Вольная песнь бесермянина
Воспоминания о поэте Михаиле Федотове
За год до своей смерти Михаил Федотов пригласил меня в гости в свою родную деревню Ворца Ярского района нашей Удмуртии. Там же, буквально в нескольких километрах в сторону кировской границы, стоит и деревенька Бердыши, родина другого классика удмуртской поэзии Флора Васильева, в своё время первым увидевшего в стихах ещё школьника Миши Федотова блёстки настоящего поэтического таланта и благословившего его первые публикации. «Наши южные районы берут читателей количеством своих авторов, а мы – ярские северяне, берём качеством, Флор и я! – пошучивал Михаил, – так что, нас мало – но мы есть!».
Тогда мы пошли на могилу отца Михаила, упокоившегося вечным сном на кладбищенском взгорке рядом с Ворцой. Михаил Федотов тут же оставил свою говорливость. Как сейчас помню его, посуровевшего, перед могилой отца. О чём он тогда думал? Он стоял под деревом в своем обаянии только вошедшего в матёрую зрелость красивого мужчины, не обделённого вниманием прекрасной половины человеческого рода. Немарко, но опрятно одетый. Затем Михаил отсчитал несколько шагов от могилы отца и твёрдо произнёс: «Через год похоронишь меня здесь… Прошу, не перепутай». И – замолчал. Молчал и я, оглушённый...
И ровно через год Михаил Иванович Федотов был похоронен именно на указанном им месте. Было ему 37 лет. 1995 год.
А с печального взгорка виднелась крыша его родного дома, откуда шагнул Михаил в большой мир… и не дошагал до намеченного места.
– Я уже мёртв, – сказал он тогда при грустном возвращении с кладбища, – лишь тело – живое, но и оно – до поры… Я хотел спеть самую лучшую вольную песнь бесермянина, но, видно, мне это – не суждено.
И снова замолчал. А может, билась тогда в его сердце молитва, прочитанная нами уже без него.
…О Господи! Может, ещё возмущаю
Тебя я и тем, что в себе совмещаю
и правду, и ложь, и насмешку, и плач?
Я – сам себе жертва, петля и палач…
А может, я нужен тебе лишь такой:
гулящий, пропащий, беспечный, больной,
и грязный, как лужа, и чистый, как речка,
кривой, как ольха, и прямой, словно свечка?
Перевод В. Емельянова
А в родовом гнезде Федотовых нас уже ждали за обильным столом его матушка, незабвенная Матрёна Алексеевна, и его три брата и сестра. И снова улыбка вернулась на лицо Михаила.
В 1981 году Михаил Федотов окончил филфак УдГУ. Его знали уже как сложившегося талантливого поэта, а также и как подающего большие надежды молодого учёного. К слову, его дипломная работа по научному анализу исторических текстов по родному бесермянскому языку уже тогда, говорили, тянула на кандидатскую диссертацию. Но молодого научного сотрудника УдНИИ призывают в армию. Там, в ракетных частях, видно, и надсадилось его здоровье...
После службы в армии Михаил какое-то время проработал в журналистике, совсем недолго, а затем был приглашён на должность редактора отдела художественной литературы издательства «Удмуртия». Шесть с чем-то лет в эти времена своей жизни он мыкался с семьёй в закутке частной квартиры в деревянном доме района ижевского «Болота». Но он писал, писал отличные стихи. Писал так, что мало кто и видел, где и когда он пишет свои стихи. Мне говорил, что будто бы его рабочий кабинет находится в трамвае. Может быть… И нам ведь это знакомо… В то время когда национально-бюджетные литфункционеры за счёт Союза писателей обустраивали квартирами своих чад, Михаил Федотов – ведущий молодой автор республики, совсем вскорости и член Союза писателей СССР, редактор издательства, колол дрова на частном подворье, ставил капканы на крыс, вёснами ведрами выливал из подполья талую воду, а ночами выгружал хлеб в соседнем магазине. Кланяться же начальству он не умел, кланялись те, кто не умел писать стихов.
В 1985 году выходит первый отдельный поэтический сборник Михаила Федотова «Тодьы юсьёс берто» («Белые лебеди возвращаются»). Автор был скупо горд этим фактом, даже несмотря на то, что стал лауреатом премии Комсомола Удмуртии. Но особенную радость испытал за поэта его старший товарищ и наставник поэт Владимир Романов. «Ну, наконец-то и наша молодая поэзия проснулась!»
Отношения Федотова и Романова – прекрасных поэтов, друзей, это, конечно же, отдельная история. Они буквально природным нюхом чувствовали строки друг друга. И дружили – беззаветно, что бывает весьма редко в творческих цехах. Но в 1989 году 45-летнего Владимира Романова, талантливейшего сподвижника Флора Васильева, не стало. Он только-только начал входить во всесоюзную известность… И что-то стержневое сломалось тогда в Михаиле. Его взгляд потускнел, речь стала резкой. Свой второй поэтический сборник «Берекет» («Здравица») он хотел посвятить своему другу, но почему-то, может, в издательской сутолоке, не сделал этого. Об этом, видно, Владимир Романов знал и частенько «подкалывал» его за непочтение к его августейшести.
