Зачем России мигранты
Либеральные исследователи совершенно напрасно пугают правительство «вымиранием страны»
Возглавляемый А. Кудриным «Центр стратегических разработок» выпустил доклад, посвященный миграционной стратегии России на ближайшие 20 лет. Его авторы призывают «сделать Россию привлекательной для мигрантов». Текст этого доклада — ужас-ужас-ужас без конца. «Вымирает Россиюшка», «работать будет некому», более того, некому будет «удерживать территории от Китая». Это притом, что 90−95% территории Дальнего Востока, например, либо вовсе не пригодны для проживания, либо условно годны (то есть, жить там можно лишь вахтовым методом). Но все равно «удерживать их надо», по мысли комнатных исследователей из благоустроенной Москвы.
Поставлю вопрос ребром: а кто и зачем сказал, что рост численности населения — это такая вот нужная вещь? Что это вообще позитивное явление? Ведь что это дает само по себе?
Например, в XVIII-XIX веках в условиях преимущественно аграрного уклада рост численности населения означал возможность увеличить «мэнпауэр», заселить необжитые пространства (в том числе, колонии), запахать как можно больше земель. Но и аграрный демографический прирост имел и обратную сторону. Размножающееся население за 1−2 или от силы 3 поколения (30−50 лет) прожирало «резервы» сельскохозяйственных земель, а эффективность аграрного производства если и вырастала, то недостаточными темпами. В итоге, как я уже писал на примере царской России начала XX века, произошел настоящий взрыв — меньше чем за 20 лет население страны выросло на треть.
Площадь пашни в РИ в 1897 — 1914 годах увеличилась за 20 лет на 20−25%, средняя урожайность практически не выросла (7−8 центнеров с гектара), а вот население подросло со 126 до 167 миллионов в 1897—1913 годах (на 33%) — без учета Финляндии.
Важен был даже не чисто механический прирост, который привел к тому, что лицом русского общества стал плохо образованный, если вообще минимально образованный… подросток 16−17 лет. Важно было то, что демографическая волна «перехлестнула» за вмещающую (популяционную) емкость ландшафта. Тут оговорюсь особо.
В принципе, расселение сапиенсов по планете мало чем с виду отличается от расселения других универсальных животных (всеядных, имеющих интеллект и пластичных), например, от серых крыс. Которые, кстати, использовали для своего расселения по всем континентам «человеческий фактор». Однако, человек в отличие от животных обладает одной уникальной особенностью — он умеет при ряде обстоятельств повышать популяционную емкость ландшафта. Что это такое?
Возьмем ради примера территорию современной… Украины (ха-ха). Она компактна, связана и делится на три природных зоны (лесная, лесостепная и степная, Карпаты не берем), все из которых на 99% подходят для проживания сапиенсов. Это примерно 600 тысяч квадратных километров. Демографическая емкость этой территории зависит от хозяйственного уклада сапиенсов.
Если убрать чисто климатические факторы плейстоцена, то в среднем палеолите на этой территории жило несколько тысяч, максимум, пара-тройка десятков тысяч неандертальцев, но это уже с горкой, что говорится. В верхнем палеолите и в конце плейстоцена на Украине также жили пара-тройка десятков тысяч «кроманьонцев» и местами — тех же недобитых неандертальцев. Хозяйственный уклад был простой — охота и собирательство. Поэтому плотность населения у охотничьих племен примерно такая же, как у волков (надеюсь, этот юмор всем понятен). И численность сапиенсов (или неандертальцев, что не так важно) можно преспокойно уложить в поле формулы волки-олени.
То есть, вмещающая емкость ландшафта была в лучшем случае 1 человек на 5−10 квадратных километров (плюс-минус, конечно — одно дело биологическая продуктивность тухлой низкорослой тайги, другое — животный рай долины Серенгети, плюс немаловажен и фактор конкуренции).
Затем на территории нынешней Украины появились земледельческие культуры и уклад постепенно сменился на аграрный (аграрно-собирательский местами), что дало возможность кардинально увеличить благодаря «прибавочному продукту» вмещающую емкость. Более «прибыльное» сельское хозяйство позволяло серьезнее увеличивать численность населения. В степной зоне Украины поселились «индейцы» — различные кочевые племена. Продуктивность кочевого уклада и экономики совершенно иная — чуть выше, чем у чистых «охотников», но серьезно ниже, чем у земледельцев. Исследователь Крадин, например, предлагал использовать коэффициент овец, где на 12−18 овец приходился 1 кочевник. Поэтому в обширных степях от Дона до Дуная в разное время жило что-то около 150−200 тысяч «команчей». Плюс-минус. Может, с учетом очагового земледелия и все 300 тысяч с копейками, варум нихт.
