ПОДРУЖКИ

Джорж Клаузен

       В конце лета, перед самой школой, выстояв очередь в сельском магазине, Шурина мама купила дочери на платье фланели — ткань, с одной стороны с ворсом, пушистая, с другой — гладкая. Расцветок тогда выбирать было не из чего, главное — материя плотная и тёплая. Проблема была другого плана — кто сошьёт? Одна хуторская портниха считалась дорогой, оставалась мама Любы Зеликовой, соседки по парте и почти подруги. В маленькой тесной передней комнате не в меру толстая тётя Ксеня долго крутила дочку своей приятельницы, снимала мерку. У Ксении была тяжёлая одышка и пучеглазие, говорили, что она болела водянкой. Ладно, рассуждала про себя Шура, пусть у неё в огромном животе вода, но неужели она добралась до самых глаз и теперь давит на них, чтобы вылиться наружу?

- Помимо водянки у Зелички ещё и зоб на шее, как она, бедная, ещё ходит, к тому же подрабатывает шитьём, чтобы прокормить детей.

       Шуре представлялось, что пища при таком заболевании попадала не в желудок, а в зоб, как у курицы. Потому и выпирала на шее круглая, как мяч, сумка.

       Вечером, засыпая на печи, Шура слышала, как мать со смехом рассказывала соседке через дорогу Марфе про Зеличкины болезни и вопросы дочери по этому поводу. Слухи по селу разносятся со скоростью звука, дошли они и до портнихи. Через неделю Люба, её дочь, принесла в школу скрученное в рулон платье с запихнутыми внутрь мелкими косыми лоскутами, дескать, заберите и на глаза мне не показывайтесь.

Инкатов Сергей

       Дома Шура с трудом натянула на себя обнову. Отрезная талия топорщилась на животе толстым жгутом, юбка до колен торчала пирамидой, не спадая фалдами. Какие ж фалды при такой толщине материала! Длинные рукава кончались обшлагами, как на мужской рубахе, воротник едва сходился на тонкой гусиной шее. Шура растерянно смотрела на себя в зеркало, стоящее на окне, залезала на табуретку, чтобы увидеть хоть что-то ласкающее глаз.

- Во зараза, куда ж она девала три метра материи? Обчикала со всех сторон! Постирать если, то и совсем не налезет, - дала оценку изделию разочарованная и обиженная мать.

     На смену недолгому огорчению к обладательнице нового платья пришло развесёлое настроение.

- Райка, - обрадовалась Шура явившейся подруге. - Ты помнишь картинку из истории «Древнего мира»? Там нарисованы египетские воины, стоят в ряд с луками, одетые в короткие юбки (пусть мне простит дотошный читатель, если это были персидские или, допустим, римские воины).

-Ну помню...

- Так вот у меня новое платье — точно такое же. Зеличка, наверное, фасон оттуда взяла.

       Натянув в руках невидимый лук, Шура в своём наряде торжественным маршем топала босиком по кругу, задрав высоко голову, как солдат при смене караула. Райка, схватившись за живот, от души хохотала.

       Довольная произведённым впечатлением, артистка дважды давала представление всему первомайскому крайку, всякий раз добавляя детали к своему наряду. Долго думали, что же надеть на голову, чтобы добиться максимального сходства с древними воинами. На картинке просматривалось что-то облегающее на передней части головы, но спускалось это «что-то» свободно на плечи, как кольчуга у русского богатыря. Шуре уже надоело паясничать, и решили нарядить Ваньку Любого, мальчишку помельче и года на два младше ( фамилия украинского происхождения с ударением на первом слоге). На голову ему надели дуршлаг, повернув ручкой вперёд. Лук он держал красиво, но вот досада, воин расхаживал босиком. Стали снова всматриваться в картинку. Икры ног у египтян были обтянуты своеобразными гетрами, переходящими в сандалии. Сделать гетры легче всего: быстренько отчекрыжили рукава на платье и натянули их на ноги; обшлага застегнули на щиколотках, а широковатый верх завернули под завязанную резинку. Воин получился хоть куда! Правда, в советских стоптанных сандалетах. В середине спектакля появилась Вера Сидоренко, по прозвищу Мушка. Её старшая сестра решила, что у древних египтян впереди строя шагал барабанщик, и выпустила младшую для демонстрации громкого действа. Прицепив на шею продярявленную кастрюлю, Мушка с усилием била ладонями по дну, смешно поворачивая голову то влево, то вправо.

       До Зелички конечно же дошли слухи о концертах детей в платье, которое она сшила для придурашной дочки Жердевых.

        Люба Зеликова была обидчивой, легко ранимой девочкой. Училась посредственно, но подолгу рыдала по поводу полученной тройки. Шура, будучи способной ученицей, особых усилий к учёбе не прикладывала: не получается решить задачу — и не надо, я лучше почитаю рассказы о животных у писателя В. Бианки.

      Контрольная работа по математике. Посмотрев на условие, Шура решила, что делать ничего не надо, потому что она не знает, как это делается. Открыв крышку парты, положила на колени книжку и в мыслях унеслась в далёкие леса Средней полосы России.

- До конца урока остаётся десять минут, - слышит она голос Лидии Ивановны.

       Посмотрела на соседку по парте, та старательно давит промокашку на законченной работе.

-Дай списать, я ещё успею.

       Не задумываясь, Люба услужливо подсунула тетрадь. Сдали работы вместе со всеми.

       На следующий день, открыв тетрадь, Люба завопила длинно и на самой высокой ноте. Крупными буквами с нажимом красовалась надпись: «Списала у Жердевой!». И рядом - головастая двойка с завёрнутым назад хвостом. А Жердева получила «заслуженную» тройку — Люба ошиблась в одном примере и последнем действии задачи. Невинно пострадавшая хлюпала в платочек целый урок. Начинается следующий, а она никак не может успокоиться.

