Павел Якушкин: "Все кругом сковано зимой, один только Волхов остался вольным Новгородцем!" (1859)
Новгородъ. 6-го Января 1859.
Нынче ходилъ на водоосвященіе. Я стоялъ у самой Іордани. Со мной рядомъ было нѣсколько мужиковъ, одинъ изъ нихъ съ совершенною уверенностью говорил: "вотъ какъ погрузятъ въ воду крестъ, вода выступит". И точно: едва крестъ былъ погруженъ, вода выступила -- отъ народа хлынувшаго къ пролуби, сдѣланной въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Іордани, чтобъ умываться и пить освященную воду. Двое молодцовъ раздѣвшись (когда они успѣли -- Богъ ихъ знаетъ!), бросились въ пролубь! Несчастный будочникъ закричалъ запретъ, да ужъ поздно. Купальщики окунулись три раза, вылѣзли изъ пролуби, и стали одѣваться, не торопясь одѣлись, и пошли потихоньку, какъ-будто послѣ сытнаго обѣда. Полицейскій солдатъ постоялъ около пролуби съ полчаса и ушелъ. Едва онъ ушелъ, опять стали купаться одинъ за другимъ человѣкъ до 50 перекупалось. Я слышалъ, какъ одинъ изъ выкупавшихся, идя не спѣша, говорилъ: "послѣ купанья легче дѣлается".... Дѣвушки тоже купаются. Собирается ихъ нѣсколько, становятся кругомъ пролуби, чтобъ прикрыть раздѣвающуюся, и потомъ нѣкоторыя изъ нихъ купаются; неумѣющіе же плавать, какъ мужчины, такъ и женщины, кидаются въ рѣку на кушакѣ, или взявшись за палку.
Въ Новгородѣ на стѣнной колокольнѣ показываютъ колоколъ, про который мнѣ разсказывали слѣдующее: ѣхалъ Грозный царь съ торговой стороны на Софійскую. Въѣхалъ онъ на большой мостъ (его теперь нѣтъ). Въ то время ударили въ колоколъ, подъ Иваномъ конь палъ на колѣна. Грозный велѣлъ у колокола отрубать уши. Теперь этотъ колоколъ перелитъ. Въ Псковѣ есть такое же преданіе, тамъ тоже показываютъ колоколъ безъ ушей, онъ лежитъ на колокольнѣ на плахахъ, и въ него звонить нельзя. Был в Новгородском уездном училище. Когда я шел туда, никак не думал найти то, что нашел. Мне все казалось, что Новгородское училище должно быть похоже на Обоянское, Богодуховское, Харьковское и все училища, которые мне Бог привел видеть, а их было не мало. Я имел случай испытать все счастие быть учителем в уездных училищах, и в уездных, и в губернских городах. Один раз я шел по улицам просвещаемого мною города, навстречу мне попался ученик. Тот мне поклонился, я велел ему надеть шапку, стал с ним разговаривать и шутить. Поговорив минуты две, мы с мальчиком разошлись.
Увидала это какая-то старуха и замечательно оригинально выразила свое неудовольствие: - "Вот так учитель!" говорила она: "вот так учитель; нечего сказать! Нет сперва учителя не таковы были, бывало ученик увидит учителя - за версту бежит, а попался под руку, так отпотчует, что на-поди? Сиди дома! А это что за учитель - ученик перед ним в шапке стоит!" - При входе в Новогородское уездное училище, я вспомнил эту старуху: то-то бы она, горькая, сердилась! Ученики настолько на улицах не бегают от учителей, да и в классах-то смотрят по-человечески. Я прошел в третий класс, и, по просьбе смотрителя, спрашивал учеников.
Вопросы были не совсѣмъ для дѣтей легкіе, напр. я спросилъ у одного ученика: когда исторія въ первый разъ упоминаетъ о Новгородѣ, и что онъ знаетъ объ этомъ городѣ еще? Мальчикь, подумавъ съ минуту, сталъ разсказывать чрезвычайно толково; видно было, что онъ соображалъ и говорилъ свое, а не заученое на память, какъ говорится, на зубокъ. Другихъ я спрашивалъ изъ географіи, грамматики -- тоже! Смотритель подалъ мнѣ какую-то ученическую тетрадку. Я думалъ, что это неизмѣнный разборъ: Столъ имя сущ. мужеск. рода и т. д. и не спѣшилъ взглянуть въ нее. Но представьте себѣ -- что я нашелъ въ этой тетрадкѣ: ученическія сочиненія, и не на обыкновенныя темы: "ученіе полезно, добродѣтель пріятна" -- Нѣтъ, здѣсь не было ни одного сочиненія о высокихъ предметахъ: одинъ разсказываетъ, какъ его захватила буря на Ильменѣ-озерѣ, другой тоже какую-то обыденную для него вещь. Но видно, что онъ самъ разсказываетъ, языкомъ довольно правильнымъ и замѣчательно яснымъ.
Про правописаніе я не могу ничего сказать, кромѣ того, что я прочиталъ цѣлое сочиненіе, и нашелъ одну ошибку, да и ту надо приписать опискѣ, потому-что запятыя, яти и ести и тому подобныя хитрости поставлены правильно. Вспомнилъ я еще одного профессора университета, который говаривалъ студентамъ, отвѣчающимъ на экзаменѣ своими словами, а не по тетрадкѣ: "Лучше автора не скажете, а потому совѣтую отвѣчать какъ у васъ записано". А тутъ въ уѣздномъ училищѣ приказываютъ отвѣчать "не слово въ слово, а толково". Еще послѣдняя замѣтка объ этомъ прекрасномъ училищѣ. Всѣ ученики ходятъ всякій въ своемъ платьѣ, прическу носятъ тоже свою, кто въ скобку, кто по нѣмецки, а въ Харьковскомъ учебномъ округѣ -- всѣ въ мундирахъ и острижены по формѣ. Зашелъ я въ трактиръ напиться чаю, разговорился съ однимъ господиномъ, онъ мнѣ сказалъ, что у него есть библія, написанная на кожѣ, и еще книга старая, да онъ не знаетъ -- какая. Я распорядился чтобы онъ доставилъ эти книги къ К.... для Погодина.
