Что стало с Донбассом за 5 лет войны. Часть 1

Вот и подошла к концу первая «пятилетка» независимости Донбасса.

Спецкор «КП» Дмитрий Стешин попытался понять: что получили и что потеряли за эти долгие годы мятежные и независимые республики - ДНР и ЛНР?

ВСПОМНИТЬ ВСЕ

За эти 5 лет Донбасс стал моим вторым домом. Если сложить все командировки, начиная с марта 2014-го, получится, что я прожил здесь почти год.

Я видел здесь всякое. Щенячью радость первых бескровных побед. Цыганский повстанческий табор в захваченной Донецкой обладминистрации, набитой воинами и паникерами. Впрочем, паникеров и тогда отправляли мыть туалеты – никто не верил по настоящему в авиабомбежки, баллистические ракеты «Точки У» и артобстрелы. Помню Тимошенко, приехавшую мириться с Донбассом «на публику» - ее больше интересовало прямое включение в эфир украинского ТВ, чем поиск компромиссов. Помню последние работающие банкоматы, выдающие бумажки по одной гривне. Стремительно закрывающиеся брендовые магазины – лишь бы все распродать за копейки и уехать скорее в Киев. Пустые улицы, трава между стыков плитки у входа в зеркальные офисы, люди с оружием, грозный рокот артиллерии на горизонте. Помню, как вылизывал вилки и тарелки – мытье посуды в городе без воды, пустое расточительство. Вылетевшие стекла у трети города – после попадания «Точки У» в «Казенный завод» делающий взрывчатку для шахт. Трясущиеся полы в моей квартире – это минометы диверсантов ударили по больнице на проспекте Ильича и попали в морг, где лежал убитый и сожженный украинскими спецназовцами наш друг, фотограф Андрей Стенин. Как будто второй раз его убить хотели. Помню трупы на донецкой остановке – сидящие в троллейбусе, лежащие на газонах. Обычные горожане, ехавшие к 9 утра на работу. Шеренги интеллигентных донецких стариков, якобы продающих книги у входа в супермаркет – с циничным хохотом с телеэкранов, Украина перестала платить пенсии «старым сепарам». И сами эти пустые супермаркеты, заставленные шеренгами соков и кетчупа – как на закате СССР. И как не ездил на интервью без пакетов с макаронами и банками тушенки и сгущенки. Все помню.

Сейчас в Донецке тихо, артиллерии не слышно – украинская армия притихла под выборы. Я стою на балконе, над городом, жмурюсь от первого солнышка. Листвы еще нет, и я вдруг вижу десятки недостроенных зданий – офисов и жилых многоэтажек. Никогда их не замечал. В 2014 Донбасс переживал экономический рост и его просто срубили на взлете. И Россию подрубили, и Украину… В этот момент, на высоте 13 этажа, прямо на уровне моего лица, проходит с тихим жужжанием беспилотник. Крошечный, размером с детскую ладошку. Идет точно над осевой полосой проспекта, она для него ориентир. Что-то высматривает. Донецкие силовики, которых я потом спрашивал про этот странный летающий объект, лишь пожимали плечами: «Война!». Судя по размерам, беспилотник запускали из соседних дворов. Украинская агентура или разведка?

РАЗГОВОР ПОСЛЕ КОМЕНДАНТСКОГО ЧАСА

После 9 вечера дороги и улицы в республиках вымирают. Комендантский час здесь соблюдают свято, наказание суровое – две недели в тюрьме, или как тут говорят «на подвале». И не важно – кто ты, какие связи, кто за тебя будет просить. «Укропской агентуры» в городе прибавляется с каждым годом, по-другому и быть не может в этом затянувшемся и кровавом безвременье, где бедность пытается конкурировать с нищетой. С украинской стороны через соцсети идет постоянный поиск недовольных среди молодежи. Именно для нее, происходящее – самое тяжкое испытание, нет «советских» защитных блоков и исторической памяти. В день первых неудачных «выборов Порошенко» по интернету пытались разгонять информацию о «митинге против комендантского часа», рассказывали о «нарушении прав влюбленных», которым не погулять ночью. Но дурных не нашлось – я специально приходил посмотреть на них на Бульвар Пушкина.

