Заваливал ли Владимир Маяковский и после смерти свою возлюбленную Татьяну Яковлеву охапками цветов

СОБАЧЬЯ ПРЕДАННОСТЬ ПОЭТА-«ЛЕДОКОЛА»

Это душераздирающий рассказ. Пронзительный, мелодраматический, яркий и пышный. Он гуляет по соцсетям уже очень давно: его можно найти и в «уютных бложиках» за 2010 год, и на страничках цветочных магазинов, и в конспектах открытых уроков литературы в 11-м классе. Как утверждает Google, он был размещен в интернете уже 7,670 раз.

И, наверное, для начала стоит привести его с минимальными сокращениями.

Одна из самых трогательных историй жизни Маяковского произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву.

Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, «ледокола» из Страны Советов. Она вообще не воспринимала ни одного его слова, - даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.

Ей остались цветы. Или вернее - Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов - гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз, орхидей, астр или хризантем. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента - и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: «От Маяковского».

Его не стало в тридцатом году - это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.

Она уже не понимала, как будет жить дальше - без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского». (...)

Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин - а букеты все несли. (...)

Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж. Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.

В этом уютном доме цветы были повсюду - как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд...

- Пейте чай, - ответила Татьяна - пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?

И в этот момент в двери позвонили... Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: «От Маяковского».

«ТАНЬКА, СТАНЬ ИНЖЕНЕРИЦЕЙ ГДЕ-НИБУДЬ НА АЛТАЕ!»

Самое пошлое в этой истории то, что она почти целиком выдумана. Да, Маяковский встретил Татьяну Яковлеву в Париже в 1928 году и страстно влюбился в нее. Вопреки фантазиям автора текста, Татьяна прекрасно понимала, что перед ней - большой поэт. Один из их знакомых, видевших их вместе, вспоминал: «Это была замечательная пара... Она восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом». А сама Яковлева писала тогда матери: «Это самый талантливый человек, которого я встречала, и, главное, в самой для меня интересной области».

Маяковский мечтал, что Яковлева вместе с ним уедет обратно в Москву. Это было маловероятно, потому что всего за несколько лет до того, в 1925 году, ее, больную туберкулезом, родственники с трудом вытащили из советской России. Но запретить Маяковскому фантазировать было невозможно. Позже он писал ей о Советском Союзе: «У нас сейчас лучше чем когда нибудь, такого размаха общей работищи не знала никакая история. (...) Таник! Ты способнейшая девушка. Стань инженером. Ты право можешь. Не траться целиком на шляпья. (...) Танька инженерица где нибудь на Алтае! Давай, а!»

3 декабря 1928 года Маяковский покинул Париж. И, как пишет самый серьезный его биограф, шведский славист Бенгт Янгфельдт, «оставил у флориста заказ на букет роз, который нужно было доставлять Татьяне Яковлевой каждым воскресным утром, пока он не вернется. К каждому букету прилагалась визитная карточка со стихами и рисунками на обратной стороне».

Сама Татьяна Яковлева рассказывала Василию Катаняну, что это были не розы, а хризантемы: «Он уехал в Москву на несколько месяцев, и все это время я получала по воскресеньям цветы - он оставил деньги в оранжерее и пометил записки. Он знал, что я не люблю срезанные цветы, и это были корзины или кусты хризантем».

Вот и все: речь шла о нескольких месяцах. Если быть точным, то меньше, чем о трех (Маяковский вернулся в Париж 22 февраля 1929 года). И после этого ни о какой доставке цветов речь уже не шла.

Да, три месяца дарить любимой цветы - романтично, но уже не настолько... Да и не хватило бы у Маяковского средств, чтобы вот так, десятилетиями снабжать Яковлеву хризантемами - он, конечно, не нищенствовал, но и Рокфеллером не был. Когда в 1929-м он уезжал из Парижа, попросил Лилю Брик перевести ему 100 рублей на станцию Негорелое на границе с Польшей: деньги в поездке кончились, ему буквально не на что было возвращаться домой.