Юрьевъ монастырь. 10 Января 1859.
Нынче, часовъ въ 12, отправился я къ Юрьеву, правымъ берегомъ Волхова. Для меня это была совершенно новая и оригинальная картина: на полномъ зимнемъ пейзажѣ -- быстро текущая рѣка. Все кругомъ сковано зимой, одинъ только Волховъ остался вольнымъ Новгородцемъ! Ударятъ сильные морозы -- и онъ поддается -- ничто сдѣлаешь! -- присмирѣетъ и онъ, покроется льдомъ, да не надолго; опять сломитъ ледяныя оковы и понесется быстро, вольно! На самомъ Волховѣ заколовъ не дѣлаютъ; нельзя: суда ходятъ; да и Волховъ глубокъ, а закалываютъ озерки, т. е. заливы волховскіе, которые иногда лѣтомъ и пересыхаютъ. Когда весной вода въ маленькихъ рѣчкахъ и озеркахъ войдетъ въ берега, тогда начинаютъ дѣлать заколы.
Заколываютъ такимъ образомъ: вбиваютъ поперегъ всей рѣки или устья озерка 2 ряда кольевъ, такъ чтобы колья одного ряда не были противъ кольевъ другаго, а на искось; потомъ между этими рядами вбиваютъ лучину, тонкія дощечки въ руку, или въ 3, въ 2 пальца шириною, а длиною смотря по глубинѣ, такъ чтобы лучина выходила изъ воды. Лучина вбивается одна отъ другой близко, только чтобъ вода проходила. Къ кольямъ привязываютъ перекладины, а къ перекладинамъ привязываютъ лучину. Иногда заколываютъ съ лодокъ, а иногда, когда мелко, идутъ въ воду, по поясъ не больше. Тогда закольщики надѣваютъ штаны, т. е. широкіе кожанные штаны съ сапогами вмѣстѣ сшитые, доходящіе до полгруди, запрятывая туда и полушубокъ. Чтобъ узнать -- годны ли для работъ на заколахъ штаны, ихъ до-полна наливаютъ дегтемъ; не пройдетъ деготь -- и вода не пройдетъ; пройдетъ деготь -- мастеру штаны назадъ отдаютъ.
Г. Зарубнвъ мнѣ говорилъ, что закольщики, надѣвая такіе штаны, наливаютъ ихъ теплою водою и тогда идутъ въ воду. Это онъ видѣлъ на Взвалѣ (большая деревня). Въ другихъ мѣстахъ этого не дѣлаютъ, а просто на чистоту: надѣваютъ штаны, а коли мелко, то и просто сапоги, да и въ воду. Сдѣлавши заколъ, ждутъ, пока вода станетъ сбывать. Рыба, какъ извѣстно, весной идетъ въ гору; когда же вода начнетъ сбывать рыба вмѣстѣ съ водой идетъ внизъ, и подойдя къ заколу, тамъ остается; пройдти негдѣ; тогда ее очень легко брать; а какъ часто озерки совершенно высыхаютъ, то ни одной рыбины въ заколѣ не оставятъ, всю возьмутъ; развѣ какая выше въ ямѣ останется, рыбинъ десятка полтора.
На рѣчкахъ дѣлаютъ нѣсколько заколовъ, всякъ себѣ; а на озеркахъ и ручьяхъ одинъ; озерки отдаются на откупъ {Говорятъ, что сперва въ откупныхъ мѣстахъ позволялось ловитъ рыбу удочками; есть и пословица: "на уду запрету нѣтъ." Теперь же откупщикъ обязываетъ тѣхъ, кто въ его заколѣ ловитъ удочкой, продавать ему рыбу за условленную прежде цѣну.}. Около самаго Новагорода есть заколъ на озеркѣ, который, говорятъ, ходитъ до 4,000 p. cep. Дорогой къ Юрьеву мнѣ не попался ни одинъ попутчикъ; были только встрѣчные; меня всегда поражаютъ поозеры своею привѣтливостію. Это не робкая вѣжливость человѣка, забитаго холопствомъ; нѣтъ, этотъ съ вами вѣжливъ, но совѣтую и вамъ быть съ нимъ тоже. Всякой, встрѣтивши васъ, непремѣнно скажетъ вамъ: "здравствуй, молодецъ хорошій", или "здравствуйте, ваше степенство!"
Въ Юрьевъ монастырь, или какъ здѣсь выговариваютъ морастырь, или номастырь, я пришелъ до вечерень. Около лѣтняго большаго собора три могилы монаховъ, изъ которыхъ самый замѣчательный, кажется, тѣмъ, что былъ духовникомъ благодѣтельницы монастыря, какъ сказано на памятникѣ, графини А. А. Орловой, другой -- братъего, третій -- Шилкинъ или Шишкинъ, не помню. Три брата Орловыхъ: Алексѣй, Григорій и Ѳеодоръ, какъ я послѣ узналъ, похоронены въ самомъ соборѣ. Монахи всѣ заняты своими дѣлами, и я насилу добился, гдѣ будетъ служба, и то не отъ монаха, а отъ мальчика, штатнаго, который приходитъ сюда ежедневно изъ Юрьевой слободы. Про богатство иконостасовъ монастырскихъ церквей нечего и говорить: всѣмъ извѣстно, что графиня Орлова большую часть всего своего имѣнія отдала этому монастырю чрезъ руки Фотія, бывшаго Юрьевскимъ архимандритомъ. Разсказываютъ, что въ этомъ монастырѣ при Фотіѣ изъ ризницы проеало разныхъ вещей и камней на 800,000 руб. (асс. или сер. не знаю).
