ЛЁНЯ РОЙТМАН Политически некорректные заметки, дозволенные цензурой
Давно это было. Началось в 1989 и шло все 90-е. СССР рушился и в конце концов рухнул. На его месте возникла Российская Федерация, уж какая была и есть, четырнадцать других стран и несколько осколков бывшей сталинской империи, которые не вписывались в новые реалии, поскольку в своё время были вбиты Москвой в национальные республики именно для того, чтобы те не были очень уж национальными. И пошли тогда подрастать в этой новой для всех ситуации, как грибы под дождём, люди совершенно нового типа. Кто-то из них в конечном счёте стал миллиардером. Кто-то умер. Кто-то разорился. Кто-то отсидел и вышел в мир, где уже был совершенно лишним. Вот, об одном из них и написано всё, приведенное ниже. Евреи его помнят...
ЛЁНЯ РОЙТМАН
Политически некорректные заметки, дозволенные цензурой
Он был вежлив до вкрадчивости и улыбчиво-предупредителен до поры. Когда пора наступала, симпатичный молодой человек превращался в Терминатора. Не в лирического жестяного героя Шварцнеггера, а в жидкометаллического монстра, остановить которого было невозможно, даже убив. В еврейское движение его привёл брат, новообращённый хасид из Марьинорощинской синагоги. Ветераны движения косились на комсомольский значок, который он не снимал, и обсуждали слухи о его связях с городским КГБ. В начале 90-х он прошёл эволюцию от комсомольского функционера до ортодоксального хасида. Был период, когда он одновременно носил чёрную кипу и комсомольский значок. Тогда это ещё удивляло.
У него не было никаких «тормозов» и он любил быть первым. Во времена еврейских активистов и отказников, когда даже идея пойти официальным путём не приходила в еврейские головы, он нашёл брешь в системе. При этом на официальном пути стоял чугунолитой чиновник из ЦК КПСС, похожий на полицая из Бабьего Яра, отбивавший охоту задавать вопросы одним своим видом. Особо неугомонных, по преимуществу ветеранов-фронтовиков, которые, состарившись, никого не боялись, он посылал к Арону Вергелису. Это было чуть деликатнее, чем применение популярной в СССР филолого-математической формулы «икс — игрек — и краткое», создавая видимость демократии. Те, у кого реакция была замедленной, а порог иллюзий относительно советской власти завышен, шли в «Советиш Геймланд» с проектами еврейских ресторанов, культурных центров и борьбы с антисемитизмом. Куда они и все их проекты девались потом, история умалчивает. Возможно, они шли на макулатуру, которой после переработки как раз хватало на тираж последнего советского еврейского журнала на вымершем языке идиш.
В стране шла перестройка и открывались кооперативы. Комсомол перестал быть кузницей кадров для партии и начал готовить будущих олигархов. Ройтман первым из евреев-общественников сообразил, какую силу имеют счёт в банке и печать. Большая часть тогдашних еврейских ассоциаций и центров была зарегистрирована под его «крышей». В качестве крыши непосредственно выступал МЦИРЕК «Тхия»: молодёжный центр изучения и распространения еврейской культуры... при МГК ВЛКСМ.
Центр официально действовал на основании законодательства СССР и законов Торы, а его сотрудники обязаны были соблюдать правила Галахи — еврейского религиозного права. Это было записано в уставе и подтверждено регистрирующими органами. Правоверных коммунистов и правоверных хасидов одинаково мутило от одного упоминания о такой возможности, однако изобретенный Ройтманом еврейский вариант коммунистическо-православной идеологии, словно скопированный из «Москвы 2042 года», оказался не менее живучим, чем великий литературный оригинал. Не случайно сегодня, три десятилетия спустя, когда главной проблемой самого Ройтмана перестало являеться обустройство в израильской тюремной системе, его формула копируется и лоббируется «наследниками МЦИРЕКА», как она одно время копировалась в качестве основы устройства «Единой еврейской общины России».
Со времён Александра II еврейские родители в России вдалбливали детям: хочешь быть человеком – учись. Музыке, физике, медицине, биологии… В течение короткого периода, пока царей меняла советская власть, умение стрелять и владеть шашкой казалось важнее учёной степени, но в целом на протяжении полутора веков тенденция сохранялась. Ройтман был первым, кто доказал в масштабах страны: образование не главное для того, кто хочет преуспеть в жизни. Во времена, когда люди без университетских дипломов ещё не становились министрами и губернаторами, олигархами и владельцами футбольных клубов, а маркшейдеры и раввины не представительствовали от лица евреев перед президентом, заменив собой писателей, академиков и чемпионов, бывший слесарь брал нахрапом, достойным Остапа Бендера.