Но в целом численность кочевников регулировалась простейшими климатическими факторами (чересчур снежная зима вела к падежу скота и закономерному голодомору), а потолком для размножения аграриев был естественный предел по едокам на обрабатываемую площадь (аграрные технологии улучшались крайне медленно, а урожайность по мере роста населения не прирастала). Пока были резервы свободных земель, они размножались экстенсивно, когда достигали планки — случался голодомор (внезапно) и шла стабилизация численности населения. Переход на новые технологии (например, трехполье или внос удобрений) снова повышал популяционную емкость локаций.
Если взять уже какой-нибудь XVII век, то в степях от Дона до Дуная жили все те же 150−200 тысяч «индейцев» (татары, ногайцы и так далее), а в лесостепной и лесной зонах Украины — что-то около 1 миллиона земледельцев, скорее, даже чуть менее. Именно поэтому «команчи» легко блокировали проникновение прото-русских и прото-хохлов (тогда никакой разницы между ними не было) в степную зону. Четкий критерий начала превалирования земледельческого и оседлого населения — это начавшиеся походы на Степь и Крым в конце XVII века из Московии. Но из-за нулевой инфраструктуры, отсутствующей плотности «своего» населения на стыке лесостепи и степи все это занимало десятилетия.
В конце XVIII века степная полоса наконец была завоевана русским и ее стали заселять земледельцы. В итоге к середине XIX века население территории нынешней Украины уже достигло полутора десятков миллионов человек. С последней трети XIX века вмещающая емкость ландшафта была еще раз повышена за счет… перехода к индустриальному укладу.
Отвратительные царские сатрапы и европейские бизнесмены инициировали создание «Русского Рура» — промышленного района Донбасса и ряда других. Промышленность давала возможность получать еще более высокий прибавочный продукт. В итоге в XX веке население этой территории достигло своего максимума при индустриально-аграрном укладе — 53 миллионов человек в 1992 году. Затем началась деградация и сход обратно к аграрному укладу. В итоге сейчас население Украины при аграрно-индустриальном укладе меньше 40 миллионов и оно будет сокращаться и далее. Опять же, это естественный процесс и ничего с этим не поделать. Предположим, сейчас украинцы начнут клепать в каждой семье не по 1−2 детей, а по 3−4-5. И что с ними делать? Для них будут в аграрной экономике рабочие места, для них есть социальная инфраструктура (детские сады, больницы, лагеря отдыха, школы, поликлиники)? Вопрос риторический.
Важно понимать, что переход от одного уклада к другому — очень непростое и затратное дело. Чтобы уйти от аграрной экономики и создать индустрию царская Россия вынуждена была брать кредиты в Франции, Великобритании, Бельгии и даже Германии, привлекать иностранных специалистов и инженеров. Платой за индустриализацию стали десятки миллионов погибших в войне, наполовину разрушенная страна, суровый политический режим. В момент «расцвета» которого в 70−80-х годах XX века люди считали удачей внеплановую покупку туалетной бумаги.
Для перехода к пост-индустриальному укладу, который характеризуется, прежде всего, наличием широкого слоя именно потребителей (т.е. платежеспособных клиентов) на пространствах бывшего СССР нигде, кроме Москвы (может, еще пары-тройки крупных городов), условий нет и не будет. Достаточно напомнить, что по платежеспособности населения один только московский район Марьино с гаком перевешивает 10-миллионную Белоруссию, а вся российская столица — 40-миллионную Украину. Встает вопрос — а на фига тогда для «нового и чудного мира» нужна вообще эта Украина, эта Белоруссия и по большей части российская провинция (благодаря ресурсам которой Москва и переходит в «пост-индустриал»)? Это цинично, но это так.
Прирост населения в аграрной экономике (с низком уровнем прибавочного продукта, сиречь) означает гарантированные бедность, безработицу, голодовки и кровавые гражданские войны. Все это есть в той же Африке.
В 1910 году в Египте жило около 9 миллионов человек, сейчас — почти 90 миллионов. 70% населения страны — люди младше 30 лет, 55% - младше 20 лет. В стране в 2011 году уже была попытка переворота и мясорубки, но ее удалось обезвредить. Вопрос, когда взорвется Египет уже не риторический, а банально хронологический: в стране для населения не хватает пресной воды, продовольствия, работы и места для его размещения. Так в долине Нила плотность населения уже достигла до 1700−1800 человек на квадратный километр (в среднем по стране она около 80 человек на квадратный километр, но 98% территории Египта — пустыни). При этом каждый год население страны увеличивается почти на 2−2,5 миллиона человек.