Изъ Петербурга пріѣхали производить слѣдствіе. Фотій оторавился къ Орловой (она жила въ нѣсколькихъ десяткахъ саженъ отъ монастыря), сказалъ ей, что она дала въ монастырь камни вѣрно не добромъ отцомъ ея нажитые, и что вѣрно Богу не угодно принять такой даръ. Орлова сдѣлала всѣ пропавшія вещи лучше прежнихъ и упросила въ Петербургѣ не производить слѣдствія. Иконостасъ по этому очень богатъ, утварь тоже; но я былъ удивленъ тѣмъ, что въ церкви народу было довольно, а передъ иконами горѣла всего одна грошовая свѣча, поставленная какимъ-то горемыкою. Даже лампады не всѣ были зажжены. Служба шла очень долго: до 7 1/2 часовъ.
Стемнѣло совершенно, идти было некуда; я спросилъ у одного монаха: могу ли я переночевать въ монастырѣ? Но тотъ, вѣрно обрадовавшись, что вырвался изъ церкви, только глянулъ на меня, и пробѣжалъ мимо; я къ другому -- тоже. Наконецъ одинъ послушникъ мнѣ сказалъ, чтобъ я шелъ за народомъ изъ монастыря. "Тамо-тко и гостинница монастырская". Вышедши изъ монастыря, я пошелъ за толпою, но оказалось -- не въ ту сторону: надо было идти на право, а я пошелъ налѣво; я вернулся и къ счастію попалъ на богомольца, который довелъ меня въ гостинницу, куда бы я одинъ ни за что не попалъ. Надо было обойти кругомъ весь монастырь, пройдти бани, разныя службы, и проч. Гостинница состоитъ изъ двухъ половинъ -- мужской и женской. Мужская -- довольно большая комната, съ чугунною и русскою печью; крутомъ широкія лавки, у передняго угла столъ, посреди виситъ ночникъ; перегородкой отгороженъ небольшой чуланъ -- келья повара. Когда мы вошли въ гостинницу, тамъ было человѣкъ 10--12 богомольцевъ и богомолокъ, или, какъ здѣсь говорятъ, странныхъ и странницъ. Послѣ почти четырехъ-часовой службы всѣ устали и сидѣли молча около 10 минутъ. Потомъ разговорились.
Поваръ, парень лѣтъ 25 въ подрясникѣ и монашеской шапкѣ, обратясь ко мнѣ, спросилъ: "Откуда, рабъ Божій?" -- Изъ Москвы почтеннѣншій. -- "Доброе дѣло, рабъ Божій, задумалъ доброе дѣло". -- "А ты, рабъ Божій, откуда?" спросилъ онъ другаго. -- Я-то? -- "Ну да, ты откуда?" -- Мы дальніе. -- "А сколь далеко?" -- Да изъ-за Чудова, Новгородской губерніяи-- "Ну, это еще не гораздо далеко, верстъ 70!" -- "А, долбежники!" подхватилъ Тверской мѣщанинъ: долбежники!" -- Отъ чего же долбежники? спросилъ я. -- "Какъ отъ чего! Можетъ-быть ты слышалъ: еще за нашихъ дѣдовъ быль царемъ Ивань Васильевичъ Грозный, слышалъ?" -- Слыхаль.-- "Ну, такъ вотъ этотъ самый Иванъ Васильевичъ Грозный долбежкой гонялъ Новгородцевъ въ Волховъ топить!" -- за чтоже онъ ихъ топилъ?-- "А этого я тебѣ сказать не могу. Вѣрно какую ни на есть огрубность сдѣлали." -- А ты откуда? спросилъ московскій мѣщанинъ, приведшій меня въ гостинницу, очень благообразный мужикъ, лѣтъ подъ пятьдесятъ: -- Ты откуда? спросилъ онъ отставнаго солдата?-- Мы недальніе: всего верстъ за двадцать отсюда.
- "Богу пришелъ потрудиться?" продолжалъ Москвичъ.-- Нѣтъ, не хочу грѣшить; дѣло есть въ Новѣгородѣ; такъ я нонче переночую въ монастырѣ, завтра пораньше сбѣгаю въ городъ, подамъ цросьбу, а къ обѣду опять въ монастырь.-- "Какую просьбу?" -- "Да вотъ какую: мы сперва наперво были люди господскіе. Господа отдали меня въ солдаты, и служилъ я, мои родненьки, Богу и великому Государю ровно 27 годочковъ. А какъ пошелъ я на службу, осталась у меня жена (годокъ только съ ней и пожилъ), осталась жена, да грудной мальчикъ. Прихожу въ-чистую, а сынъ прежъ меня приходилъ по желтому билету {Т. е. въ безсрочный отпускъ.} и опять ушелъ: его тоже въ солдаты отдали, остались и у него двое дѣточекъ. Чѣмъ кормиться, чѣмъ питаться?.." Всѣ на него жалобно взглянули, послышались въ разныхъ углахъ вздохи.
