Франц Кафка в кино, театре и на страницах собственных книг

3 июля весь мир празднует день рождения писателя Франца Кафки — автора трёх романов и многочисленных рассказов, большинство из которых были опубликованы уже после смерти автора. Имя Кафки стало нарицательным для обозначения абсурдности и несправедливости жизни, в которой обычный человек становится жертвой внешних обстоятельств, а его произведения, как это ни печально, не теряют актуальности и спустя столетие после публикации. Своих героев Кафка писал во многом с себя — об этом нетрудно догадаться, почитав дневниковые записи писателя, в которых он видится неуверенным в себе и испуганным миром вокруг человеком. Оттого при жизни опубликованы были лишь несколько коротких рассказов, тогда как романы «Америка», «Процесс» и «Замок» не были даже закончены — в своём завещании Франц Кафка просил своего друга и душеприказчика Макса Брода сжечь всё написанное. Но рукописи не горят, Брод не исполнил последнюю волю Кафки, так что произведения всё-таки увидели свет. Творчество Франца Кафки в XX веке интересовало не только литературоведов, но и режиссёров — кино- и театральных. АиФ.ru выбирает произведения, которые помогут наиболее полно ознакомиться с творчеством Франца Кафки.

Первая страница письма Кафки к Отцу. Фото: Commons.wikimedia.org

Начать, конечно, стоит с книг самого писателя, которые, хоть и нагоняют тоску и ощущение своей никчемности и бессилия, являются прежде всего образцами превосходного стиля. Убедиться в этом можно, прочитав не только главные, рограммные произведения — новеллу «Превращение» или роман «Процесс», где типичный кафкианский герой, клерк Йозеф К., погружается в беспросветную бюрократическую пучину, тщетно пытаясь доказать свою невиновность, — но и совсем уж малую прозу. Например, рассказы, которые в большинстве своем занимают не более половины страницы и над которыми писатель работал в начале 20-х годов. Некоторые из них написаны от первого лица, некоторые посвящены мифологическим сюжетам, другие же являются короткими рассуждениями и философскими заметками или наблюдениями — всего три десятка подобных зарисовок. В «Железнодорожных пассажирах» Кафка сравнивает человеческую жизнь с крушением поезда в тёмном туннеле: «Если поглядеть на нас просто, по-житейски, мы находимся в положении пассажиров, попавших в крушение в длинном железнодорожном туннеле, и притом в таком месте, где уже не видно света начала, а свет конца настолько слаб, что взгляд то и дело ищет его и снова теряет, и даже в существовании начала и конца нельзя быть уверенным. А вокруг себя, то ли от смятения чувств, то ли от их обострения, мы видим одних только чудищ, да ещё, в зависимости от настроения и от раны, захватывающую или утомительную игру, точно в калейдоскопе. "Что мне делать?" или "Зачем мне это делать?" не спрашивают в этих местах».

Получить представление о том, что происходило в жизни писателя, можно, прочитав многочисленные сохранившиеся и изданные дневники и письма Кафки, в которых он предстаёт словно одним из героев собственных произведений — всех этих безымянных клерков и коммивояжёров. Начал вести дневник писатель в 1910 году и продолжал, с перерывами, до 1923 года, почти до самой смерти (Кафка умер в 1924 году от последствий многочисленных преследовавших его заболеваний). С годами записи становились всё более обрывистыми и короткими, а по содержанию < физическими и душевными. Писатель часто жалуется, что у него больше нет сил писать — многие из произведений действительно так и не были закончены, в том числе романы «Америка» и «Замок». Болезненное состояние, зачастую переходящее в неуверенность и отвращение к себе, Кафка чувствовал на протяжении многих лет, впервые упоминая об этом в декабре 1910 года.

Портрет Франца Кафки работы Кристиана Тонниса, 1985 год. Фото: flickr.com / CHRISTIAAN TONNIS

«15 декабря. Своим выводам из моего нынешнего, уже почти год длящегося состояния я просто не верю — для этого моё состояние слишком серьёзно. Я даже не знаю, могу ли я сказать, что это состояние не новое. Во всяком случае, я думаю: состояние это ново, подобные у меня бывали, но такое — ещё никогда. Я словно из камня, я словно надгробный памятник себе, нет даже щёлки для сомнения или веры, для любви или отвращения, для отваги или страха перед чем-то определённым или вообще, — живёт лишь шаткая надежда; бесплодная, как надписи на надгробиях. Почти ни одно слово, что я пишу, не сочетается с другим, я слышу, как согласные с металлическим лязгом трутся друг о друга, а гласные подпевают им, как негры на подмостках. Сомнения кольцом окружают каждое слово, я вижу их раньше, чем само слово, да что я говорю! — я вообще не вижу слова, я выдумываю его. Но это ещё было бы не самым большим несчастьем, если бы я мог выдумывать слова, которые развеяли бы трупный запах, чтобы он не ударял сразу в нос мне и читателю.

