ЛЕГИОНЕР ИЗ ОДЕССЫ
Нынче утром один из френдов (простите, дружище, ник не помню) прислал, как иллюстрацию к событиям обширную цитату из "Иностранного легиона" Виктора Финка, - а я, между прочим, Виктора Григорьевича видел живьем. Он, одессит, каждый год приезжал из Москвы в гости к родне, и всегда выступал в библиотеке им. Гайдара, где я, тогда еще совсем маленький, проводил большую часть времени, потому что самые интересные книги выдавали только в читальном зале.
Богатую жизнь прожил Виктор (сам он говорил Виктор) Финк. Сын юриста, в 1913 уехал из Одессы в Париж учиться, но осенью Четырнадцатого, бросив учебу, - какая там учеба, если Россия в опасности? - записался в Légion étrangère (кстати, в один день с Самуилом Шварбардом, будущим убийцей Петлюры), воевал два года, был тяжело ранен, выжил, получил орден и гражданство Франции, но в конце 1916, подлечившись, уехал домой, в Одессу, потому что соскучился.
А дальше стал журналистом, писателем, в 1931 уехал во Францию, в 1935 вернулся, в 1937 опять уехал, и так еще несколько раз, гражданином СССР стал только в 1952, умер в Москве, в глубокой старости, уважаемым членом Союза Писателей и очень орденоносным преподавателем странного предмета "Уличный жаргон и детали быта французов" в специфическом вузе, а помимо прочего, написал мемуарный роман о своей службе в Легионе, впервые изданный в СССР в 1935-м, а в 1938 и в Париже.
Что любопытно. Роман был "идейно выдержанный", очень классово правильный, и потому во Франции его готовы были издать только коммунисты, а московские друзья Виктора очень хотели, чтобы перевод опубликовало не "красное", а "солидное буржуазное издательство", - и в итоге книга была издана за счет Ассоциации ветеранов Легиона, причем в предисловии было сказано, что Ассоциация автора знает, взглядов его не разделяет, но ручается, что каждое слово - правда...
...С нами лежал раненый летчик. От него мы узнали историю с бассейном Бриэ. Это крупнейший угольный и металлургический район Франции. В самом начале войны французское командование сдало его немцам без выстрела. Просто немцы пришли, и тотчас французы отошли, как если бы произошла обыкновенная смена караула. Вся страна говорила об этом с возмущением. Народ не мог понять: как это французское командование даже не попыталось отстоять такой важный источник сырья для военной промышленности? Почему его хотя бы не разрушили? Почему так обогатили неприятеля? Стало известно, что какой-то французский летчик — это как раз оказался двоюродный брат нашего однопалатника — позволил себе сбросить на Бриэ несколько бомб. Летчика отдали под суд.
Мы в свое время слышали что-то смутно об этой истории. Теперь она стала раскрываться. О ней заговорили в обществе, разговор был перенесен в парламент. Командир дивизии, который сдал Бриэ, заявил, что приказ о сдаче был составлен задолго до войны и вручен ему в запечатанном конверте. Правительство оказалось припертым к стене. Пришлось объясниться.
Оказалось, что бассейн принадлежал в равных частях — французским и германским акционерам, и французская группа заблаговременно использовала свое влияние в правительстве и генеральном штабе, чтобы на случай войны оградить бассейн от разрушения.
Общество было возмущено, палата бушевала. Правительство было вынуждено пойти на дальнейшие признания. Оно объяснило, что если бы французы разрушили бассейн Бриэ, которым пользовалась германская армия, то немцы разрушили бы рудники, которыми пользовалась французская армия.
— А это, — пояснил наш летчик, — могло бы ускорить конец войны! Выходит, — прибавил он, — что цель войны — война! Конечно, миллионы людей сложили головы, но в бухгалтерию убытков это не входит. Всего по голове с человека! Зато какое обогащение для пушечных королей!
Ренэ сидел мрачнее тучи. Но дня через два летчие приковылял к нам рано утром со свежими новостями.
Раскрылось, что французские фирмы продают Германии свинец из французских колоний. Зато Франция покупает в Германии колючую проволоку. Конечно, обе стороны делают все, чтобы замести следы: торговля ведется через подставные фирмы в нейтральных странах. Однако это не меняет того факта, что немцы убивают французских солдат французским свинцом, а немецкие солдаты, идя в атаку на наши линии, повисают на родной, немецкой колючей проволоке.
В связи с этой историей кто-то предложил в палате депутатов обсудить наконец цели войны. Но тут вскочил председатель совета министров старик Рибо и исступленно закричал: «Этого мы не допустим!».
Согласитесь, если вдуматься, возникают ассоциации...