Многіе перекрестились съ словами:-- "Господи, Боже мой! Господи помилуй!" Пока мы балякали, поваръ, надѣвши фартукъ, поставилъ на столъ ведро квасу, къ которому и стали подходить: сперва одинъ, нѣсколько погодя другой. Поваръ поставилъ ближе къ переднему углу чашку щей. Всѣ, помолись Богу, и умывши руки изъ висѣвшаго тутъ же рукомойника, сѣли за столъ, мужчины въ переднемъ углу, женщины съ краю. Поваръ поставилъ корзинку съ ложками, всякъ сталъ брать себѣ ложку. Замѣчу мимоходомъ: богомольцы брали какую попало, только москвичъ одну ложку взялъ съ ряду, а другую выбралъ и подалъ мнѣ; странницы же стали выбирать, сперва шопотомъ, потомъ громче и громче, а наконецъ и громкимъ крикомъ изъявлять свое неудовольствіе: ложекъ не было хорошихъ! Поваръ стоялъ, усмѣхался, и съ самой добродушною улыбкою поддразнивалъ ихъ. Наконецъ все угомонилось; всѣ примолкли.-- "Дадутъ намъ хлѣба?" спросилъ я шопотомъ своего сосѣда Москвича.
- "Тутъ сухари накрошены", -- отвѣчалъ онъ мнѣ тоже тихо, я попробовалъ щей; ничего, есть можно: съ рыбой, хоть и изъ сѣрой капусты. Подъ конецъ блюда этого, поваръ роздалъ всякому по ломтю хлѣба. Кончивши щи, послѣ предложенія "подлить еще", отъ чего всѣ отказались, намъ подали кашицу съ коноплянымъ масломъ. Кашица была даже и очень хороша. Поваръ всѣхъ угощалъ очень радушно. Поужинали, встали изъ-за стола, помолились Богу, и начали опять говорить.-- "При графинѣ было не то, -- пропищала скороговоркой одна странница:-- при графинѣ подавали всегда три блюда; три блюда хорошія; сперва подадутъ щи хорошія съ рыбой, а тамъ кашу крутую съ масломъ, а тамъ, по праздникамъ, пироги съ кашей; а на передній уголъ, хоть и второй руки, а все-таки изъ пшеничной муки."
- "Да нынче, родненькая, суббота", проговорилъ сперва незамѣченный мною мужичокъ юродивый. Онъ былъ небольшаго роста, волосы черные съ сильною просѣдью; видно было, что онъ рѣдко причосывался, но волосы его сами собой сложились въ чудныя кольца. Лицомъ онъ былъ худощавъ, глаза голубые, и какъ будто испуганные; но это ни чуть не мѣшало ему быть прекраснымъ; такого добросердечія, простоты, искренности -- не часто случается видѣть. Послѣ какъ я ни старался заговаривать съ нимъ, онъ, улыбаясь, только говорилъ: - "да, да, да, да."
- А вы откуда, опросилъ Москвичъ повара?-- "Мы изъ Демьянска." -- Чтожь, монашествуете? -- "Да, послугъ справляемъ." -- А давно монашествуете?-- "Двухъ годъ нѣту: въ Маѣ два будетъ." -- "Вретъ! изъ мужиковъ", проговорилъ отставной солдатъ вполголоса: "по найму!" Въ комнатѣ было тихо, а потому нельзя было не слыхать этихъ словъ; однако поваръ не слыхалъ, или не хотѣлъ слышать, и ничего не отвѣчалъ Изволите видѣть -- повару захотѣлось почваниться; все-таки монашескій санъ вышекрестьянскаго!
- "А много у васъ монашествующей братіи?" опять спросилъ Москвичъ повара.
- Да 93 человѣка, -- отвѣчалъ-тотъ: только они не всѣ здѣсь живутъ.
- "А гдѣ же?"
- Съ версту, а не то версты полторы будетъ тамъ скитъ у насъ есть; какой монашекъ запьется, такъ того въ скитъ и сошлютъ. Вотъ отецъ П., хорошій монахъ, да разъ грѣхъ попуталъ: напился, ну это еще бы ничего..... а вотъ куда сатана дернулъ: уѣхалъ въ городъ баловаться, а тамъ его поймали, да къ отцу архимандриту и приведи. Тотъ ужь его изчунялъ, изчунялъ.... Ну, изъ монастыря въ скитъ не послалъ, для того, что первый разъ: про отца П. кого хочешь спроси, ни онъ къ кому въ келью, ни къ нему кто - никогда! Монахъ чистый, монахъ честный, постникъ какой; а вотъ Богъ же попустилъ лукаваго искусить... ну, а другова какова замѣтитъ отецъ архимандритъ, сейчасъ въ скитъ, а отца П. не захотѣлъ срамить.
Во время этого разговора богомолки всѣ ушли въ женское отдѣленіе, а богомольцы стали укладываться на ночь спать. Я и Москвичъ были одѣты лучше всѣхъ; насъ обоихъ величали всѣ (кромѣ повара, который всѣхъ называлъ рабами Божьями), "ваше степенство". Всѣ ложились, оставалясь мы только двое не выбравшіе мѣстъ для ночлега. Какъ вы думаете, какія мѣста намъ достались, самыя худшія? Далеко ошиблись! Самыя лучшія! Москвичъ поспѣшилъ занять худшее изъ двухъ оставшихся мѣстъ. Монастырская прислуга ходитъ каждый день, кромѣ пятницы и субботы: прислужники шьютъ, воду носятъ и другія работы исправляютъ на монаховъ.