Когда я сажусь за письменный стол, то чувствую себя не лучше человека, падающего и ломающего себе обе ноги в потоке транспорта на Place de I'Opera. Все экипажи тихо, несмотря на производимый ими шум, устремляются со всех сторон во все стороны, но порядок, лучший, чем его мог бы навести полицейский, устанавливает боль этого человека, которая закрывает ему глаза и опустошает площадь и улицы, — не поворачивая машин обратно. Полнота жизни причиняет ему боль, ибо он ведь тормозит движение, но и пустота не менее мучительна, ибо она отдает его во власть боли».

Кадр из фильма Орсона Уэллса «Процесс». 1962 год.

Существует более шести десятков экранизаций произведений Франца Кафки, первые из которых появились в начале 60-х годов XX века >— больше всего интерес кинематографистов привлекало все то же «Превращение», а также последний неоконченный роман «Замок». В 1962 году на экраны вышла лента Орсона Уэллса «Процесс», где главную роль исполнил Энтони Перкинс (маньяк Норман Бейтс из хичкоковского «Психо»). Его Йозеф К. — маленький человек, блуждающий — и в прямом, и в переносном смысле — по нескончаемым лабиринтам. Бюрократическая машина в фильме Уэллса обретает физическое воплощение в виде крутых лестниц, которые ведут к закрытым дверям, за которыми находятся только новые двери. Снимая героя под определённым углом и с использованием зеркал, режиссёр визуально уменьшает его, делая мир вокруг гипертрофированно массивным, угловатым, будто постоянно нависающим над человеком, и создаёт тем самым кафкианскую атмосферу беспомощности. Его жизнь кажется кошмарным сновидением, от которого невозможно проснуться, ведь на самом деле это никакой не сон, а реальная жизнь. Сам Орсон Уэллс появляется в фильме в роли Адвоката, а также рассказывает за кадром притчу «Перед законом» Кафки — историю о человеке, просящем у привратника разрешения войти в ворота, за которыми закон, да так и умирающим в ожидании:

«Привратник видит, что человек уже находится при смерти, и, чтобы достичь его затухающего слуха, громко кричит ему: "Здесь никто больше не мог получить разрешения на вход, ибо этот вход был предназначен лишь для тебя одного! Сейчас я уйду и закрою его"».

«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое», — так начинается новелла Франца Кафки «Превращение», герой которой действительно однажды утром понимает, что стал огромным жуком, который вызывает отвращение не только у самого себя, но и у всех членов своей семьи.

Сценическая версия этого произведения появилась в 1995 году режиссёр Валерий Фокин поставил в театре «Сатирикон» одноимённый спектакль, доверив роль Грегора Замзы Константину Райкину. Шла постановка на малой сцене, и камерность помещения играла спектаклю на руку. Райкин-Замза просыпался в своей крошечной, слабо освещённой комнате, пластически разыгрывая весь ужас человека, превратившегося в насекомое, — сложнейшие этюды актеру приходилось играть на протяжении всего спектакля.

Константин Райкин в роли Грегора Замзы в спектакле «Превращение» по одноимённой новелле Франца Кафки. Театр «Сатирикон», 1995 год. Фото: РИА Новости / Олег Ласточкин

Фокин отказался от любой бутафории и костюмов, но ощущение того, что на сцене не человек, а существо с шестью лапками, крыльями и жёстким панцирем, возникало у каждого из нескольких десятков зрителей в зале. Почти полное отсутствие декораций позволяло не отвлекаться на посторонний шум и на предметы вокруг, так как главным в спектакле был герой, сначала с ужасом, а позже с покорностью принимающий своё состояние и мучительно свыкающийся со своим новым телом.

http://www.aif.ru/culture/person/franc_kafka_v_kino_teatre_i...