Гандизм в России не прошел: Москва возненавидела «замкадышей», те – ее

Стало общим местом, что общество у нас атомарно, раздроблено, разобщено.

Но я вот подумал: а много вещей мы друг у друга покупаем? Не дарим, не жертвуем – а именно покупаем. Почти нисколько: еда, одежда, почти все предметы потребления – все это сделано руками кого-то незнакомого нам, обитающего за тысячи километров от нас.

Но еще каких-то полтора века назад было иначе. Мы ели хлеб, испечённый соседом-булочником, носили обувь, сделанную соседом-сапожником, шили одежду у соседа-портного и пользовались инструментами, сделанными соседом-кузнецом. И каждый из них был уважаемым соседом, с которым можно выпить чаю, встретиться на воскресной службе в церкви, сын которого мог посвататься к твоей дочери и т.д.

Даже когда я в детстве жил в деревне, остатки этого уклада там еще оставались. Мы брали квас у тетки Утицкой, мед у деда Вани, лечить нас приходила соседка Паличиха, а мой родной дядька Петрович был на три деревни единственным электриком, чинившим всем проводку. Квас и мед были за деньги (хотя если не было – в долг), лечение – за еду (яйца, сало, помидоры на засолку), а труды Петровича – понятное дело, за магарыч.

И вспоминая это, я начинаю понимать старика Махатма Ганди с его «сарводайей». Это была политика отказа от всего сделанного руками колонизаторов-англичан в пользу национального продукта. Не такая уж глупая вещь, приведшая в итоге к фантастическому результату: избавлению Индии ненасильственным путем от всесильного захватчика.

А все эти наши нынешние «краудсорсинги» – то есть политика приобретения всего недостающего любым путем у любых стран и лиц – есть политическое нищебродство в режиме «подайте кто сколько может». А вот «купите у меня то, что я сделал сам» – самый правильный политический формат.

И ведь одно время существовали в наших городах, вплоть до столицы нашей Родины, всякие мелкие лавочки-палатки, в которых знакомы фермеры продавали знакомым горожанам свой продукт.

Цены – божеские; качество мяса, сала, квашеной капуты, зелени, картохи, свеклы, яиц – безупречное. Приятный разговор покупателя с продавцом: «Тетя Зин, а вы мне к выходным не привезете тех ваших грибков соленых – гостей жду!» – «Обязательно, Любаша!»

И это был тот проблеск, посев «русского гандизма», от которого можно было жать самых добрых национальных всходов.

В Москве еще при Лужкове это цвело – но при Собянине было вытравлено дотла.

Чей это был политический заказ? Путина? Медведева? Торговых мега-сетей, принадлежащих у нас сплошь зарубежным владельцам? Мирового правительства Ротшильдов и Рокфеллеров, мечтающих стереть нас в грязь и в порошок?

Экономическая польза от той «смычки города и деревни», возможно, была и невелика. Хотя если бы дать ей карты в руки, у нас, глядишь, выросло бы то, что есть сейчас во Франции, Испании, Германии, Польше – где национальное фермерство во многом живет за счет прямых поставок в города. Где столичные продуктовые рынки и рыночки конкурируют будь здоров с сетевой торговлей.

Но политический аспект такой национальной смычки трудно переоценить: горожанин поневоле чувствует себя братом селянина; селянин ощущает с гордостью, что горожанину без него не обойтись. А не как у нас: «поганые масквичи» – и недобитые «замкадыши», вражда между которыми растет день ото дня.

Так кто на самых верхних этажах нашей власти, где все же не дураки сидят, убивает этим запретом прямой торговли меж «замкадышами» и москвичами сам зародыш нашего национального единства? И зачем?