Едва только мы размѣстились, какъ поваръ замѣтилъ, что у многихъ, въ томъ числѣ и у насъ, нечего было постлать, ни положить въ головы; онъ сейчасъ пошелъ за свою перегородку, принесъ нѣсколько войлоковъ, обшитыхъ тикомъ, и подушекъ. Я выпросилъ у него свѣчку и сталъ перебирать свои дневники. Едва всѣ уснули, какъ кто-то застучалъ въ окно. Москвичъ всталъ, вышелъ на крыльцо.-- "Спрашиваютъ, гдѣ въ Ракому проѣхать", сказалъ онъ, и опять лагъ спать. Я забылъ оказать, что здѣсь былъ нищій мальчикъ лѣтъ 10. Я его уговаривалъ лечь на лавкѣ, но онъ легъ, вмѣстѣ съ юродивымъ, почти на голомъ полу, чему я послѣ позавидовалъ: не успѣль я лечь, какъ на меня напали клопы, такъ что я цѣлую ночь не могъ уснуть, зажегъ свѣчу и опять за дневникъ.
С. Юрьино. 11-го Января 1859.
Поутру я проснулся поздно, когда уже пришли богомольцы отъ ранней обѣдни. Богомолки засуетились, выпросили у повара самоваръ и унесли въ свою половину. Одна принесла келейнику босовики. "Спасибо, спасибо, мой дорогой, спасибо, что поберегъ мои ноженьки", говорилъ она.-- "Мнѣ спасибо не надо, говорилъ онъ шутя: а ты мнѣ рубль сер. дай!" Та засмѣялась и ушла. Я спросилъ, какіе босовики она ему принесла?-- "Да вотъ ея башмаченки сохли, такъ я ей свои босовики давалъ", отвѣчалъ онъ. Народу противъ вчерашняго прибавилось. Кто-то прговорилъ: "Страдницы безъ чаю быть не могутъ!" -- "Да, не могутъ! а дома чай и перекусить нечего", отозвался другой.-- "Всякія бываютъ; бываютъ и такія: срамничаютъ, а не страдничаютъ! Вотъ было, рабы Божіи", проговорилъ поваръ: "вотъ смѣху было! На той недѣли приходитъ сюда страдница. Я, говорить, дворянка! Полковницкой дочкой сказывается. Ну, полковницкой дочкѣ отвелъ я оообую келью. Только вижу полковницкая дочь головата {Т. е. въ головѣ много выдумокъ.} гораздо: того дай, другаго принеси....
Я прихожу къ ней, да и говорю, -- надоѣла крѣпко, -- говорю: матушка, если ты дворянка, покажи видъ.-- Какъ ты смѣешь спрашивать у меня видъ? Какъ ты смѣешь требовать?-- "Требовать я не требую", говорю я: а если не покажешь, иди въ общую братскую. Та схватила мѣшочекъ свой, да изъ монастыря бѣжать. А тутъ случился сотскій, къ ней:-- Покажи видъ! Та туда, сюда -- -- Я сотскій, говоритъ, покажи, не пущу: къ становому представлю!..... Какъ показала она видъ-то...... То-то смѣху...... солдатская дочь!....."
-- Богомолокъ простыхъ не бываетъ, проговорилъ кто-то: все дворяшки!-- "Не угодно ли кому кипяточку?" спросила вбѣжавшая богомолка. Нѣсколько мгновеній никто не отвѣчалъ, а потомъ всѣ въ одинъ голосъ проговорили: "благодаримъ покорно, никому не нужно!"
Заблаговѣстили къ обѣднѣ, я пошелъ въ церковь. Та же бѣдность освѣщенія, что и вчера: нѣсколько грошовыхъ свѣчъ поставили богомольцы и только! По окончаніи обѣдни, я попросилъ монаха, какъ послѣ оказалось, отца П., показать мнѣ ризницу и библіотеку монастырскія. Въ библютеку онъ вызвался мивя повести послѣ обѣда; о ризницѣ сказалъ, что не можетъ ее самъ показать, а ризничій уѣхалъ. Я пошелъ въ гостинницу, тамъ народу было гораздо больше вчерашняго: человѣкъ около 50. Мнѣ ужасно хотѣлось курить; въ общей братской я не зналъ -- можно ли? Я вчера выходилъ на крыльцо, теперь пошелъ на Волховъ. Выкуривъ папироску, вернулся въ гостинницу; тамъ уже садились за столъ. Та же исторія съ ложками, тѣ же блюда, все то же; даже опять та же богомолка спрашивала пироговъ; поваръ-келейникъ тоже отвѣчалъ, что нѣтъ. Только какъ народу было много, то обѣдали за двумя столами: за верхнимъ сидѣли мужчины, а за нижнимъ женщины и ребятишки. Во время обѣда пришла нищая, преразбитная баба. Съ ней зашучивалъ келинникъ, просилъ у нея денегъ.-- "А ты думаешь нѣтъ у ней денегъ? сказалъ одинъ богомолецъ. "Тамъ около насъ есть нищая, -- такая же. Въ третьемъ году у ней украли 700 рублей; да вотъ мѣсяцъ тому назадъ, еще 320 рублевъ!" -- Да это Алена? спросили нѣкоторыя.-- "Она; приходила она къ намъ, такъ говорила, что еще и золотыхъ съ сотню наберетъ. Воровъ нашли, да только денегъ-то осталось 35 рублей; они признались, что деньги ейныя (ея)."
