Дария Дмитриева: «Проснулась генная память»

Художник по костюмам о создании визуального образа персонажей якутского кино и театра

Сообщение Дария Дмитриева: «Проснулась генная память» появились сначала на yakutia-daily.ru.

С Всероссийского фестиваля исторических фильмов «Вече» в Великом Новгороде создатели «Тыгына Дархана» привезли три награды высшей пробы и документальные кадры, где президент фестиваля Светлана Дружинина, поинтересовавшись стоимостью картины, убеждённо говорит: «Он стоит дороже». А её восхищение костюмами и массовкой было неподдельным. Какой труд стоял за всем этим, рассказывает художник по костюмам Дария Дмитриева.

 

«Живу с этими рисунками»

— Дария Петровна, с чего для вас началась работа над фильмом?

— С перечтения романа. Он очень большой, написан на основе преданий, полон архаизмов. Я читала его давно, но когда нужно для работы, перечитываешь по-другому, с карандашом.

А консультировали нас доктор исторических наук, профессор Розалия Иннокентьевна Бравина и искусствовед, профессор АГИКИ Зинаида Ивановна Иванова-Унарова. Зинаида Ивановна показывала нам уникальные снимки, сделанные в американском Музее естественной истории, а Розалия Иннокентьевна — настоящие вещи времён Тыгына, найденные при раскопках.

Разумеется, под рукой всегда были книги учёных и краеведов: М.М. Носова, И.В. Константинова, Е.Д. Стрелова, А.П. Окладникова, А.И. Гоголева, Р.С. Гаврильевой и многих других.

Ещё мы работали в музеях, где научные сотрудники Эдуард Жарков (Музей археологии и этнографии СВФУ) и Василий Попов (Якутский государственный объединенный музей истории и культуры народов Севера им. Ем. Ярославского), лично участвовавшие во многих раскопках, не только показывали экспонаты, но и подробно обо всем рассказывали, чтобы создать общее представление о той эпохе, кулун-атахской культуре.

Молодым ребятам из съемочной группы было сложно: привычных нам платьев-халадаев, корсетов, серебряных украшений в то время не существовало.

Наверное, они испытывали те же чувства, что и я в свои восемь-девять лет, когда впервые открыла книгу Окладникова, думая, что это сказки, и увидела там рисунок якутского костюма: ничего похожего на нежно-розовый халадай из музея, куда меня водили!

Намного позже, уже студенткой, я нашла первоисточник: в читальном зале театральной библиотеки в Москве в единственном экземпляре хранилась книга этнографа XVIII века Иоганна Готлиба Георги. Скорее, это был альбом — поистине огромного размера и с соответствующим названием — «Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей».

Зал работал до десяти вечера и в выходные дни, и я подолгу перерисовывала оттуда якутские костюмы, записывая цвет каждой бусинки. С тех пор и живу с этими рисунками.

 

«Шьём вручную из кожи»

 

— А каково оказалось шить такую одежду?

— Даже мастера поначалу затруднялись.

Сейчас все привыкли шить за машинками — быстро, и чтобы это можно было тут же проутюжить. А я им говорю: «Простите, но машинную строчку на экране сразу видно, и героям, которых у нас тридцать человек, мы шьем вручную из кожи».

У массовки на крупных планах одежда тоже кожаная, а кожа ведь разная — бывает помягче, бывает погрубее. И руки у нас у всех были изранены.

— А сколько всего сшито костюмов?

— Три с половиной тысячи.
В первую очередь я обратилась к портным и закройщикам из мастерских Театра оперы и балета, с которыми давно сотрудничаю: «Можете помочь?» Они посоветовались между собой и говорят: «Мы завтра уходим в отпуск. Побудем со своими семьями три-четыре дня до конца недели, а потом придём». Это только театральные люди так могут.

За месяц они выдали на-гора такое количество костюмов, что, глядя на них, все остальные встрепенулись.

А потом проснулась генная память, и мастера уже сами спрашивали, не надо ли чего-нибудь сшить руками.

— Сколько их было?

— В общей сложности семьдесят с лишним человек. Кроме Театра оперы и балета, ателье «Кэрэ» и «Marilyn», руководство, педагоги и студенты Якутского индустриально-педагогического колледжа и колледжа технологии и дизайна. Кстати, их и на съёмки приглашали: они снимались в собственноручно отшитых костюмах.

Но это потом, а тогда, в процессе работы, утром мы встречались в восемь, к десяти я шла к себе в театр, вечером бежала смотреть, что сделали за день, а это все в разных местах города. Кто-то приходил после своей основной работы, и труды наши продолжались до глубокой ночи.

Ассистенты Мария Иванова и Альбина Аркадьева, костюмеры Татьяна Куличкина, Айталана Сергеева и Лена Аркадьева были — каждая! — моей правой рукой, и я ничуть не преувеличиваю, называя их так.

И, конечно, я очень благодарна за поставку тканей руководству магазинов «Ажура», «Златошвейка», «Мастерица», «Ленок».

 

«Всё должно быть узнаваемо»

 

— Сейчас думаю, как это все можно было успеть? Два раза брала отпуск за свой счет на две, на три недели, чтобы выехать на съемки, и очень благодарна руководству нашего театра и лично Анатолию Павловичу Николаеву. Они всегда шли навстречу.

— Тем более что это не первая ваша работа с Никитой Аржаковым.

— С Никитой Иннокентьевичем мы в одно время учились в Москве. А потом он пришёл в Саха театр выбрать актеров для фильма «Черная маска» и попросил помочь с подбором костюмов.

— Да уж, лучше подобрать готовые…

— На самом деле, это возможно не всегда: сцена требует одного, а съёмочная площадка — другого, особенно если многое происходит, как говорят кинематографисты, на натуре.

Когда люди видят вблизи то, что со сцены блистало камнями и вышивкой, они глазам своим не верят, ведь зачастую это сделано чуть ли не на бортовке и просто раскрашено.

То есть специфика работы в театре и кино различается кардинально, но тем и интереснее.

В «Черной маске», например, сначала надо было показать середину 1920-х годов, потом — 1940-е, и всё это должно быть четко прочитываемо, узнаваемо — и по силуэтам, и по причёскам. Значит, надо просмотреть столько фотографий и фильмов тех лет и прочесть столько книг о том времени, сколько возможно.

— «Черная маска» — ваша первая работа в кино?

— Это первая работа с Никитой Иннокентьевичем. Потом были «Журавли над Ильменем», «Снайпер саха», «Дивная пора».

А первый опыт работы в кино — «Река» Алексея Балабанова.
Это было в 2000 году. Художником по костюмам была его супруга Надежда Васильева.

Вместе мы побывали в запасниках Кунсткамеры, где нам показывали, к примеру, старинную якутскую одежду на заячьем меху (бууктаах сон), которой у нас сейчас не найти — она перешивалась, занашивалась до дыр, там же все чудесным образом сохранилось.

А в Якутске я их знакомила с актёрами, водила в краеведческий музей.

Многие костюмы отшивались, но раритетные вещи было не повторить, там же настоящая патина времени, и на экране это всё видно абсолютно.

Режиссёру позволили взять некоторые из них, и в киноэкспедицию поехала сотрудница музея, которую назначили ответственной за сохранность экспонатов. Настолько все было серьезно, и бесконечно жаль, что этот фильм не был завершён.

 

Художник-модельер

 

— Дария Петровна, вы рассказали, что старинный якутский костюм заинтересовал вас ещё в детстве…

— Тогда просто запомнился.

А интересы у меня были такие же, как у других девочек. Мы делали из бумаги и картона кукол, домики для них, одежду.

Конечно, это было обычное детское увлечение, но в старших классах я поняла, что хочу стать художником-модельером.

В соответствии с обязательной тогда программой «школа — производство — вуз» устроилась учеником швеи в ателье в Майе и, отработав там год с лишним, поступила в Московский текстильный институт. Многие ведущие художники-модельеры закончили именно его, там очень сильная школа.

Без опыта работы, кстати, туда практически невозможно было пройти по конкурсу — очень высокие баллы.

Зато какими насыщенными были студенческие годы!

После первого курса — практика в Ленинграде. Наш любимый педагог-искусствовед Инесса Гансовна Меркурьева договаривалась с руководством Эрмитажа, чтобы нас, 20 человек, пускали до того, как придут первые посетители, и пару часов он принадлежал только нам: она водила нас по безлюдным залам, где ничто не отвлекало от шедевров мастеров разных эпох и осязаемо чувствовалась исходящая от них энергия. Только магия искусства и голос Инессы Гансовны — потрясающего лектора и человека. Она продолжала рассказывать, даже когда мы выходили. Это было незабываемо.

Позже — удивительные десять дней в Вологде, поездки в Ферапонтов и Кириллово-Белозерский монастыри, где сохранились фрески Дионисия, считающегося продолжателем традиции Андрея Рублева. Это поистине волшебные места, и я бы хотела снова туда попасть.

А практики по специальности я проходила в Рижском доме моделей. Работа с ведущими модельерами, мастерами — швеями, закройщиками, конструкторами — тоже была очень хорошей школой. Там отшивали мои модели, пару снимков даже опубликовали в журнале.

Но в студенческие годы мы впитали в себя очень-очень много и кроме того, что давали наши наставники. Могли стоя смотреть балет в Большом театре — на балконе с галерки: так я видела Майю Плисецкую в «Даме с собачкой», Мариса Лиепу в «Спартаке». Видела Николая Караченцова в «Тиле», Александра Калягина и Анастасию Вертинскую в «Тартюфе». А Музей Бахрушина, Третьяковка, любимый Музей изобразительных искусств имени Пушкина, Дом художника, в котором постоянно бурлила жизнь, все обновлялось! Просто слов не хватает, чтобы выразить все чувства, которые до сих пор живут в душе и продолжают питать ее.

 

«Одевала артистов и делала кукол»

 

— После окончания института мои однокурсники пошли работать художниками в дома моделей, а в Якутске на тот момент была только швейная фабрика. Но массовое производство — это другое, и я стала обзванивать ателье, искать.

Откликнулось нерюнгринское ателье, но когда я приехала, оказалось, что ставки художника-модельера у них нет.

И тут я узнаю, что совсем недавно, буквально три месяца назад, там открылся театр кукол, ждут якутскую труппу. Пошла посмотреть, познакомиться и… осталась.

Я уже говорила, что в институт мы пришли с производства, так вот одна из моих сокурсниц до поступления работала в Театре кукол Сергея Образцова. Сейчас это очень известная в России кукольница — Наталья Лопусова-Томская. Она многое нам рассказывала, показывала, поэтому, оказавшись в Нерюнгринском театре, я совершенно спокойно решила, что тоже могу, и очень смело стала браться за всё. Но мы там все учились на ходу, ведь начинали практически с нуля.

Здание было не совсем приспособленное — спортивный комплекс. Актовый зал стал зрительным, а спортзал переоборудовали под мастерские, где я сначала работала в общем цехе, потом мне выделили небольшую комнатку.

Я одевала артистов и делала кукол, фактурила, окрашивала, заделывала — мне нравилось все. Даже с проблемой дефицита как-то справлялась.

Премьер было очень много: ребята тогда играли на якутском, а это значит, что отыграют они один спектакль, второй — и надо уже готовить другой.

А еще мы с обществом «Знание» и библиотекой готовили очень много музыкально-поэтических композиций — все они были, как спектакли, то есть требовали соответствующего оформления сцены.

Анна Ахматова, Борис Пастернак, Алексей Кулаковский, Алампа Софронов, Варвара Потапова… Столько времени прошло, а зрители и сами артисты с благодарностью вспоминают, как это было необычно и какое большое впечатление оказывало.

 

«Театр перетянул»

 

— В 1994 году меня пригласили на работу в Якутск, на научно-производственное предприятие «Хотугу танас», и я, после девяти лет в Театре актера и куклы, снова занялась одеждой, программированием рисунков якутских вышивок.

Время от времени меня приглашали на постановку спектаклей в Нюрбинский театр, Саха театр, куда я и пришла, когда истек трехлетний срок договора с «Хотугу танас».

Учась на художника-модельера, я очень надеялась, что буду дальше работать именно с модной одеждой, но при этом знала, что буду заниматься и национальным костюмом. Правда, не думала, что в театре. Честно. Так получилось. Но театр перетянул.

Здесь мы работаем с тем, что нам предлагает режиссёр: он может дать свое видение или же полностью доверяет тебе и идёт от твоих зарисовок, эскизов.

Иногда с самого начала имеешь представление, что нужно режиссёру, а иногда бывает сложно, особенно если пьеса на современном материале — исторические-то мы более-менее себе представляем.

— Дария Петровна, почти до конца года театры были закрыты. Чем вы занимались?

— Немного рисовала. Заслуженный артист РС(Я) Кирилл Михайлович Семёнов выпустил книгу своих переводов — он переводит пьесы на якутский язык — и попросил меня сделать её обложку.

Ещё прослушала много мастер-классов — по золотному шитью, например, а то когда полностью занята работой, не до этого.

Очень интересная была программа Союза театральных деятелей: они сделали онлайн-курс для художников, бутафоров, свето- и звукооператоров под названием «ПТУ». Раньше у них был строгий отбор, а нынче в связи с пандемией они решили дать всем зеленый свет.

Лекции и показы шли целый день до глубокой ночи с перерывами на кофе всего на 5-10 минут. Это было очень интересно и познавательно. Я всем своим отправляла ссылки, чтобы подключались и слушали: люди объясняли, как они работают с техникой, что можно сейчас делать на сцене со светом — просто на грани фантастики.

А вот в новогодние каникулы я только отдыхала. Отдых для меня — это чтение. Давно хотела перечесть «Этногенез и биосферу Земли» Гумилева.

Но сейчас мы с коллегами хотим только одного — работы, и как можно больше. Театр без зрителя — не театр.

 

P.S. В Национальном художественном музее РС(Я) перед самым Новым годом открылась персональная выставка Дарии Дмитриевой «Образ нити, из которой соткан мир», где представлены ее эскизы, рисунки и, конечно, костюмы, в том числе и из «Тыгына Дархана». А лучше ведь один раз увидеть…

Фото предоставлено героиней материала.

 

Сообщение Дария Дмитриева: «Проснулась генная память» появились сначала на yakutia-daily.ru.