Созданная им система оказалась живучей: «дело», которое несколько студентов под его руководством начали в каморке на чердаке кинотеатра «Буревестник», разрослось в немалый для начала 90-х годов бизнес. В конечном счёте, этот бизнес провалился, как провалился он у многих, полагавших, что «фарт» вечен и ловкости рук хватит для того, чтобы преуспеть. Выяснилось, что мало купить в Прибалтике банк, приватизировать в Москве НИИ или открыть в Израиле фирму, занимающуюся недвижимостью: банком нужно уметь управлять, недвижимость же сама по себе деньги не приносит, а впитывает их как губка. Но это было позже, а вначале были миллионы, складывавшиеся в десятки миллионов. Ройтман нашел золотую жилу. Ему начали нести деньги. Маленькие. Средние. Большие. Очень большие. Казалось, что этому потоку не будет конца, хотя когда он всё же настал, комсомольско-хасидская империя лопнула в одночасье…
Ройтман первым сообразил, что деньги можно делать на евреях. В результате усилий прорабов перестройки, нажимавших несколько лет подряд одновременно и на газ, и на тормоз, механизм управления страной заклинило. Страну перекосило, она полетела под откос и внезапно открылись двери, плотно запертые на протяжении всех 80-х. Как только это стало явным, чемоданы в рекордно короткие сроки не собрал только ленивый. Те, кто хотел уехать, сделали это потому, что наученный горьким опытом не верил, что свобода выезда — это надолго. Те, кто не помышлял об отъезде, потому, что сработал инстинкт толпы. Те, кто уезжать никуда не собирался, потому, что на их глазах рухнула страна, которую они, уж какую есть, строили всю жизнь и в которой были настроены эту жизнь доживать. В очередь на отъезд встали сотни тысяч, постепенно переходящие в миллионы. Они ехали в Израиль и США, Канаду и Германию, Австралию и Новую Зеландию.
У всех них была одна проблема: как перевести деньги. Как, пусть частично, сохранить сбережения, накопленные семьёй, последнее, уцелевшее от обменов и принудительных займов, войн и эвакуаций. Как, потеряв квартиры, зарплаты и пенсии, сохранить хоть что-то, чтобы поднять семью в новом мире. Вопреки распространённому в России заблуждению, им отнюдь не помогали в этом представители стран, куда они ехали. Новый мир давал им возможность въезда и искренне считал, что этого более чем достаточно. В полном соответствии с отечественными традициями, им не на кого и не на что было опереться и в стране исхода. Частично потому, что забота о гражданах, тем более бывших, противоречила советским традициям. Частично потому, что необходимой банковской системы просто не существовало.
У них были деньги, но перевести их было некуда и не через кого, а тем временем их грабили уголовники и обворовывали оптовые торговцы «предметами первой необходимости» — часами, биноклями и прочим ширпотребом, распроданным в Вене и Ладисполи, осевшем в лавках Брайтона и на прилавках тель-авивского шука. Первые банкиры не обращали на них внимания: в это безумное время они финансировали вывоз танков на металлолом, обслуживали вывод войск из Германии, выпускали обеспеченные лишь воздухом акции, которые расходились как горячие пирожки, и присматривали заводы и нефтяные поля под будущую приватизацию. Единственным, кто сказал им: «я сделаю это для вас» был Ройтман.
Это было гениальным решением. Проблема в одночасье перестала существовать. Нужно было только отдать свои деньги симпатичным молодым людям. Они были евреями. Многие из них были религиозными евреями. Они были вежливы, убедительны, давали полезные советы и иногда говорили между собой на иврите. Что ещё более важно, с клиентами они говорили на русском. Их руководитель внушал доверие. Они давали твёрдые гарантии и убедительные бумаги с подписью и печатью. Там было указано всё: сроки, стоимость перевода, проценты, которые можно было получить, оставив деньги в бизнесе, который вели эти симпатичные деловые люди. Это были большие проценты, намного более заманчивые, чем обычный банковский доход, съедаемый инфляцией.
Как можно было не поверить евреям? Тем более, верующим евреям? Кто мог бы подумать о том, что еврей обманет еврея, тем более того, кто собрался в эмиграцию, тем более репатрианта?! Окончательно гарантировало «кошерность» системы то, что рекомендации как и через кого перевести деньги, давали в израильских представительствах. Происходило это, разумеется, на неформальной основе, но сведения об адресах и телефонах офисов Ройтмана помещались на видном месте на информационных стендах в здании посольства Государства Израиль.