Послѣ обѣда я пошелъ отыскивать П. Онъ встрѣтилъ меня въ корридорѣ и мы прямо пошли въ библіотеку, не заходя къ нему въ келью. Про библіотеку я не стану ничего говорить. Погодинъ былъ здѣсь и видѣлъ, что Фотій привелъ ее въ порядокъ. Она и помѣщается въ его лѣтней кельѣ, разумѣется, исправленная и очищенная: Фотій былъ благочиннымъ во всѣхъ новогородскихъ монастыряхъ, а потому занялся во всѣхъ очисткою библіотекъ. Онъ, какъ мнѣ сказывали крестьяне Юрьевской слободы, выбралъ изъ всѣхъ монастырскихъ библіотекъ вредныя книги, привезъ ихъ въ Юрьевъ монастырь, разложилъ костеръ и приказалъ ихъ при себѣ сжечь. Одинъ крестьянинъ укралъ одну книжку, которую выпросилъ у него какой-то солдатъ. Да, я забылъ сказать, что до осмотра библіотеки, я подошелъ къ одному монаху, сидѣвшему за оградой монастырской, подъ благословеніе: "Господь благословитъ! проговорилъ онъ, я простой монахъ." Какъ ни старался я съ нимъ заговоритъ, но монахъ не поддавался.-- Ловите ли вы рыбу? спросилъ я его.-- "Нѣтъ-съ! Господи спаси и помилуй!"
Въ это время другой монахъ (какъ я послѣ узналъ, самъ ловецъ), въ накидку ряска, клобукъ на бокъ, но не отъ щегольства, а такъ, самой свирѣпой наружности, покупалъ рыбу у рыбака. Не сторговались. -- "Ишь проклятый, сказалъ онъ, подходя къ моему монаху, 20 руб. проситъ!" -- Серебромъ, батюшка? спросилъ я.-- "А ты еще на ассигнаціи считаешь?" -- А много ли рыбы?-- "А не считалъ." -- Сколько же вы давали?-- "Ты бы слушалъ, если хотѣлъ знать." Повернулся онъ, да и пошелъ.-- "Отецъ А., сказалъ мой монахъ, что жъ ты свѣчи мнѣ!" -- Да вѣдь ты взялъ!-- "Да ей Богу же не бралъ! Взялъ бы, чему же еще просить!" -- Врешь, взялъ!-- "Да лѣшій ты этакой.... (я не берусь сказать на кого походилъ отецъ А.....)
-- Ну! занесся! равнодушно проговорилъ отецъ А. -- "Этакаго лѣшаго и свѣтъ не видалъ", возражалъ изъ всѣхъ силъ мой монахъ.-- Приходи -- дамъ; вѣдь отъ тебя не отвяжешься: взялъ не взялъ -- нужно дать.
Послѣ этой сцены я пошелъ къ отцу П., для осмотра библіотеки. Штатный служка проводилъ меня къ нему и дорогой сказалъ, что отецъ А. давалъ за рыбу (а рыба была одни язи), по 2 р. 50 к. сер. за пудъ.
Новгородъ. 10 Января 1859.
Изъ Юрьева монастыря я пошелъ опять къ Ильменю, не разсчитывая на успѣхъ работы, а съ единою цѣлію себя повеселить. Желалъ бы я, чтобъ кто нибудь, видя Ильмень-озеро, не какъ декорацію, а Ильмень съ жителями, съ духомъ Новагорода Великаго, остался къ нему равнодушнымъ!
Не такъ сдѣлалось, какъ я хотѣлъ! А все-таки, слава Богу, сдѣлалось къ лучшему. Пройдя съ версту по лѣвому берегу Волхова, подъ Юрьевскою слободою, увидалъ старика-рыболова, починивавшаго свои мерёжи. Я къ нему подошелъ, и онъ вскорѣ пригласилъ меня ѣхать вмѣстѣ на мерёжи. Я разумѣется отправился съ нимъ.
-- Ты, дядя, всегда одинъ ѣздишь на мерёжи? спросилъ я, садясь въ лодку.
-- "Коли тихая погода, отвѣчалъ старикъ, да старухѣ недосугъ -- одинъ ѣзжу; ну, а коли вѣтры, лодку будетъ сносить, одному ѣхать нельзя, возьму старуху. Я вынимаю, она лодкой поправляетъ. У насъ все такъ дѣлается; лѣтомъ, зимой ли, все выѣзжаютъ на озеро вдвоемъ, мужъ съ женой. Теперь ты возьмешь весло, какъ стану мерёжу кидать.
-- Весло-то я возьму, да на врядъ помогу, не знаю, что надо дѣлать.
-- "Поможешь!.... Глянь-ко, глянь", проговорилъ онъ, указывая на Юрьевъ монастырь: "что твои звѣздочки горятъ главы-то на номостырѣ. Графиня {Гр. Анна Алексѣевна Орлова-Чесменская.}, дай еи Господи царство небесное, золотила главы что ни на есть самымъ чистымъ золотомъ."
-- А ты знавалъ графиню?
-- "Какъ не знавать! Душа была у ней чистая; какъ жила графиня, хорошо было: хоть пеи-ѣшъ -- ротъ-ухо! {Sic!} Бывало Фотій кого побьетъ, напишетъ записку, да и пошлетъ къ графинѣ, а та тужь пору -- золотой и выдаотъ".
-- А Фотія ты зналъ?
-- "Какъ не знать! Я пришолъ разъ къ обѣднѣ, Фотій служилъ, отошла обѣдня, я къ Фотію подъ благословеніе и тесъ {Это слово, безъ опредѣленнаго, кажется, смысла, употреблено здѣсь старикомъ, чтобы выразить, какъ онъ скоро попалъ подъ благословеніе, сунулся. Онъ сопровождалъ это движеніемъ руки подносимой подъ благословеніе.} "Приди ко мнѣ", говоритъ онъ мнѣ. Я пришолъ, онъ далъ записку: отнеси, говоритъ, графинѣ. Я только подалъ записку не самой графинѣ, лакею, что-ль какому, мнѣ и выдали золотой. У графини все деньги были золотыя; къ ней возили въ боченкахъ."