...Тяжек путь российского поэта из провинции, а особенно – пишущего на языке немногочисленного народа. И, что уж таить, нередко бывает и так, что поэт, человек чутчайшей совести, ищет выход из удушающей его безвоздушной среды тотального меркантилизма через алкоголь, уже и сам не замечая, что переходит роковую черту. Не минул этой чаши и Михаил Федотов, автор нескольких прекрасных поэтических сборников, автор слов великолепных песен, что будут петься до тех пор, пока жива речь удмуртская – как мелодия удмуртской души…
Я жизнь свою не стану выпрямлять,
хоть и была кривою да суровой…
Кем суждено мне после смерти стать?
Да кем угодно – лишь бы не коровой.
Всю жизнь меня поили молоком,
чтоб стал я тихим, трезвым и покорным…
Шучу порой: дай Бог мне стать быком –
бодливым, твердолобым и упорным!
Перевод В. Емельянова
Вячеслав Ар-Серги, народный писатель Удмуртии
P.S.
Осенью нынешнего года исполняется 60 лет со дня рождения большого бесермянского поэта Михаила Федотова. С его двоюродным братом Радиком Дюкиным, скромным фермером из Ворцы, настоящим бесермянским патриотом, мы много размышляли о проведении солидных Федотовских чтений. С непременным приглашением российских и зарубежных мастеров литературного слова, многочисленными встречами с читателями, с учреждением медали «Памяти поэта Михаила Федотова» и объявлением литературного конкурса его имени… С непременным изданием новой книги стихов Михаила Федотова… Не только размышляли, но и стучались в двери чиновников разного ранга. Все были ужасно рады нам, никто – не против, но воз, как вы можете верно предположить, «и ныне – там». А в окололитературных изданиях и околокультурных кругах Удмуртии не до Михаила Федотова, им только бы самим вот потеплее прижиться – при верном окладе-с да в тёплом казённом кабинетце… Грустна мудрость удмуртской поговорки – «Домашние гуси завидуют улетевшему журавлю» (дословный перевод: « …и неживому уже журавлю»).
Остаётся одно, даст Бог, провести юбилей Михаила Федотова. Прийти осенним днём к его ворцинской могиле вдвоём, втроём, вчетвером, впятером… Мы будем читать стихи Михаила Федотова, а Радик Дюкин сыграет на гармони любимые бесермянские мелодии нашего Михаила…
Ах, Россия, Россия… Сколько же твоих прекрасных поэтов, и русских и нерусских, упокоились на отдалённых деревенских погостах, к которым и тропы-то скоро зарастут. Помнишь ли ты их…
В траве беспечной
Михаил Федотов
(1958–1995)
* * *
За деревней, у реки Лекмы,
Стая журавлиная
На пороге ветреной зимы
Шеи свои длинные
Тянет в небо…
Что ж,
Пришла пора
Улетать туда,
Где ночи – южные,
Накопили пуха и пера –
Прочь, заботы вьюжные!
Вновь летят,
Вбивая клин живой
Меж зимой и осенью.
Лишь один журавлик молодой
Вслед кричит им:
– Бросили!
Может быть, он ранен?
Может быть,
Он не признан стаею?
Легче было бы его убить.
А его –
Оставили…
* * *
Привет тебе, мой угловатый дом,
начало жизни
И её основа!
Блестит луна, как тусклая подкова,
Потерянная старым жеребцом.
Вот-вот погаснет поздняя заря,
Прогнили стены,
И скамьи прогнулись.
С друзьями здесь сидели мы, сутулясь,
И пили, ничего не говоря.
Что молчаливы –
это не беда…
Мы были угловатыми некстати.
И только залезая на полати,
Как свечи выпрямлялись иногда.
Сегодня печь не стану я топить.
Я лягу во дворе в траве беспечной
И растворюсь в бессмертной бездне вечной,
Пытаясь в звёздах память утопить.
Усну я –
И дыханье затаю,
И прежний дом глазастый повстречаю.
И хоть во сне
Однажды приласкаю
поруганную родину мою.
Исчезнувшая деревня
Красивые люди здесь жили когда-то.
А нынче – другая эпоха.
Прогнившие избы глядят виновато
На заросли чертополоха.
И улица бывшая, будто печалясь,
Кугой заросла да пыреем.
Столбы от ворот заскрипели, качаясь:
«Стареем, ребята, стареем...»
Когда-то на них купол неба держался.
А нынче здесь дикое поле.
На память о бывшей деревне остался
Лишь сгусток отчаянной боли.
Как будто нелепое землетрясенье
Разрушило всё беспощадно.
Один, словно память о вечном спасенье,
Живёт здесь старик безлошадный.
Вздыхая, он молвит прохожим случайным –
Охотникам и рыболовам:
– Не хочешь построиться рядом, начальник?
Помочь могу срубом еловым…
* * *
Будет когда-то весна голубиная,
Новое лето пройдёт по стерне.
И отчего-то заплачет любимая,
Пряча лицо, и прижмётся ко мне.
Это случится задолго до осени.
Я подойду к своему рубежу.
Сердце моё оторвётся от родины
И, словно лист, упадёт на межу.
Перевёл Владимир Емельянов