за восстановление имения Марии Александровны Гартунг в Ясногорском районе Тульской области.
— Федяшево в считанные месяцы стало одним из самых обсуждаемых проектов в своей области, — продолжает Вера Стерлина, — конечно, это связано и с именем владелицы, старшей дочери Пушкина, вошедшей в мировую литературу в образе Анны Карениной, ведь людям всегда интересна легенда, история. Однако не менее важным фактором оказалось волонтерское движение, в которое активно включилось местное студенчество. Несмотря на сложный год, эпидемию, добровольцы охотно откликнулись на наш запрос, с огромным удовольствием приезжали и реально помогали, а потом ярко и живо рассказывали об этом в соцсетях. Вообще, когда на каком-либо объекте начинается движение, к нему довольно скоро возникает интерес: подтягиваются школьники, студенты, исследователи-краеведы, затем приходят разные институции, в том числе государственные и бизнес-структуры. Сейчас множество профессий, позволяющих работать удаленно. И при наличии хорошего интернета и дорог усадьба могла бы притягивать людей, которые захотят жить рядом. А кому-то наверняка захочется сменить род деятельности и потрудиться на прилегающих землях или открыть свое дело: небольшие мануфактурные производства, сувенирные лавки, рестораны и кофейни.
ЛЮБОВЬ И БЕДНОСТЬ — И ОБМЕРЫ
Оценивая возможность переселения в «пустынные уголки», эксперты констатируют: в последнее время сформировался запрос на среду жизнедеятельности, которая бы сочетала в себе преимущества города и деревни и не имела бы их недостатков. Усадьбам как части исторической структуры расселения России предстоит стать сердцем таких агломераций.
— На современном этапе технологий это движение могло бы означать новый исход в деревни, ведь возможность жить среди красоты, на свежем воздухе с видом на дворец людям со вкусом понравилась бы куда больше, чем квартира в «человейнике», — рассуждает бывший заместитель министра культуры РФ, советник директора Российского института стратегических исследований (РИСИ) Олег Рыжков.
— До революции городов, в европейском понимании слова, в России не было, как не существовало и прогрессистской ментальности, противопоставляющей столицу провинции. Развивать усадьбы и делать из них фактор экономического роста регионов — это очень привлекательная творческая задача, но только заниматься этим должны грамотные предприниматели, нацеленные на бережное отношение к наследию, а не на создание фейка. Обычно говорят — пусть этим займется государство, но, на мой взгляд, оно здесь не самый лучший заказчик: когда у тебя 30 миллионов бедных, не до усадеб. Во всем мире наследие спасается не государством, а людьми, и вот тут мы входим в зону порочного круга — чтобы наследие спасалось людьми, должно очень существенно подняться благосостояние общества.
Успешные проекты по восстановлению усадеб пока можно пересчитать по пальцам: Марьино в Ленинградской области, Архангельское-Скорняково под Липецком, «Имение Алтунъ» в Пушкинских Горах, Гребнево в Щелковском районе Подмосковья, Хвалевское на Вологодчине. Владельцы, как правило, люди не бедные, но даже они восстанавливают имения по частям и десятилетиями выходят на самоокупаемость: основной доход приносят объекты общепита и гостиницы на территории, а также «билетные мероприятия» — фестивали, концерты.
По мнению Олега Рыжкова, одно из значительных препятствий, вставших на пути мечты о новой усадебной России — менталитет отечественных бизнесменов, рассматривающих наследие как артефакт и не видящих в нем никаких потребительских свойств.
— Даже по методикам оценок понятно, что старый дом — не приобретение, а сплошная головная боль. Подход, конечно, местечковый, дилетантский, но вполне закономерный, и связан он с тем, что наших строителей не учат работать со стариной, а заштукатуренная «развалина» — явление малопривлекательное.
В мире есть опыт освоения наследия: в Англии стало модным проживание в исторических домах. Покупатели идут на дополнительные траты, потому что понимают, что приобретают атмосферу, уникальную среду, удовлетворение эмоциональных и эстетических запросов. Другое дело, что такого рода запросы возникают, как правило, у культурных людей, а у нас тут «вилка» — прослойка old money не успела сформироваться, а интеллигенция живет на грани нищеты. Вот и выходит, что население съеживается в экономических узлах, а памятники старины стоят в руинах в малонаселенной местности. Бедность не позволяет сохранять красоту.
Поскольку усадеб очень много и все их явно не спасти, один из выходов — архитектурные обмеры. Проект по фотограмметрической 3D-фиксации и созданию визуализированного реестра всех аварийных и руинированных памятников в январе этого года запустила Русская православная церковь совместно с Минкультом.
Технология позволяет создать точную до миллиметра модель: все профили и архитектурные элементы оказываются занесенными в компьютер. То же самое необходимо проделать с усадьбами, чтобы зафиксировать уникальный национальный архитектурный язык.
— Национальный архитектурный язык утрачивается, и многие современные архитекторы уже не могут его воспроизвести, хотят построить русский дом, а получается теремок из мультфильма про богатырей, — замечает Олег Рыжков. — При этом нам доступны технологии, позволяющие делать лазерное сканирование и создавать мобильные лаборатории и базы данных, и вся эта красота будет ждать своего часа на рабочем столе компьютера, а не исчезнет втуне. Как бы мы ни радовались возможности провести выходные в восстановленном русском палаццо, заброшенных шедевров гораздо больше, чем восстановленных. Яркий пример — эталон русского палладианства, одна из первых образцовых ренессансных вилл «Никольское-Черенчицы» под Торжком — имение архитектора Николая Львова. Классический желтый дом с белыми колоннами смотрится покосившимися окнами в зеркало заросшего пруда, в парке ветшает пирамида-грот. Ждет обмеров или своего инвестора. Экономического базиса явно не хватает — общий уровень развития страны не позволяет заниматься архитектурным наследием, но, если невозможно сохранить его в материальном виде, сохраним хотя бы в виртуальном.