Пріѣхали мы на мерёжи, и когда мнѣ старикъ передалъ весло, я оказался не совсѣмъ способнымъ; но какъ вѣтру не было, то старикъ и безъ моей помощи поставилъ мерёжи, а вынимать ихъ и помощь моя не нужна была. Въ мерёжахъ попалось очень много раковъ (мы привезли ихъ до 250) и десятка три, или четыре небольшихъ налимовъ, отъ 5 до 7 вершковъ.
Пока старикъ ставилъ и вынималъ мерёжи, и разсказывалъ про вѣтры на Ильменѣ, я вынулъ свою записную книжку, и записалъ слѣдующее, отъ слова до слова.
1) Крестовый западъ: возьмется, скрестится противъ сиверика, креститъ Волховъ; нѣтъ хитрѣе вѣтра.
2) Подъ-сиверный западъ: все одинъ дуракъ: пойдетъ катать.... Милосердый Господи, пыхнуть не дастъ....
3) Сиверикъ: онъ хоть задуетъ когда -- да прямо все легче.
4) Востокъ: этотъ легче вѣтеръ.
5) Зимнякъ: прямо въ Зубки (деревня); эти два вѣтра съ крышъ не рвутъ; это не вѣтеръ, коли я ѣду, куда хочу; а то вѣтеръ, коли съ берега ѣхать не куда.
6) Озерникъ: отъ Старой-Русы; самый чудесный! Если придетъ Божья половина -- ау!....
7) Чистый полуденникъ: прямо пойдетъ съ Ужина къ Питеру -- славно! Озерникъ да полуденникъ для ловцовъ -- Господь хлѣбъ даетъ!....
8) Шелонникъ: у насъ называется, когда по Шелони идетъ.
9) Мокрякъ: когда дуетъ на Юрьево отъ Ракомы.
10) Падыра: самая страшная буря.
Для проходящихъ барокъ что ни лучшіе -- Шелонникъ да Мокрякъ, для ловцовъ Озерникъ-Полуденникъ, да Шелонникъ, да Зимникъ самые лучшіе: рыбы понагонитъ.
-- "Написалъ"? спросилъ меня старикъ, когда я закрывалъ записную книжку.
-- Написалъ, отвѣчалъ я ему.
-- "Прочитай."
Я прочиталъ.
-- "Все вѣрно".
Мой старикъ сталъ вынимать мерёжи, вытряхивать изъ нихъ раковъ и налимовъ, и у насъ на нѣсколько минутъ прекратился разговоръ.
-- Какой это столбъ стоитъ? спросилъ я старика, указывая на столбъ, очень похожій на верстовый, хотя большой дороги и не было. Мы въ это время были подъ самымъ скитомъ Юрьевскимъ, извѣстнымъ въ народѣ подъ именемъ Перюньскаго {Это не совсѣмъ Перюньскій и не совсѣмъ Перунскій, а звукъ какой-то средній между у, ю и ы. Въ книгахъ монастирь называется Перынь.} -- "А вотъ видишь ты, какое дѣло было", началъ разсказчикъ: "былъ звѣрь-зміяка, этотъ звѣрь-зміяка жилъ на этомъ самомъ мѣстѣ, вотъ гдѣ теперь скитъ святой стоитъ, Перюньской. Кажинную ночь этотъ звѣрь-зміяка ходилъ спать въ Ильмень озеро съ Волховскою коровницею. Перешелъ зміяка жить въ самый Новгородъ; а на ту пору и народился Володымеръ -- князь въ Кіевѣ; тотъ самый Володимеръ князь, что привелъ Руссею въ вѣру крещенную. Сказалъ Володимеръ князь: "всей землѣ Русской -- креститься". Ну и Новгороду -- тожь. Новгородъ окрестился. Чорту съ Богомъ не жить: Новый-Городъ схватилъ зміяку Перюна, да и бросилъ въ Волховъ. Чортъ силенъ: поплылъ не внизъ по рѣкѣ, а въ гору -- къ Ильмень-озеру; подплылъ къ старому своему жилью, -- да и на берегъ! Володимеръ князь велѣлъ на томъ мѣстѣ церковь рубить, а дьявола опять въ воду. Срубили церковь: Перюну и ходу нѣтъ! Отъ того эта церковь назвалась Перюньскою; да и скитъ тоже Перюньской."
-- А столбъ-то какой?
-- "Да на то и поставленъ: мѣсто гдѣ, значитъ, Перюнъ изъ Волхова выскочилъ. Въ Новѣ-городѣ, я помню, ставили столобочекъ, ставили съ царемъ, такъ тамъ солдаты въ барабаны били, въ музыку играли, честь отдавали, попы молебенъ пѣли. А здѣсь принесли солдатики столбушекъ, вкопали, да и ушли. Да только не сказали народушку: какой такой съ чего зародился той столобикъ. А ѣхали-та изъ Грузина: отъ Новагорода до Грузина считается 90 верстъ, 90 верстъ ѣхали съ столобомъ и поставили столобъ."
Послѣ я узналъ, что этотъ "столобочекъ-памятникъ" ни что иное какъ верстовой столбъ, поставленный водяною коммуникаціею.