Мой собеседник с позывным «Гудвин» приезжает ко мне в гости «на флажке», в 10 вечера, у него, конечно, есть все ночные пропуска, но выходить его встречать на улицу он сам не рекомендует. «В миру» Гудвин - Даниил Безсонов, официальный представитель Народной Милиции ДНР. Киевлянин, бывший милиционер. Улыбчивый и интеллигентный парень чуть за 30 лет и почти весь седой…

У меня были свои вопросы, но «Гудвина» вдруг прорывает и он много часов рассказывает, как приехал в Донецк из Киева 8 апреля 14-го и стал комендантом шестого этажа в мятежной обладминистрации. Рассказывает про малоизвестный кровавый штурм воинской части в Мариуполе: ловушку, которую устроили украинские спецслужбы повстанцам – чтобы отстрелить и задержать самых активных. Я приношу бумагу и ручку – «Гудвин» с мастерством военного топографа рисует схемы к каждому рассказу. Потом оборона Славянска. Бой под Красным Лучом – когда ополчение пробивало дорогу для первого гуманитарного «белого» конвоя из России.

Далеко за полночь, мы добираемся до сегодняшних дней:

- Можешь сравнить мотивацию ополчения и украинской армии. Пятый год война. Уже дольше, чем Великая Отечественная. Кто за что воюет?

- У нас нет уже давно ополчения, есть Народная милиция. Это полноценная армия. Но наша мотивация не изменилась с 2014 года. Мы защищаем мирное население живущее за нашими спинами. Большинство наших военных – местные ребята, они защищают своих близких и свои дома.

- А у противника?

- По нашим разведданным и показаниям их пленных, основная мотивация - это зарплата. С экономикой на Украине печально, военные, по сравнению с гражданскими, получают в три раза больше. (около 40 тысяч рублей, - корр.)

«Гудвин» горько и цинично замечает, что мобилизационный ресурс Украины, в сравнении с Донбассом, практически бесконечен - мол, «мясо на замену погибшему бойцу всегда найдут».

- Что Донбасс потерял и что приобрел за эти годы?

- Потерял людей, в первую очередь, привычный образ жизни, комфорт и достаток. Но, люди здесь поняли, за годы войны, что важнее не дома и машины, а человеческие отношения. Все остальное – наживное, поправимое. Но опыт единства – бесценен.

- Донбасс сможет простить? Я не знаю точно кого – Украину, или ее народ. Сможет?

- Жители Донбасса не считают украинцев врагами. Для нас враги те, кто пришел сюда убивать. Кто дал на это приказ.

- То есть, круг виноватых можно очертить?

- Конечно. Но возвращаться даже в обновленную Украину после всей пролитой крови… я не знаю, это не реально. Я не понимаю, что должно произойти.

Действительно, что должно произойти, чтобы «Гудвин» вернулся в родной Киев? Ответа пока нет.

НА КАРАЧКАХ. НО НЕ НА КОЛЕНЯХ

Следующей ночью я оказываюсь на фронте, на позициях батальона «Сомали». Перед этим – визит на базу батальона, где командир с позывным «Бойкот» хочет лично посмотреть на меня. «Бойкот» дружелюбен лишь жестами – лицо у него черное от вечного недосыпа, говорит с трудом. Выслушивает меня и приказывает открыть музей, те самые комнаты, где от выстрела в окно из огнемета, погиб легендарный командир и создатель батальона. «Гиви», Михаил Толстых, обычный донбасский парень, не знавший, что родился воином. Это странный музей – обычно, музеи стерильны. В этом пахнет обгоревшей амуницией, жжеными порохами, взрывчаткой и железом. За наполовину снесенной взрывом стеной (ее обломки покрасили и заштукатурили) – узенькая коечка застеленная «плацкартным» одеялом и стол с компьютером. Здесь Гиви, по-сути и жил, здесь и погиб. Я не знаю, какой степенью харизмы нужно обладать, чтобы даже после физической смерти, держать людей в орбите своего незримого влияния…

Глубокой ночью, уже на юге ДНР, под Коминтерново, меня встречает командир роты с позывным Литвин, молодой парень, воюющий в «Сомали» с первых дней создания батальона. Пять лет, четверть его жизни... Спрашиваю:

- Устал воевать?