Правящие круги в Египте пытаются как могут решить проблему, но она явно выше их сил. Египет пытается развивать индустрию, в стране построен «дублер» Суэцкого канала, но… этого мало (плюс «друзья» помогают, уничтожают туристический бизнес активно). Новый Тахрир не за горами.
Аналогичная динамика в Эфиопии. В 1910 году там оценочно проживало что-то вроде 8−12 миллионов туземцев. Сейчас их уже 90 миллионов и каждый год население увеличивается примерно на полтора-два миллиона человек (если не больше). 85% трудоспособного населения занято в сельском хозяйстве (т.е. банально выращивают жратву себе на прокорм), а почти 58 миллионов человек в этой стране — младше 25 лет.
Вот тут уместно спросить тех, кто постоянно плачет по поводу «вымирания» — а что хорошего дал прирост населения Египту или Эфиопии? Достаток, благополучие, рост цивилизованности, рост производительности труда, новые технологии? Что он ДАЛ? Ничего. Эти страны балансируют на грани кровавой каши, в которую они, увы, рано или поздно свалятся. Рост населения сам по себе не есть благо и для индустриальных экономик, прежде всего, периферийных, например, аграрно-сырьевых или просто сырьевых.
Ситуация в Нигерии еще круче, чем в Эфиопии или даже Египте (в последнем средняя по стране плотность населения с учетом пустынь — это 80 человек на квадратный километр, а вот в Нигерии — более 200). В 1910 году на ее территории ориентировочно проживало около 10−15 миллионов человек. Сейчас, как считается, население вплотную подобралось к планке в 190 миллионов человек и каждый год оно увеличивается на… 3−5 миллионов рыл (данные гуляют, естественно). Конечно, в Нигерии тепло, не нужно платить «кацапам» за «уворованный ими» газ, но все же. В Нигерии царят чудовищная нищета и дичайшее социальное расслоение, в стране идут сразу несколько кровопролитных партизанских и гражданских войн. Какое будущее у этой локации? Нужны ли ей еще «лишние» люди?
Примечательно, что подобная демография в буквальном смысле взрывает государства с примитивными хозяйственными укладами (с экономиками на низком прибавочном продукте). То есть, формула «нам нужны люди, чтобы удержать территории» не работает.
Так демографически растущая как на дрожжах в XX веке Эфиопия не сумела удержать шестимиллионную Эритрею, которую в ее состав включили добрые ооновские дяди еще в 50-х годах прошлого века. Ровно также и более чем 50-миллионный Судан не смог удержать у себя свои южные провинции, из которых было создано 12-миллионное государство «ходячих мертвецов» — Южный Судан. Ливия, которая при Каддафи выросла в 6 раз по населению (до 6,5 миллионов), де-факто уже развалилась на несколько регионов. Население Йемена только за последние 15 лет выросло в полтора раза — с 17−18 до 26−27 миллионов человек, и там мы видим закономерный развал государства с сопутствующей постапокалиптикой.
Безусловно, не везде «демографическая торпеда» имеет такие разрушительные последствия. Например, во Вьетнаме население утроилось за последние 60 лет с 28 до 90 миллионов человек. Это привело к аграрному перенаселению, нехватке земель, серьезным экологическим проблемам и в конечном итоге количество населения так и не перешло в качество. Грубо говоря, практически везде механический прирост населения означает массу новых проблем и самое важное — это надежный шлагбаум для перехода этих стран на новый этап развития (в пост-индустриальный мир, например).
Ради интереса можно посмотреть на Бангладеш, Индию, Бирму, Таиланд, Вьетнам, Пакистан, Афганистан, Среднюю Азию, практически все африканские государства и так далее. Везде прирост населения и нигде это ничего хорошего не дает. Потому что нигде во Втором, не говоря уже о Третьем мире, нет и не может быть пост-индустриальных экономик, а индустриальных (большинство из которых на пути в пост-индустриальный уклад) у нас на всю планету от силы 25−35, причем львиная доля — это Европа, кое-что в Азии и Северная Америка.
Отсюда простой вывод: пост-индустриальным экономикам умеренный прирост населения не вредит. Для индустриальных экономик перманентное увеличение популяции сапиенсов уже некоторая обуза. А для сырьевых и аграрных (равно как и смешанного типа) хозяйственных укладов механический прирост населения является источником серьезных политических, социальных и экономических угроз.
Плюс, конечно, фактор культуры.