Нельзя сказать, что Яковлева не любила Маяковского - разумеется, по-своему любила. Но были у нее и «запасные» поклонники (дотошный Янгфельдт насчитал в своей книге минимум троих). Одним из них был Бертран дю Плесси, виконт, служивший атташе при французском посольстве в Варшаве. И за него она вышла замуж в конце 1929 года, когда Маяковский был еще жив. Ей стало известно, что он не собирается снова приезжать к ней в Париж (советские органы не выдали ему выездную визу, опасаясь, что из Франции в СССР он не вернется; к тому же в Москве у него закрутился роман с Вероникой Полонской, и слухи об этом наверняка дошли до Татьяны). А тут давний ухажер сделал предложение... Впрочем, Яковлева говорила впоследствии о дю Плесси: «Я его не любила. В каком-то смысле это было бегство от Маяковского».

Фантазии о том, что в годы Второй мировой войны Яковлева «выжила только потому, что продавала на бульваре роскошные букеты», а потом рукоплескала союзникам-освободителям - совсем уже бессовестные. Потому что тогда Яковлевой в Париже не было. В начале 40-х она вышла замуж еще раз - за художника Алекса Либермана, который тоже был выходцем из России. И в январе 1941-го сбежала с ним от фашистских оккупантов на яхте в Америку, где стала светской дамой и преуспевающим дизайнером шляпок (тех самых «шляпьев», которые она любила придумывать еще с юности, и от которых Маяковский призывал ее отказаться ради Алтая). И во время войны, и после нее она жила в США. И скончалась в штате Коннектикут, где у нее было роскошное имение.

МИЛЛИОН СИНИХ НЕЗАБУДОК

Но откуда растут ноги у этой романтической истории? Ну, если не считать реального факта - что Маяковский заказал для Яковлевой несколько охапок цветов на период разлуки?

Во-первых, поэт действительно был избыточен в проявлениях чувств. Например, в 1926 году в Нью-Йорке он прощался со своей американской возлюбленной Элли Джонс (на самом деле ее звали Елизавета Зиберт, она была эмигранткой из России и после короткого романа родила от Маяковского дочь Элен-Патрисию). Элли проводила его на причале, а потом вернулась домой. «Я хотела броситься на кровать и рыдать ... но не могла, - вспоминала Элли. - Моя кровать была устлана цветами - незабудками. У него совсем не было денег! Но он был такой». Бенгт Янгфельдт комментирует: «Это было в его стиле: не несколько цветов и не один букет, а устланная цветами кровать. Типичный пример гиперболизма Маяковского: ухаживая за женщиной, он посылал ей не одну корзину цветов, а несколько, не одну коробку конфет, а десять, покупал не один лотерейный билет, а весь тираж...»

О том же вспоминала и другая его возлюбленная - Наталья Брюханенко. Янгфельдт пишет об их поездке в Крым: «Однажды, когда они возвращались на автобусе в Ялту, Маяковский забронировал три места - чтобы не было тесно. Такую же щедрость - или гиперболизм - он проявил и в день ее именин. Проснувшись, Наташа получила букет роз, такой огромный, что уместился он только в ведре. Потом они отправились гулять на набережную, где Маяковский заходил во все магазины и в каждом покупал самый дорогой одеколон. Когда покупки уже невозможно было унести, Наташа попросила его прекратить, но Маяковский вместо этого направился к цветочному киоску и начал скупать цветы. Она напомнила, что в гостиничном номере уже стоит целое ведро роз, а Маяковский возразил: «Один букет - это мелочь! Мне хочется, чтобы вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!»

А во-вторых, ключ к разгадке - в упоминании Аркадия Рывлина (1915-2007). Тот был не просто «советским инженером», но и поэтом, в 90-е годы эмигрировавшим из Украины в США. Трудно сказать, был ли он знаком с Яковлевой, откуда узнал про цветы, которые она недолго получала... Но сочинил стихотворение «Цветы от Маяковского», где дал волю фантазии.

«У рассыльных привычный труд, -

Снег ли, дождик ли над киосками, -

А букеты его идут со словами:

- от Маяковского. (...)

Жизнь ломается.

Ветер крут.

А букеты его идут,

А букеты его идут,

Хоть Париж уже под фашистами,

А букеты его идут,

И дрожат лепестки росистые.

И чтоб выжить, она пока

Продаёт их - зима ли лето ли! (...)

Вот уже и Берлин берут,

А букеты его идут,

Жёны мёртвых уже не ждут,

А букеты его идут.

И хоть старости лет маршрут,

Старость сумрачна и сурова,

А букеты его идут -

От живого и молодого».

Как поэт, Рывлин, возможно, имел на это право. Но свинство - пересказывать его стихи прозой и выдавать за реальные факты.