Литвин говорит твердо – «нет». Война ему не то что бы нравится, он в этой войне оказался на своем месте. Я бросаю свою машину под маскировочной сеткой, надеваю бронежилет и пересаживаюсь в ополченческий «жигуленок». У него отключены фары, стоп-сигналы и подсветка приборной доски. Перед тем как тронуться в путь, водитель несколько минут сидит с закрытыми глазами – «включает ночное зрение». Мы медленно ползем буераками – справа, жарит огнями Мариуполь, занятый украинскими войсками, на одном отрезке пути я вижу даже светящиеся окна многоэтажек на окраинах. Здесь все господствующие высоты под противником, следствие разрекламированной тактики украинской армии – «прыжок жабы». Никакого стратегического преимущества эти прыжки украинцев по фронту не приносят, но кровь ополченцам портят. Спрашиваю Литвина:

- Если не секрет. Противника больше на вашем участке?

- Думаю, столько же. Может, у них есть резервы, но на позициях - не больше чем нас.

Дальше – пешком, быстро светлеет и Литвина это страшно беспокоит. Позиции в нескольких километрах от околицы села Саханка, и нам нужно пробежать открытое поле, лишь кое-где прикрытое лесопосадкой. Уже оказавшись в «опорном пункте», я наслушался историй – кто и как пересекал это поле. У бойца с позывным «Шрам» дорога к передовой траншее заняла несколько часов:

- По сантиметру проползал. Кроет и кроет из миномета, смотри! - показывает мне поцарапанный чехол каски и шкуру «броника».

Литвин меня предупреждает:

– Лучше не вставай в окопе, даже если он в рост. Они на нас смотрят с высоты, видят все по другому. Чем ты ниже, тем полезнее для здоровья, передвигайся на карачках. В школу пойдем?

- Какую?

- Школу Саханки.

- Она работает?!

- Да, три десятка детей учатся.

На фронте – полная тишина, лишь в стороне несколько раз щелкнул крупнокалиберный «Утес», будто и не по цели, а для проверки работы. Стрельба начнется в полдень, когда солнце будет светить в глаза ополчению.

В редких жилых дворах просыпающейся Саханки начинается сонное шевеление. Местные жители – все в возрасте, на нас не просто не обращают внимания, отворачиваются от камеры. Спрашиваю Литвина:

- Местные как к вам относятся?

- Местные тут особые. Все смотрят украинское телевидение. А другого и нет. До России всего 30 километров – но ваше телевидение не «добивает».

- И как у них настроение?

Литвин долго подбирает убедительные факты и все-таки находит их:

- В день выборов на переходах Майорск и Еленовка под Донецком было пусто. А у нас в Гнутово – очередь, выбирать президента Украины поехали. Вот так…

ДЕТИ НА ПЕРЕДОВОЙ

Саханку начали обстреливать с весны 2015-го. Сначала – памятник погибшим в Великой Отечественной, у «Азова», который тогда стоял на «передке», с мертвыми советскими солдатами были свои счеты. Потом стало прилетать через дорогу – в школу. Шоссе к Саханке простреливалось насквозь, били по всем машинам, не разбирая. Мы тогда кое-как добрались до многострадального села и обнаружили, что в двух десятках метров от разбитого мемориала, который еще пах свежей взрывчаткой, живет первоклассница Настя. С пороком сердца, который должны были ей прооперировать в Киеве, но не успели. Киев сам пришел в Саханку. На следующее утро, с военкором Семеном Пеговым и бойцами батальона «Спарта» мы вывезли Настю с семьей в безопасный городок Новоазовск. Договорились с администрацией, поселили в пансионате на берегу моря.

7 утра, школа уже открыта. Приезжают первые ученики – дети военных, стоящих на позициях совсем рядом. Бывают, здесь воюют семьями. Все окна школы в голубках вырезанных из бумаги:

- Чтобы к нам в окна ничего, кроме голубей не прилетало – объясняет мне директриса Оксана Самарская.

- Давно в школу попадало?

- В феврале ни одного стекла не осталось на фасаде, партами и картоном забивали. И в марте - в столовую попало – мужчина погиб. Но у нас хорошее бомбоубежище, еще советское. И если обстрел, а дети в школу собрались, бегут, портфели бросают, мы потом ходим, собираем…

Я не хочу спрашивать, но пересиливаю себя:

- На детях как все это сказывается? На психике?

- Дети боятся…Но стараются показывают браваду. Вот начинают стрелять, мы им: «Так, спокойно, спускаемся в бомбоубежище». А дети: «Ну, что вы начинаете, да ничего не будет, прилетает далеко». Если стреляют, им обязательно нужно выйти на крыльцо, послушать. Знаете, у нас у всех тут уши навострены, мы должны знать – куда летит и откуда.

