Гузель Яхина: «Я называю себя казанской писательницей»

Гузель Шамилевна, здравствуйте. Огромное спасибо, что нашли время ответить на наши вопросы сегодня. Я знаю, что ваш график расписан по минутам. Это потому что вы редко бываете в Казани или это дань востребованности, интересу к вам? Добрый день. Так получилось, что сейчас совпали несколько мероприятий: «Аксенов-фест», который начинается буквально через несколько часов, показ материалов фильма «Зулейха открывает глаза» – это тоже интересно, потому что фильм снимался здесь и сюжет первой части романа разворачивается в Казани. Все вместе сложилось в такой плотный график. Показ – что это такое будет? Кто организатор, что смотрим? Предполагалось, что мы смотрим первую серию 8-серийного фильма «Зулейха открывает глаза», что это будет пред-предпремьерный показ. Однако вчера ночью мне позвонили и сообщили, что, скорее всего, будет не первая серия. Она, видимо, оказалась не готова к показу, и, чтобы не показывать сырой материал, было принято решение показать монтажную нарезку. Это материалы фильма, которые показывают самые яркие, самые сложные эпизоды, черновой звук и это без видеоэффектов. То есть мы не увидим, например, как тонет баржа, потому что это еще необходимо создать, доработать на компьютере. И не увидим другие моменты, которые требуют графических эффектов. Но мы увидим интересные, эмоциональные моменты, и они сложатся в 25-28-минутный материал, ролик, монтажную нарезку, которая даст представление о том, что и как снималось, насколько убедительны актеры в образах, насколько был хорош оператор. Это все можно будет понять. Хотя, повторю, звук будет черновой, и в какие-то моменты будет заметно, что это некий черновой вариант. Красивая Казань на большом экране Многие казанцы наблюдали за тем, как фильм снимался, ездили в Семрук в Лаишевский район, здесь перекрывали центральные улицы для съемок. Мы сейчас увидим Казань? Да, мы увидим Казань. Может быть, не так много, конечно. Мы увидим что-то из того, что снималось, сцену с перестрелкой в 18-м году во время взятия Казани, насколько я помню. Но в самом фильме ее будет намного больше, будет понятно, насколько Казань кинематографична. Я уже рассказывала в Москве, что москвичам, ленинградцам, питерцам не привыкать видеть свой город на экране. А вот казанцам это, пожалуй, очень непривычно. И увидеть, какая красивая Казань на большом экране, – это очень здорово, потому что казанские съемки были самыми массовыми, в этом городе была снята самая масштабная сцена – это базар у стен Кремля в 1930 году, когда героиня романа, Зулейха, въезжает в город. Она впервые оказывается в этом городе и ошарашено смотрит на скульптуры, лепнину, фигуры под крышами домов и вдруг въезжает в этот импровизированный базар. Со слов съемочной группы, это была одна из самых сложных, многолюдных сцен фильма. Я пока видела черновой монтаж или, можно сказать, режиссерскую версию монтажа, и это сделано достаточно впечатляюще. Вы посмотрели все серии? Да. То есть впечатление о фильме сложилось? Да, но я говорю очень осторожно, потому что видела то, что можно назвать режиссерской версией – то, как режиссер представляет себе фильм. И мне это показалось очень симпатичным. Может быть, «симпатичным» - неправильное слово. Мне это показалось впечатляющим. Я очень болею за то, чтобы режиссерский монтаж остался в большей мере таким, какой он есть сейчас. А что может на него повлиять? Кто-то придет и скажет: «Тут вырежи, тут убери, а это адаптируй под вкусы каких-то людей»? Что может произойти? Мы все знаем, что фильм рождается несколько раз. Нужно понимать, что с одной стороны есть телевизионный канал, для которого важны рейтинги, важно, чтобы фильм смотрели. А с другой стороны есть режиссер, который так увидел историю, и этот спокойный и