"Мы прозевали коронавирус": Вирусолог "Вектора" об ошибках Роспотребнадзора
На эти и другие вопросы Царьграду ответил учёный, доктор биологических наук, профессор-вирусолог Александр Чепурнов, возглавлявший лабораторию особо опасных инфекций в научном центре "Вектор", а сейчас работающий в Институте экспериментальной клинической медицины СО РАН.
Нанесли удар по "Вектору"
Царьград: Александр Алексеевич, вы руководили лабораторией особо опасных инфекций в "Векторе" и не понаслышке знаете, как обстоят там дела. В то же время вы говорите, что Роспотребнадзор стал монополистом в той сфере, к которой не имеет прямого отношения, и с этим могут быть связаны ошибки в борьбе с коронавирусом сейчас. О чём идёт речь?
Александр Чепурнов: В моём представлении, серьёзные ошибки были совершены Роспотребнадзором по целому ряду причин. Они слишком увлеклись своей наукой. Так сложилось, что в силу нищеты, происходящей на моих глазах, "Вектор" в определённый момент метался в поисках того, под чью юрисдикцию уйти. В тот момент по ряду причин тогдашний генеральный директор принял катастрофическое для "Вектора" решение, отдав нас под юрисдикцию Роспотребнадзора.
Это было неожиданно для коллектива, и мы растерялись. Сам по себе Геннадий Онищенко – это фигура академическая, но к науке он имеет далеко не прямое отношение с точки зрения реальной подготовки. Поэтому мы были растеряны, подозревали там какую-то политику, и результат не заставил себя долго ждать. Через четыре месяца генеральный директор был отстранён от своей должности, это случилось ещё в 2005 году.
У нас появилась удивительная фигура – бывший заместитель директора противочумного института "Микроб" Илья Дроздов (в 2017 году заочно арестован судом в Новосибирске, находится в международном розыске по линии Интерпола за растрату бюджетных средств – ред.), который каким-то образом умудрился, будучи профессором, иметь при этом всего восемь или девять научных публикаций в активе и соответствующую подготовку. Я уже не говорю, что он по специальности не вирусолог, а бактериолог, а это от нашей области достаточно далеко.
Тем не менее у нас были определённые надежды, что, может быть, он за счёт административных свойств войдёт в курс дела. Но похоже, что его интересовали совсем другие моменты, потому что сначала у нас произошёл кадровый погром, я это первым почувствовал. Одна из ведущих лабораторий, эболавирусная, которой я руководил и которая занимала одно из ведущих мест в мире, была распущена в течение двух месяцев после появления этого человека.
Геннадий Онищенко и экс-директор научного центра "Вектор" Илья Дроздов. Новосибирская область. 29 августа 2006 года. Фото: Владимир Зинин / ТАСС
За это время он не только в лаборатории ни разу не появился, но даже в наш корпус не зашёл. Попытки встретиться с ним возымели успех только после того, как я обратился в Госдуму и тогдашний заместитель руководителя комитета по науке академик Сергей Колесников (в 2003-2007 годах – депутат Госдумы, зампред комитета по образованию и науке, доверенное лицо президента России Владимира Путина – ред.) выразил возмущение, так как он знал наши труды и что собой представляет наша лаборатория по работе с вирусом Эбола. Только после обращения к нему меня удосужились принять, но в общем-то ничего не объяснили, а лаборатория была распущена.
– Получается, что проблемы возникли ещё до эпидемии Эболы, а теперь мы не так хорошо готовы к борьбе с новым коронавирусом?
– Да, ситуация аукнулась в 2014 году, когда в мире разразилась эпидемия Эболы. Получилось, что коллектив, который ранее активно занимался Эболой и имел мощные позиции, в том числе и по разработке средств профилактики и борьбы с этой инфекцией, был распущен. Наша коллекция вирусов уничтожена. А она была крайне необходима для того, чтобы понимать биологию этого вируса и разрабатывать средства борьбы с ним.
Совсем другое дело, когда в мире разразилась эпидемия SARS-коронавируса, или атипичной пневмонии, распространение которой шло в 2003-2004 годах. Этот возбудитель мы тогда запрашивали из Франкфурта за счёт личных контактов с коллегами и отреагировали на ситуацию моментально.
Тогда ситуация была лучше схвачена, чем сейчас, потому что был объявлен конкурс на создание диагностических систем. Конкурс означает определённую соревновательность. Выбирали ту систему, которая лучше работала. В этот раз никаких конкурсов не объявлялось, Роспотребнадзор гордо заявил, что они тут, на "Векторе", сделали тест-систему, но мы видим, как она работает.
Мы прозевали коронавирус
– Значит, наши трудности состоят в монополии Роспотребнадзора? Какие проблемы возникли в ситуации с коронавирусом сейчас?
– Всё-таки проблема в значительной степени заключается в кадровом погроме в "Векторе", иначе это назвать нельзя. Ведь была закрыта не только моя лаборатория, оказались не у дел многие сотрудники, которые занимали ведущие позиции по ряду направлений. В целом число сотрудников сократилось, и до определённого времени не решались вопросы достойной оплаты. Сейчас, слава Богу, у них неплохо с этим.
Но тогда было плохо. Давайте вспомним, как Дроздов, тот самый новый руководитель, был обвинён в растрате средств на выплаты молодым учёным. Он пустил их на приобретение четырёхкомнатной квартиры. Отсюда и кадровый голод, остались сотрудники, которые пришли ещё при Онищенко, и состав не изменился после прихода в Роспотребнадзор Анны Поповой. Эта ситуация привела к тому, к чему привела – к монополии ведомства и ошибкам.
Поэтому и конкурса по диагностике нового коронавируса не было, никто не сказал: давайте посмотрим, кто и что лучше сделает. Было безальтернативно заявлено, что у нас есть "Вектор", который всё сделает, вот он и сделал. И только потом на самом верху увидели, что тест-система то показывает позитив при негативе, то наоборот.
Более того, оказалось, что они и не успевают проводить достаточное количество исследований из-за большого потока пациентов с подозрением на коронавирус.
Стало понятно, что именно из-за этого мы прозевали стартовый момент, когда приехало много больных из Европы, из туристических поездок в другие страны. И лишь потом произошло подключение мощнейших диагностических систем, которые на самом деле есть в нашей стране – их производят, например, такие фирмы, как московская "Вектор-Бест", "Диагностические системы" из Нижнего Новгорода и так далее.
Сдача тестов для диагностики наличия коронавирусной инфекции. Фото: Кирилл Зыков / АГН "Москва"
Поэтому только сейчас у нас появились качественные тест-системы для ПЦР-диагностики непосредственно вируса. Также сейчас появляются одна за другой тест-системы для определения антител. В этом отношении ситуация нормализуется. Остаётся момент, в котором важно не наступить на те же грабли, – это вакцина. Потому что нам опять заявляют, что у нас есть "Вектор", который на шести платформах разрабатывает эту вакцину, и вот-вот начнутся испытания на людях.
Лучшие вакцины мира созданы русскими руками
– Нет ли риска повторения с вакциной той же ситуации, как с тестами?
– Последние новости о разработке вакцины в "Векторе" – это замечательно. Но я на личном опыте могу сказать про недавно объявленный запуск вакцины от вируса Эбола. Эта вакцина, насколько мне известно, очень плохо работает и совершенно неконкурентоспособна в сравнении с западными аналогами. У них прекрасная рекомбинантная вакцина, разработанная на основе вируса редикулярного стоматита. Про неё всё прекрасно известно, и мы могли сделать свою такую же.
Можно было и наших бывших сотрудников привлечь на какое-то время, чтобы помочь запустить этот процесс. Это было бы и быстрее, и качественнее, и надёжнее. Потому что западная вакцина в значительной степени создана русскими руками. Более того, в других качественных западных вакцинах от Эболы, данные о которых сейчас опубликованы, тоже есть русские руки. Это люди, которых можно было пригласить, потому что деньги на разработку вакцины от коронавируса были выделены огромные.
Вот и сейчас я боюсь того же самого. Чтобы нам не сделали нечто, за чем не будет стоять нормальных испытаний. Необходимо наличие комитета или комиссии, которые сравнивали бы результаты. Сейчас те или иные варианты вакцины разрабатываются по крайней мере четырьмя учреждениями. Это ФМБА Вероники Скворцовой, Институт имени Гамалеи, "Вектор" и "Биокад".