Узнаю с удивлением, что все учебники в школе российские, программы тоже ничем не отличаются. Есть выпускной класс – 11 человек. Директор говорит, что все мальчишки хотят быть военными. Показывает мне буклет Донецкого военного училища:

- Одному мальчику в мае уже 17 лет, он говорит: «Сразу пойду воевать». Они же живут среди военных.

Задаю свой «контрольный вопрос», но лучше бы молчал. Я не ожидал от этой железной женщины слез:

- Половину жизни потеряли, вырвали пять лет. Почти все село уехало… было 129 детей осталось 29. Жизнь остановилась…

Чтобы как-то переключиться, показываю за окном директорского кабинета на синюю хатку:

- Там девочка Настя жила, мы ее вывозили в 2015 году.

- Знаю. Они вернулись. Дождетесь Настю?

Я выхожу на школьное крыльцо. Для таких встреч у меня есть в рюкзаке тигр с лапами на магнитах, обнимающий конфету – для Насти. Но я не пойду к ней и ждать ее не буду. Больно и мучительно стыдно. Четыре года назад я был уверен, что все закончится через несколько недель, а хуже нет, чем дарить людям ложные надежды. Хуже только вранье и дети живущие на войне.

ВОПРОС РЕБРОМ

А выдержит ли сегодня ДНР наступление Украины?

Этот вопрос мучил меня все дни, пока я был в Донбассе. Ответил мне на него Даниил Безсонов, официальный представитель Народной Милиции ДНР:

- Мы заранее знаем о каждом их шаге. Мы готовы к любому развитию. Мы не отступим. Поэтому, у них нет шансов.

Продолжение следует

***

ВОПРОС ДНЯ

Что будет дальше с Донбассом?

Сергей ШАРГУНОВ, депутат Госдумы, писатель:

- Все жители многострадального Донбасса давно заслужили право на получение российских паспортов. Надеюсь, так и будет.

Василий ВОЛГА, экс-депутат Верховной рады:

- Запад начал против России крестовый поход. Украина в этом походе для Запада не более чем способ создания проблем для России. Запад заинтересован в том, чтобы Донбасс становился все более проблематичной территорией. Россия будет стремиться вернуть Донбасс Украине. Но возвращения Донбасса на Украину уже не хотят ни украинцы, ни сами жители ЛДНР. Так что будущее Донбасса весьма печально.

Борис МЕЖУЕВ, журналист:

- Существование в качестве признанных только Россией полунезависимых государств по типу Абхазии и Южной Осетии. Поскольку вернуть назад без федерализации и автономии невозможно, взять себе тоже.

Захар ПРИЛЕПИН, писатель, офицер армии ДНР:

- В том виде, в котором Донбасс контролирует армия ЛДНР, Донбасс де-факто уже Россия. Меня волнует, что будет со Славянском, Харьковом, Одессой.

Александр ДЮКОВ, историк:

- Если в связи с президентскими выборами не произойдет чего-то чрезвычайного, думаю, что в ближайшие лет пять ситуация в Донбассе останется законсервированной. Полномасштабного наступления не произойдет, реализация минских соглашений будет по-прежнему саботироваться Киевом, народные республики продолжат строить свою государственность с опорой на Россию.

Юлия ЧИЧЕРИНА, певица:

- Донбасс станет примером стойкости и мужества для всей России, его армия станет спецназом и щитом России, его народ - примером русского человека, трудолюбивого, справедливого и сильного.

Глеб БОБРОВ, писатель, предсказавший 10 лет назад трагедию на Донбассе в своей книге«Эпоха мертворожденных»:

- У меня никаких иллюзий нет: украинцы через неделю будут выбирать из двух сортов "лайна" – причем еще неизвестно, какое из них окажется более вонючим. Донбасс чисто эмоционально желает поражения Порошенко, напрямую замазанного в крови тысяч и тысяч жертв гражданской войны. Кто-то тешит себя надеждой, что в случае поражения он будет если не отправлен на нары, то хотя бы заметно ограблен бандой любіх друзів.

К сожалению, уверен, ничего такого не случится: заокеанским кукловодам не интересны межтуземные разборки, им нужен стабильный статус Украины, как болевой точки воздействия на Россию. Поэтому марионетки покусывая друг друга, будет синхронно работать на базовый результат. Других кандидатов там для нас нет.

Антон, читатель сайта KP.RU:

- Ждем президентских выборов. С Порошенко каши не сваришь. Остается надежда на Зеленского, который, возможно, проведет переговоры с лидерами ДНР и ЛНР.