- Люб, ну не переживай ты так, я завтра сама подойду к Лидии Ивановне и всё расскажу, она исправит тебе оценку.

Расхлюпалась, бедняга, никакие уговоры не помогают.

-Люб, а ты когда-нибудь видела, как собаки смеются?

       Заинтересованно повернула зарёванное лицо с натёртым красным носом.

-Не-е...

      Обрадовавшись, Шура начала старательно показывать, как они смеются. Растянув губы в ниточку и выставив зубы, водила головой из стороны в сторону. От плача истеричная девочка перешла, всхлипывая и икая, к громкому смеху.

- Что там у вас происходит? - встав из-за стола, строго спрашивает Мария Васильевна, с такой же фамилией, как у Шуры, - Жердева.

      Шура, сразу перестроившись, стала серьёзной и вдумчивой, сидит как ни в чём не бывало. А Люба не может остановиться и продолжает со слезами на глазах, закрыв рот рукой, не то хохотать, не то плакать.

- Зеликова, встань! Ну, постой до конца урока, раз тебе так смешно. Завтра приходи в школу с матерью.

      На следующий день во время урока половинка двери открылась, и в неё с трудом протиснулась запыхавшаяся, тяжело дышавшая родительница. Она, вращая белками глаз, с трудом говорила.

- Что же вы тут не можете разобраться? Это же та идиотка рядом сидит и всё подстраивает моей дочери — и смешит, и отвлекает, и списывает у неё!

-Выйди к доске, Жердева! Это правда, что говорит мама Зеликовой?

       Идиотка молча кивнула головой.

      Сварливую тётку невозможно было остановить. Все попытки учительницы истории успокоить родительницу ни к чему не привели. Шура боялась одного — разъярённая Зеличка подойдёт к ней и начнёт лупить при всём классе. И тогда Мария Васильевна, что-то тихо сказав, деликатно вывела правозащитницу в коридор. Вернулась она почти к концу урока.

   Виновница всего происходящего стояла у стены топившейся углём печки, раскрасневшаяся, с прилипшими ко лбу волосами, с висков на щёки стекали ручейки пота.

- Садись на место, - спокойно сказала Мария Васильевна. Запишите домашнее задание.

- Любка, зараза такая, я с тобой сидеть не буду. Попрошу классную, чтобы она нас рассадила.

       В ответ несчастная опять захлюпала носом. Не хочет, видишь ли, сидеть с кем-либо другим.

      Шура дала себе слово не то чтобы шутить с соседкой по парте, но даже и не разговаривать с ней. Приходила на занятия, как никогда серьёзная, надутая. Но быть внимательной и послушной оказалось трудно, если не сказать противоестественно. Душа тринадцатилетней девчонки пела и радовалась даже тогда, когда впору было плакать. Часто случавшиеся обиды и огорчения словно ветром сносило, несмотря на то, что их в детстве и ранней юности хватило бы на десятерых. Чтобы продержаться в «пришибленном» виде как можно дольше, она принесла с собой в класс наполовину исписанный простым карандашом блокнот большого формата и, не замечая вокруг себя ничего, писала два урока подряд.

-Что ты там пишешь? - не выдержала долгого молчания Люба.

- Что надо, то и пишу, ты вон внимательнее слушай объяснение урока, а то опять нажалуешься, что я тебя отвлекала.

- Не буду жаловаться, ты только не молчи, а то мне скучно и плакать хочется.

-Да тебе плакать как с горы катиться.

       Куда деваться, потихоньку стали переговариваться.

- Пишу роман, - призналась Шура. Вчера на печи при лампе почти до утра не спала. Про что? Про войну и о том, как девушка и парень, когда-то учившиеся в одной школе, встретились на фронте и полюбили друг друга

-Ой, ну не сердись, дай почитать...

       Люба почти вытащила из-под рук блокнот, исписанный на одной стороне листа серой газетной бумаги. Уткнулась носом и до конца уроков не поднимала головы.

-Любка, ты хоть домашнее задание в дневник запиши.

-Да, да... А что писать?

Наконец, закончив, подняла голову

-А здорово написано. Ты это всё сама придумала? Или где-то вычитала?

- Вот чудачка, что ж это за роман, если об этом уже кто-то написал?

      А название «произведения» Шура придумала не абы какое, а в форме придаточного предложения - «Когда цветут сады». «Это ж не то, что из одного слова, как «Каштанка» там, «Дубровский» или «Ревизор» - ни уму, ни сердцу, как говорят», - по-умному рассуждала известная писательница.

- Да-а, - соглашалась Люба, - у тебя, конечно, красивЕе.

     Шестой класс закончился для нашей героини более спокойно. Отличников и хорошистов в конце учебного года награждали уже не тетрадями ( их можно было купить теперь в промтоварных магазинах), а книгами. Шура получила сборник рассказов о животных и птицах с именами разных авторов. Просмотрев оглавление, она сказала приунывшей Любе:

- Я всё это уже читала. Хочешь, я тебе подарю эту книжку?

- Хочу, - заморгала мокрыми глазками подруга.

       Передо мной чёрно-белая фотография учеников шестого класса 1953 года.

      Девочки в пёстрых ситцевых платьицах, мальчишки в тёмных рубашках и ковбойках с коротким замочком и отложным воротником. Посередине три учительницы с сосредоточенными лицами. И все с букетами сирени. Какая бы школьная фотография в руки ни попалась, везде рядом Люба Зеликова, несчастная жертва своей неистощимой на выдумки подружки.

Автор неизвестен...

Март, 2013 г.