Этот факт позднее лёг в основу того, что «дело о еврейских деньгах» стало крупнейшей финансовой аферой, связанной с эмиграцией 90-х, а частичную ответственность за неё, в конечном счёте, взяло на себя израильское правительство. Секрет случившегося прост: никто не ожидал такого взрыва эмиграционных настроений. Консульская группа Израиля, работавшая в посольстве Голландии, захлёбывалась от наплыва репатриантов, а впереди была расконсервация здания посольства, закрытого в 1967 году. Немногочисленные израильские сотрудники не справлялись с работой. Единственным выходом был набор местных сотрудников, а естественным их ресурсом – еврейские организации. Как следствие, несколько лет подряд всё, что происходило в только что открытом в Москве посольстве Израиля, контролировали сотрудники Леонида Ройтмана.
Он действовал не один. Руководство тогдашнего Ваада СССР, впервые почувствовавшее вкус больших денег, оказалось его партнёром в этой авантюре. Страна была поделена на зоны ответственности, в соответствии с историческим опытом детей лейтенанта Шмидта. Главными из них были Россия и Украина, юг которой был выделен в отдельный «феод» с центром в Одессе. За Россию отвечал Ройтман. За Одессу – первый исполнительный директор Ваада СССР, Любовь Бакшт. Они, в конечном счёте, и заплатили за всё собственной свободой. Список других организаторов, участников и фигурантов этой аферы многократно публиковался в израильской прессе, но это не повлияло на их положение в обществе: суд не счёл их вину доказанной.
Предполагал ли Ройтман с самого начала, что его план обернётся трагедией для тысяч и тысяч семей, доверивших ему свои сбережения? Скорее всего, нет. Думал ли он, что станет банкротом и будет осуждён израильским правосудием? Нет, наверняка. Строя свою финансовую пирамиду, он действовал инстинктивно, на свой страх и риск. Точно так, как, обдуманно или нет, действовали создатели МММ и «Хопра-Инвест», «Властелины» и банка Чара, не говоря о других, менее известных финансовых однодневках, ограбивших миллионы доверчивых «партнёров». Особенность пирамиды Ройтмана состояла в том, что пирамида эта была еврейской и эксплуатировала эмигрантов – незащищённых людей, загнанных в угол системой. С точки зрения общечеловеческой, обмануть эмигранта – подлость, зашкаливающая пределы допустимого. С точки зрения еврейской – подлость вдвойне.
Но какое-то время система работала. Первые вкладчики получили свои деньги, по слухам, переведенные в Израиль через каналы только набиравшего обороты банка «Столичный». Причём, если бы Ройтман ограничился лишь переводом средств, возможно, он до сих пор был бы уважаемым бизнесменом. Его подвело то, что он начал распоряжаться доверенными ему деньгами так, словно они были его собственностью. Скупать недвижимость, которой не умел управлять. Вкладывать, не считая, в масштабные религиозные программы, которые быстро вывели его в число одного из крупнейших спонсоров хасидских синагог в Марьиной Роще и на Бронной. Люди, близко знавшие его в этот период, полагали, что психически он был не вполне адекватен – обычная судьба для ортодоксальных неофитов, какую бы веру они ни исповедовали.
Мало кто помнит сегодня, что он был вторым в России бизнесменом, вложившим значительные по мировым масштабам средства в местные еврейские программы и первым, кто вложил их в программы ХАБАДа. Мало кто знает, что с его именем связана не только неудавшаяся программа создания еврейской больницы, но и успешный проект еврейской библиотеки, книги из которой составляли значительную часть фонда Московского еврейского культурно-просветительского общества — МЕКПО.
Он был ярок, талантлив и жесток даже с самыми преданными ему людьми. Его первая команда в конце-концов оставила его наедине с новыми друзьями из ХАБАДа. В конце концов, он был приговорён в Израиле к десяти годам тюремного заключения и штрафу в миллион шекелей. Отбыл его и попытался начать всё сначала, но времена были уже другие. Любовь Бакшт отсидела свой срок в Одессе. Говорят, что городские адвокаты, верные корпоративной этике, отказывались ее защищать: она разорила несколько известных в юридическом мире старинных семейств... Впрочем, она уже ушла в другой мир. Прочие участники остались «за кадром». Израильские жертвы аферы получили незначительные компенсации от государства. Те, кто уехал в США, Германию и другие страны не получили ничего.