То есть вопрос в том, что будет выбрано, и нам надо, чтобы не проскочила какая-нибудь ерунда. И чтобы это было без лоббизма и всевозможной коррупции. Более того, мы могли бы брать западные образцы и проводить сравнительные испытания, чтобы понимать, что вообще происходит. Ведь деньги выделены очень большие, и если наша вакцина, не дай Бог, окажется не такой качественной, то на эти деньги ведь лучше купить что-то до поры и до времени.
– Мы же очень сильная держава в смысле вирусологии и науки, неужели в создании вакцины у нас может быть какой-то провал?
– Нам необходимо вернуть утраченные позиции. Я напомню, что с оспой во всём мире покончили только два государства – это СССР и США. Именно эти два государства произвели основную массу вакцин, с помощью которых провакцинировали значимое количества населения мира, что позволило просто уничтожить это заболевание. С полиомиелитом произошло практически то же самое. Именно эти две страны изготовили свои вакцины. У нас была и живая вакцина, и инактивированная. С помощью наших вакцин мир надолго забыл про это заболевание.
И в тот момент было активное сотрудничество стран при разработке вакцин.
Обменивались данными, смотрели, у кого что и как сделали, сплетничали даже, кто у кого и что украл, но тем не менее, сделали. Вот то, что необходимо сегодня решать.
Роспотребнадзор не должен забывать, что они не научно-исследовательское учреждение. А когда они начинают в это вмешиваться, может быть в желании заработать больше денег, происходит то, что происходит – разгромлен великолепный научный коллектив. "Вектор" – мощнейшая организация и имеет серьёзнейшие возможности. Но сегодня многие вещи мы могли бы быстро закрывать. Например, оценку новых препаратов, разрабатываемых нашими химиками, если бы у нас были виварии. В "Векторе" они есть, но простаивают, потому что у них нет кадрового потенциала.
Если бы у нас не произошло всех этих нехороших изменений, то мы бы сейчас увидели другую ситуацию с коронавирусом в России. По крайней мере, работа шла бы быстрее, резче. И монополию бы тогда никто не создавал, а было бы нормальное научное соревнование. Работали бы несколько коллективов, в том числе и на "Векторе". И не было бы тогда затягивания под себя потенциально огромных средств, которые можно получить от государства.
Что не так с тестами
– По поводу тест-систем. Нам говорят, что за сутки в России проведено такое-то число тестов на коронавирус. Речь идёт о впервые протестированных людях или о повторных тестах тоже?
– Речь обо всех проводимых тестах в принципе. Ведь у нас есть представители профессий, которых тестируют постоянно. Это сотрудники некоторых ведомств, значимые чиновники, люди в определённых условиях на карантине и так далее. То, что говорят – это не количество людей, которых протестировали, а количество произведённых тест-исследований.
Мы видим, цифры прирастают. У нас в Новосибирске уже ежедневная потребность достигла 1,5 тысячи тестов. Это правильно и необходимо. Просто этого не было в тот самый момент, когда это важнее всего, в самом начале распространения коронавируса.
Я и сам попал в такую ситуацию. Я приехал из Швейцарии с пневмонией, но все мои обращения ни к чему не привели, мне не делали тест, сказали, вам не нужно. То есть у Роспотребнадзора тогда не хватало сил проверить всех, кто прилетел из Италии, чего уж говорить о том, чтобы проверять людей, прилетевших из стран с не такой тяжёлой ситуацией.
– Есть мнение, что у тест-систем, которые сейчас применяются, точность составляет примерно 35-40%. Правда ли это и если да, то что с этим делать?
– Тут я говорил бы очень осторожно. Я знаю, что люди, которые применяют тест-системы, стараются не брать те, которые изготовлены "Вектором". Мы также знаем, что Белоруссия отказалась от систем "Вектора". Но сегодня в стране целый ряд фирм выпускают диагностические системы, ими пользуются.
Применяются совершенно разные тесты. Услуги тестирования предлагают сейчас лаборатории и медицинские учреждения, даже Сбербанк. Но они же тесты делают не на собственных разработках, они их закупают. А сейчас можно закупить вообще любые, включая зарубежные. Трудно говорить, кто и чем пользуется, у всех есть разные допуски и разные возможности.
– Сейчас активно распространяется фейк, который пришёл к нам с Запада. Говорят, что при тестировании на коронавирус якобы можно заразиться. Теоретически такое возможно?
– Конечно, нет. Это совершенно невозможно. Дело в том, что в тех же ПЦР-тестах, которые работают на забор смывов, используются праймеры – это вообще химически собранный элемент, и используются положительные и отрицательные контроли. При этом в качестве положительного контроля используют вовсе не какой-то инактивированный вирус, а просто необходимые для этого фрагменты нуклеиновой кислоты. То есть это значит, что там вирусом и не пахнет даже.
В тестах на антитела тоже используют рекомбинантные антигены, то есть это не натуральный вирус, а его отдельные белки. Я планирую в ближайшее время для своих исследовательских целей изготовить тест на основе натурального, нативного вируса. Но в такой тест-системе вирус тоже будет надёжно уничтожен. Для этого используются легирующие буферы – это то, что разбивает вирус на отдельные белки.
Чиновники против врачей
– Сегодня мы нередко слышим, что руководить борьбой с коронавирусом должны не чиновники, а врачи. Это как в ситуации с войной, где руководят генералы, – никому ведь и в голову не придёт отдать руководство боевыми действиями не военным, а мэрам, губернаторам. Как мы можем исправить ситуацию?
– Я думаю, что чиновники, которые этими серьёзными вещами занимаются, должны быть хорошо обучены. Для примера напомню, что каждый из сотрудников лаборатории, прежде чем начать работу с особо опасными инфекциями, сначала проходил специальные курсы противочумной системы. В течение шести месяцев такой сотрудник работал с возрастающими по опасности возбудителями, исполняя все требования противочумной науки, то есть науки о безопасности. За это время он настолько пропитывался пониманием того, что и как должно делаться, что у него формировались правильные навыки.
У нас в стране, к сожалению, нет масштабной системы подготовки людей, в том числе практикующих врачей, с точки зрения биологической безопасности. В одной из зарубежных стран меня попросили прочитать лекцию на тему особо опасных инфекций. Оказалось, что это очень крупный госпиталь, в котором имеется специальная служба биологической безопасности. То есть они меня пригласили на свой обычный еженедельный семинар. Первым вопросом там обсуждалась возможность заражения пациента при подключении к аппарату ИВЛ – процедура интубации и так далее.
Это тот опыт, который мы должны развивать и у себя, ведь жизнь сильно изменилась, появились опасные инфекции. Прежде всего, это ВИЧ-инфекция и оба гепатита. Я уже не говорю о различных бактериальных инфекциях, среди которых появилось много штаммов, устойчивых к антибиотикам.
Это очень серьёзные вопросы, которым у нас далеко не всегда уделяют должное внимание. Возможно, это как раз та причина, по которой нам и людей сложно убедить соблюдать все меры, необходимые для борьбы с коронавирусом.
Путин во время визита в Новомосковский многопрофильный медицинский центр для пациентов с подозрением на коронавирусную инфекцию. Фото: Kremlin Pool / Globallookpress
Показательный пример. Кто додумался привезти президента в инфекционную больницу без маски? Более того, там вокруг и людей в масках почти не было. Меня поразило, когда я увидел главу государства, которого то ли не убедили, то ли не проинформировали. И главврач к нему вышел точно так же. При всём уважении к высококвалифицированному и много работающему коллеге, это было неправильно. Да ещё и демонстрация на всю страну. Здесь должны были подать пример, но это вторично. Первично – все должны понимать, что сегодня это вот так и никак иначе, пока мы не победим эту заразу.
Чиновникам надо прежде всего говорить с людьми так, чтобы их понимали. Потому что это непросто – сидеть дома, ходить только в маске, а тем более ещё и в перчатках. Особенно работать в перчатках. Это всё сложно. Вот смотришь: человек вроде бы в маске, но маска уже на подбородке и не защищает. А человек с продуктами работает или на кассе. Так что тут нужна особая подготовка всех, кто этим занимается, а не попытки заставить людей делать что-то из-под палки.