Причалили мы къ тому мѣсту, откуда поѣхали; мои дядя заднимъ концомъ весла досталъ кнейку, т. е. сѣтку, навязанную на обручи, и сталъ перекладывать рыбу изъ лодки въ кнею, потомъ вынулъ тѣмъ же весломъ другую кнею и туда переложилъ раковъ. Я хотѣлъ купить у него раковъ, но онъ не продалъ, пригласилъ къ себѣ, и когда я согласился, досталъ опять обѣ кнеи, изъ одной отобралъ налимовъ съ десятокъ, а изъ другой раковъ съ сотню, положилъ въ шапку и мы отправились къ нему въ домъ.
-- "Попробуй, братъ, нашей рыбки: попробуй, изъ Волхова рыба слаще озерной: тамъ грѣха много, кажинный ватаманъ съ нечистою силою знается."
Пришли. Хозяинъ отдаль хозяйкѣ и рыбу и раковъ варить, а я послалъ за водкой.
-- "При покойникѣ Фотіѣ все было лучше: вотъ кабакъ, и тотъ былъ: умеръ Фотій -- кабакъ снесли."
Принесли водки, уха поспѣла, и мы сѣли обѣдать втроемъ: хозяинъ съ хозяйкой, да я. Послѣ обѣда старуха начала разсказывать про чудеса.
-- "Вотъ у моего хозяина", говорила она: "есть сестра, и теперь жива, выдали ее замужъ, да на свадьбѣ-то ихъ и испортили. Покажись молодому, будто молодая до него гуляла, онъ ее и поколотилъ. Ну, ничего, отошла свадьба; стали они жить вдвоемъ. Какъ-только мужъ придетъ домой обѣдать, -- жена кричать, а мужъ ее бить. Кажинный день жена кричала, а мужъ ее билъ. Спасибо, пришелъ добрый человѣкъ, въ три дня все покончилъ: надъ дверьми было ввернуто пѣтунье {Т. е. пѣтушье.} перо, въ полу (а полъ былъ изъ барочнаго лѣсу) вынули изъ дырки -- гвоздемъ было заколочено -- волосья, уголь и соль. Выкинулъ онъ эту дрянь, да не велѣлъ мужу жену колотить, все и прошло. Жена первый день покричала-таки, на другой поменьше, а на третій и кричать перестала."
Пообѣдавъ, я пошелъ къ Волхову: попавшагося мнѣ ловца я попросилъ перевезти меня на ту сторону.
-- Отъ чего у васъ Волховъ не мерзнетъ? спросилъ я своего перевозчика.
-- "А вотъ отъ чего", -- сталъ говорить тотъ, переставь гресть весломъ: "Еще за нашихъ дѣдовъ, еще Питеръ былъ не подъ нашимъ владѣніемь, былъ царь Грозный, Иванъ Васильевичъ. Пріѣхалъ царь Грозный въ Новгородъ, пошелъ къ Софіи къ обѣднѣ. Стоитъ Иванъ царь, Богу молится; только глядитъ -- за иконой бумага видится. Онъ взялъ ту бумагу, и распалился гнѣвомъ! А ту бумагу положили по насердкамъ духовники, а какая та была бумага, никто не знаетъ. Какъ распалился Грозный царь -- и велѣлъ народъ рыть въ Волховъ; царь Иванъ сталъ на башню, что на берегу налѣво, какъ отъ сада идешь на ту сторону; сталъ Грозный на башню, стали народъ въ Волховъ рыть: возьмутъ двухъ, сложатъ спина съ спиной, руки свяжутъ, да такъ въ воду и бросятъ; какъ въ воду -- такъ и на дно. Нарыли народу на 12 верстъ; тамъ народъ остановился, нейдетъ дальше, нельзя Грозному народу больше рыть! Послалъ онъ посмотрѣть за 12 верстъ вершниковъ -- отъ чего мертвый народъ внизъ нейдетъ. Прибѣжали вершники назадъ, говорятъ царю: мертвый народъ стѣной сталъ.-- "Какъ тому быть?" закричалъ царь: "давай коня!" Подали царю коня; царь сѣлъ на-конь и поскакалъ за 12 верстъ. Смотритъ -- мертвый народъ стоитъ стѣной, дальше нейдетъ. Въ то самое времячко стало царя огнемъ палить: сталъ огонь изъ земли кругомъ Грознаго выступать.
Поскакалъ царь Иванъ Васильевичъ прочь; огонь за нимъ; онъ скачетъ дальше, огонь все кругомъ!-- Царь соскочилъ съ коня, да на колѣночки сталъ, Богу молиться. "Господи! прости мое согрѣшеніе". Огонь и пропалъ. Пріѣзжаетъ царь въ Новгородъ; тамъ черезъ сколько времени пришелъ къ митрополиту обѣдать въ постный день. Митрополитъ поставилъ на столъ рѣдьчину {Рѣдьчина, какъ и рибина -- означаетъ одну рѣдьку или рыбу, а рѣдька и рыба у народа -- имена собирательныя.}, а царю кажется -- голова кобылья!-- "Чѣмь ты меня подчуешь, митрополитъ?" говоритъ царь: "теперь постъ, а ты поставилъ мясо, да еще какое -- кобылью голову, что ѣсть и въ скоромный день грѣхъ большой!" Митрополитъ усмѣхнулся, да и говоритъ:-- "ѣсть кобылью голову грѣхъ, а народъ губить -- святое дѣло!" Благословилъ митрополитъ ту рѣдьчину; царю и показалась рѣдьчина -- рѣдьчиной. Съ-тѣхъ-поръ Волховъ и не мерзнетъ на томъ мѣстѣ, гдѣ Грозный царь народъ рылъ: со дна Волхова тотъ народъ пышетъ... А гдѣ народъ становился за 12 верстъ, тамъ Хутынскій монастырь царь поставилъ......."
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky