Почему вдовы XXI века стали невидимками

Раньше не вызывало вопросов, что вдовам надо помогать — все Священное Писание этим пронизано. Сегодня, в эпоху emansipe, ситуация неоднозначная — вдова может сама работать, да и чем она отличается от женщины, у которой муж жив, но ушел и не помогает? Действительно, в нашем обществе вдовы часто — люди-невидимки, они не говорят о своих переживаниях, не знают, где и как попросить о помощи. Фонд «Словом и делом» в Петербурге — первый в России стал помогать овдовевшим женщинам. Фонд работает с 2017 года и оказывает юридическую, социальную и психологическую помощь. За прошедший 2022 год в фонд обратилось 140 женщин. На примере наших героинь рассказываем, как после этого изменилась их жизнь.

«Мне казалось, все хорошо»

В 2005 году Милена Бойку стояла в аэропорте Москвы с четырьмя детьми — тремя приемными и родной шестимесячной дочкой. Они только что вернулись с Кипра, должны ехать в родной Лихославль. У семьи не было теплой одежды — ее должен был привезти муж Милены, но за несколько дней до их приезда он скончался во сне — острая сердечная недостаточность. Милена узнала об этом накануне вылета.

В аэропорту она позвонила родственникам мужа и услышала в трубке: «Ты нам не нужна, забудь этот номер». Женщина так растерялась, что не понимала, куда ехать и что делать.

Муж Николай был старше Милены на восемь лет. Она вышла замуж, потому что он был «таким же сумасшедшим»: хотел взять ребенка из детского дома. Вместе супруги прожили пять лет — немного, но очень счастливо.

С тех пор как Николай умер, Милена с детьми ни разу не переступили порога квартиры, где жили раньше — ее забрали родственники мужа. Жили в разное время на даче, у мамы, у друзей, снимали квартиру. Но очень скоро находиться в Лихославле стало невозможно: органы опеки угрожали отобрать детей — им не нужна «проблемная» семья на их территории; друзья пытались «успокоить» и говорили, что скоро она «пристроит» детей и найдет «мужика».

Милене не нужен был «мужик» — она хотела сберечь детей и решила уехать в большой город, Петербург, — ее родственница готова была приютить всех на первое время.

После смерти мужа Милена ни разу не плакала: считала себя очень сильной, и мало с кем о происшедшем говорила. Так и держала все в себе двенадцать лет.

— Мне казалось, что жизнь как-то наладилась: я самостоятельная, сильная женщина, другим даже могу помогать, — вспоминает Милена. — Но однажды в интернете мне попался фонд, помогающий вдовам. Заинтересовалась: не знала, что такие бывают. Решила сходить на психологическую встречу. И поняла: Боже мой, сколько боли внутри! Благодаря фонду я вернулась к той себе, которой была до всех трагических событий, — веселой, свободной, открытой.

Сейчас дети Милены взрослые, у нее есть внуки. Она снова вышла замуж и работает педагогом-дефектологом и специалистом по сопровождению людей с ОВЗ.

«Мало кто хочет работать с горем»

Фонд «Словом и делом» основали Елена Лепешонок и Александра Старостенко. Елена вдова, а Александра в 12 лет потеряла отца. Когда у Елены умер муж, она, работавшая в благотворительной сфере, осознала, что таких мест, куда сейчас она могла бы обратиться за помощью со своими запросами – нет.

— Существовали проекты, помогающие женщинам в разводе, но с вдовством никто не работал. Я стала интересоваться — почему, и оказалось, что пугает тема смерти, — объясняет Елена Лепешонок. — Я видела, как проекты, которые работали с горем, быстро закрывались: команды не выдерживали из-за эмоционального выгорания сотрудников.

Даже психологи не всегда готовы целенаправленно работать с темой горя: не знают, как защититься от переживаний. Найти психолога в фонд оказалось сложно. Поэтому теперь фонд проводит образовательный проект «Круг жизни» для психологов, соцработников и медработников — учит работать с горем.

«После первой сессии постригла волосы»

Муж Ирины Дрозд погиб в автомобильной аварии в феврале 2020 года, а на консультацию к психологу она пришла осенью. Детей у супругов не было. До обращения в фонд Ирина сидела дома одна, выходя на курсы по вождению и иногда на работу.

— Я искала «волшебную таблетку»: считала, если ее найду — меня отпустит, но ничего не помогало, — вспоминает Ирина. — Фонд нашла в интернете. Сейчас понимаю, что тогда была агрессивно настроена и отвечала психологу с раздражением. Но после сессии сразу пошла к парикмахеру. С февраля я этого не делала: муж хотел, чтобы у меня были длинные волосы, и я решила не стричься, это было как «подарок» для него. На самом деле это был якорь, который удерживал меня в прошлой жизни. После сессии с психологом сформировался вектор движения в сторону новой жизни, и я подстриглась.

Муж всегда говорил Ирине, что она самая красивая и любимая. После его смерти девушку поддерживала подруга, она умела подбирать правильные слова. Но однажды подруга аккуратно сказала: «Мне бы хотелось, чтобы ты стала такой, как раньше». Ирину это задело:

— Как я могу стать прежней, если в жизни случилось такое! А фонде всегда относятся с пониманием — здесь получаешь бережное общение, которого не хватает в жизни.

Ирина с благодарностью вспоминает групповую терапию — занятие проходили эмоционально, женщины делились опытом, как каждая справлялась, поддерживали друг друга, и количества горя внутри становилось меньше.

— В группе женщина видит, что она не одна, кто через это прошел. А среди своих открыться гораздо проще. Психолог направляет группу, следит, чтобы общение между участницами было уважительным, корректным, — рассказывает Елена Картавенко, психолог фонда «Словом и делом», о групповой терапии. — На индивидуальных же консультациях есть возможность обсудить то, что человек не хочет выносить на группу, прикоснуться к тому, что глубоко внутри.

Чего не понимает общество

От людей часто можно услышать: чем женщина в разводе отличается от вдовы? Обе остались без мужа. Разницу положений поясняет психолог Елена Картавенко:

— И развод, и смерть супруга — это потеря, процесс горевания идет и в том, и в другом случае. Однако в некоторых учебниках по психологии сказано, что отличие в этих состояниях в том, что потеря супруга — необратимый процесс, а развод может быть и не постоянной разлукой: у людей есть возможность что-то изменить, отец может продолжать общаться с семьей, помогать детям.

— Или мы, например, слышим: «Многие женщины растят детей одни, почему ваши не могут?», – добавляет сотрудник фонда Мария Маркова. – Конечно, люди говорят это не со зла: просто не понимают, что это очень сложно, когда вдове надо самой пережить горе, еще и детям помочь. В нашей стране считается, что женщины сильные, — еще со времен войны полстраны на их плечах держалось…

«Самые страшные слова: ваш папа умер»

В фонде есть детская программа. По мнению организаторов фонда, детское горе часто остается незамеченным, однако может иметь серьезные последствия во взрослом возрасте.

— Взрослые думают, что маленький ребенок ничего не понимает и не может переживать, — поясняет Елена Картавенко. — Но когда дети переживают смерть близкого, они теряют безопасность, замыкаются в себе. Поэтому для женщин с детьми фонд, например, предоставляет билеты в театр и на другие мероприятия. Выходить вместе — очень важно для семьи. Если раньше дети ходили на выходных куда-то с мамой и папой, то после трагедии они чаще всего сидят дома вместе с горюющей мамой. А мама считает, что не имеет права веселиться, или для нее это слишком дорого.

Кроме мероприятий, по мере возможностей фонд проводит для детей психологические консультации и сеансы арт-терапии, где ребенок может и невербально «поделиться чувствами», выплеснуть боль и услышать, что тяжелый период пройдет, он будет учиться, станет взрослым, выберет себе дело по душе.

Детским направлением в фонде занимается Мария Маркова. Она тоже вдова и обратилась в фонд сначала по юридическому вопросу: нужно было понять, что делать с машиной мужа.

— Когда находишься в горе, то не понимаешь, как, например, решить вопросы наследования: не во всех семьях это происходит мирно. Не знаешь, как оформить пенсии по потере кормильца. Самой разобраться трудно, сложно даже читать инструкции, потому что слезы постоянно застилают глаза, — делится Мария. — У многих женщин из-за уязвимости появляются страхи, что отнимут детей, квартиру. В это время нужен старший друг, который четко скажет, что нужно сделать.

Владимир, муж Марии, умер в 2021 году. Онкологический диагноз он от жены скрыл.

— Он умер — я не могла поверить. Я злилась на себя, и на мужа я злилась, швыряла вещи в стену. Потом осталось только принять случившееся, — делится Мария.

Ей тяжело было сказать о смерти детям. Старший сын все понял до разговора и ушел плакать в другую комнату. А с шестилетним Захаром мама с трудом нашла силы для беседы, но почитала психологов, которые рекомендовали: говорить надо.

— Когда веришь в Бога, то чуть легче, потому что есть надежда, что это не конец и человек где-то остается, — размышляет Мария. — Я объяснила Захару, что папа умер и живет на небе, но он всегда рядом. Это ужасно, когда перед тобой сидит маленький ребенок с открытыми глазами, и ты это все это говоришь. На удивление, Захар проникся историей о небе. Он до сих пор рисует картинки и ставит их на окно лицом на улицу, чтобы папа видел.

Психолог Елена Картавенко убеждена, что рассказывать детям о случившемся надо — тайны сильно влияют на отношения между близкими, создают дистанцию. Дети считывают умалчивание как предательство, доверие подрывается.