Япония — индустриальное государство, переходящее в пост-индустриальную фазу. Население 126 миллионов человек и каждый год сокращается на 200−250 тысяч. Вы много слышали криков о «вымирании Японии» и т. п. ужасе? Еще одна индустриальная нация, переходящая к пост-индустриальному укладу — Южная Корея. Население около 52−53 миллионов человек, но оно практически уже не растет. Дебилы транслируют «ужастики»:
Парламенту Южной Кореи представили катастрофический сценарий, по которому эта развитая азиатская страна может вымереть уже к 2750 году, если уровень рождаемости в стране останется на прошлогоднем уровне — 1,19 ребенка на одну женщину. Население Южной Кореи в настоящее время составляет около 50 миллионов. Однако население может сократиться до цифры 20 миллионов уже к концу текущего столетия, если коэффициент рождаемости в стране останется на том же уровне, что и в 2013 году.
А куда увеличивать это населения и для чего? Территория страны крошечная, плотность населения чудовищная — более 500 тел на квадратный километр, роботизированная промышленность с каждым годом все меньше и меньше требует рабочих рук. Поэтому Южная Корея «вымирает», да. Какой ужас. Надо размножаться и довести население до 100 миллионов. Тогда точно удастся удержать Сеул от варваров, да, да.
В Германии естественная убыль населения (превышение числа смертей над рождениями) — около 150−190 тысяч в год. В общем, Гермашка вымирает, кошмар, надо завозить в нее побольше мигрантов. Но даже с помощью приезжих арабов ситуации не исправить — совокупное население страны сокращается и будет сокращаться. Сие означает, что коррупционные и мафиозные сферы вроде пенсионных фондов и медицинского страхования придется реформировать.
В 1991 году в РСФСР формально было 148 миллионов населения, сейчас — около 146 миллионов. Плохо ли это? Экономика страны является индустриально-сырьевой с ростом аграрного сектора. Количество рабочих мест в ней логичным путем сокращается — как за счет отмирания остатков ненужных советских отраслей, так и за счет автоматизации в уцелевших (металлургия, сборочное производство, энергетика и так далее). Пенсионный кризис РФ также не грозит — официально люди моложе 1969 года рождения (могу тут ошибиться, по памяти) никаких гарантированных пенсий иметь не могут (там есть какой-то минимум, которого не хватит даже на миску собачьего корма в день, да). Тогда для чего РФ нужен прирост населения, о котором так дружно пекутся евразийские либералы из кудринского «Центра стратегических разработок»?
Конечно, либералы хотят «удерживать» Сибирь, но для этого их надо пинками выбить из теплых московских квартир и отправить куда-нибудь на север Хабаровского края. Сидеть там в энцефалитной тайге на «правительственном гектаре» (изумительная по своей циничности придумка) и «сберегать территорию». Китай спит и мечтает, если верить кудринским мудрецам, захватить ледяные просторы Забайкалья. В самом Китае «пустыми» стоят Внутренняя Монголия, западные регионы, Тибет и приграничные с РФ провинции (если не считать границы с Приморьем). Но за все 5000 лет своей истории китайцы так и не нашли времени, чтобы заселить великую пустоту Сибири…
В качестве резюме:
Прирост населения сам по себе не является положительным фактором, более того, часто он приводит не к самым позитивным последствиям.
Увеличение популяции сапиенсов при одном и том же хозяйственно-экономическом укладе всегда приводит к обнищанию, дегенерации социальной жизни, войнам, конфликтам, болезням, зверствам и т. п.
Важное уточнение: при бурном приросте населения выросший уровень технологий лишь отодвигает планку неизбежного демографического коллапса. Например, в современной Нигерии есть сотовая связь, Интернет и трактора, а также антибиотики, и это позволяет вчерашним охотникам и собирателям «проскакивать» предыдущие потолки популяционной емкости ландшафта и гнать демографическую волну еще выше.
Ключевую роль играют три вещи: культура, технологии и экономика. Переход от одного хозяйственно-экономического уклада не только затратен, но и невозможен без этой троицы (да, знаю, разные исследователи по-разному перечисляют эти факторы). Перейти в пост-индустриальный мир 85% наличествующего человечества физически уже не может. А в пост-индустриальном мире вопрос численности сапиенсов вообще не стоит — он просто не нужен. Максимум, нужны платежеспособные потребители и только.
«Задача» (не в плане задачи-приказа, как это понимают либеральные кретины, а в плане «эволюционного маяка») пост-индустриального общества — это создание саморазвивающегося искусственного интеллекта и его носителей (возможен и симбиоз). Выиграет та группа людей, которая первая это реализует. Уцелевшие туземцы поедут в отведенные им зоопарки. Это очень цинично и неприятно. Но мы уже в своего рода ловушке…
Станислав Воробьев