Но очень важно рассказать о смерти так, чтобы ребенок не почувствовал себя виноватым. Также не стоит создавать натуралистическую картину смерти — не описывать в подробностях, как все произошло и как мог выглядеть умерший. При необходимости такой разговор мамы с ребенком можно провести и в присутствии психолога фонда.

«Чувство вины — естественный этап переживания горя»

Нина Мерзоева познакомилась с мужем Таиром, когда ей было 16 лет — он был режиссером и старше Нины на 20 лет. В браке они прожили 17 лет.

Нина жизнелюб. После смерти мужа она понимала, что хочет жить, но чувствовала себя ужасно. У нее нарушился глотательный рефлекс: Нина почти месяц ничего не ела, только пила кипяток. А еще появилось чувство вины. Муж умер от осложнений диабета. Внешних признаков тяжелого состояния не было — только сильно болело бедро. Нина вызвала скорую, когда из раны потек гной.

— Я мучилась, что не отправила его в больницу раньше, — делится Нина. — Ощущение, что могла бы это предотвратить — очень тяжелое, справиться с этим самостоятельно невозможно.

Ей помогли подруга и сестра, которые напоминали, что на мужа было сложно повлиять, и если бы Нина вызвала скорую раньше, то он бы не поехал в больницу. А психолог фонда объяснила, чувство вины — это естественный этап проживания горя.

— Чувство вины при смерти близкого человека возникает всегда, — объясняет Елена Картавенко. — Оно по-разному проживается, появляется по различным причинам. Есть, например, чувство вины, которое возникает потому, что когда человек соприкасаемся со смертью близкого, рушится иллюзия всемогущества — люди думают, что могли предотвратить случившиеся.

Но помощь понадобилась не только самой Нине, но и ее детям, их у Нины четверо. Тяжелее всего было помочь старшему 15-летнему сыну Таиру.

— Муж умер, когда Таир пошел в 9 класс — в конце года ждали экзамены и выбор: идти в 10 класс или поступать. Но сын лег на кровать и ничего не делал. Он перестал учиться, с ним было невозможно разговаривать, — рассказывает Нина. — Так получилось, что я сказала ему о смерти отца по телефону. Его крик «как, как, как?» до сих пор звенит в ушах. После этого никакой реакции от него не было.

Я убеждена, что нужно помогать одновременно и маме, и ребенку, потому что в этом состоянии женщина — не мать, она развалина. Я тогда могла только приготовить поесть и отправить детей в школу.

«Почему мне не звонили?»

Когда супруг Ирины Жемчужниковой умер, друзья перестали ей звонить. Она вспоминает, как однажды шла с детьми в бассейн, светило солнце, а у нее катились слезы. Дети пытались успокоить, прохожие смотрели с удивлением. А Ирина чувствовала злость, обиду, ненависть к смеющимся парам, а еще непонимание, почему это случилось с ней. Настоящий хаос чувств. И не с кем поговорить.

— В период острого горя хотелось с кем-то разделить боль. Но, казалось, все только и заняты своим счастьем, а я словно выброшена из мира. Если раньше у меня была сложная ситуация, то она быстро решалась. А тут проходило 10, 20 дней, месяц, два — легче не становилось.

Ирина рассказывает, как позвонила маме директора на работе — он умер в молодом возрасте. Ей было все равно, что он был выше ее по должности — она искала общения. В соцсетях она общалась с женщиной-вдовой, но та не видела смысла в своей жизни. А Ирина жить хотела, и ей нужно было растить детей.

Она спрашивала у психолога фонда: «Почему от меня отвернулись подруги? Мы же с ними общались каждый день. На мне появилось клеймо?» Психолог объяснила, что окружающим страшно соприкасаться с горем, но это не всегда осознается. Чтобы поддержать человека, нужно не просто хотеть помочь, но и уметь помочь. Если человек ничего не может сказать, лучше так и обозначить: «Я хочу помочь, но не знаю, как себя вести». В таких ситуациях важно избегать формальностей, быть эмпатичным и искренним. Иногда даже молчаливое присутствие рядом помогает.

— Ситуация с друзьями разрешилась. Обиды не держу, понимаю, что они не знали, что сказать, — рассказывает Ирина. — В стране нет культуры горевания: никто не знает, как поддержать, куда обратиться. Такое чувство, что все в 80 лет умирают. Люди очень боятся темы смерти. Может, я сама раньше была такая? Сейчас — нет.

Чтобы «Словом и делом» смог помочь всем женщинам и детям, которые оказались в трудной ситуации, ему нужна поддержка. Сделать разовое пожертвование или подписаться на ежемесячное списание средств можно на этой странице.

Иллюстрации Екатерины ВАТЕЛЬ

Запись Почему вдовы XXI века стали невидимками впервые появилась Милосердие.ru.