очень взрослый взгляд мне необыкновенно симпатичен. Наверно, нужно просто найти пересечение этих двух интересов, задач. Где это случится, я не знаю, но допускаю, что могут быть какие-то правки на монтаже, для того чтобы сделать повествование чуть более динамичным. Пока оно достаточно спокойное и пока, конечно, тяготеет к большому кино. То, что я видела, – это материал, смонтированный режиссером Егором Анашкиным. Он очень похож на полнометражный фильм, особенно первая серия, потому что в нем режиссер позволяет себе многие вещи, которые телевидение обычно не позволяет. К примеру, есть очень длинные молчаливые сцены, бессловесные совершенно, к примеру, когда в бане происходит общение Муртазы и Зулейхи исключительно глазами, такой немой диалог. Да и вообще всю первую серию Муртаза и Зулейха общаются, но общаются только взглядами и мимикой. Этот немой диалог, это то, что на большом экране обычно можно сочетать, так как зритель сидит в темном зале, он «привязан» к креслу и может просто погружаться в фильм, а когда телевизор, есть пульт… Просто переключает... Да, есть еще какие-то другие домашние дела, другие звуки, маленький экран и нет привычки все-таки, наверно, к погружению в фильм полностью, когда ты смотришь это на телевизионном экране. А вот эти молчаливые диалоги между мужем и женой – мне кажется, что это очень здорово, просто прекрасно, но вот вопрос, насколько они имеют право оставаться в телевизионном фильме. Не знаю, я бы оставила все, как есть сейчас. Или, к примеру, то, что режиссер и актеры очень нюансно работают, то есть актерскую игру можно назвать нюансной – нет проговаривания каких-то смыслов вслух и очень прямо, а есть действительно очень тонкая мимика, и вот та же Чулпан… Блестящая актерская игра Чулпан Хаматовой в роли Зулейхи Чулпан – это же вообще гений, мастер полутонов, мастер психологической игры. Это как раз все для нее. Вы говорили, что у вас была мечта, чтобы Чулпан Хаматова сыграла роль Зулейхи. Она сыграла, вы удовлетворены, вы счастливы? Я очень рада тому, что это случилось, и тому, как это случилось. Потому что Чулпан, мне кажется, необыкновенно убедительна, она очень аутентичная в татарских одеждах и особенно в первой серии, это такой странный, растерянный, ошарашенный взгляд странной девочки - полудевочки, полуженщины, полуслужанки, полурабыни – что-то такое скорее эмоциональное, чем рациональное. Это все Чулпан играет совершенно прекрасно. Было такое мнение, я его слышала, что Чулпан не сможет стереть из глаз высшее образование – у меня муж так и сказал: «Она прекрасная актриса, но как ты сотрешь высшее образование из глаз». Стерла? Стерла. Получилась совершенно такая девочка, которая не понимает, что с ней происходит, совершенно ошарашена происходящим и растеряна. А уже в последних сериях это взрослая, очень мудрая женщина. С совершенно иным взглядом, иным выражением лица, иными движениями, то есть такая взрослая, самостоятельная женщина. Эта метаморфоза, по-моему, сыграна блестяще. Скажите, когда мы уже увидим в телевизионной версии этот фильм? Дату, конечно, устанавливает канал. Пока она не определена. Хотя бы ориентировочно, месяц? Говорят, на осень. Осень уже наступила, сейчас она идет, а работы очень много, поэтому, наверно, это будет поздняя осень. Не знаю, я боюсь строить какие-то планы просто потому, что все решает канал и пока очень много впереди работы. Будем следить за рекламой тогда, когда начнется анонсирование этих всех вещей. Наверняка да, это все будет. Правки сценария и фильм требующий “погружения” Я думаю, вся Казань, весь Татарстан с огромным нетерпением ждут, когда это все начнет происходить. Какие у вас впечатления от работы на съемочной площадке? Каково вообще было ваше участие в фильме? Единственный раз я была на съемочный площадке ровно год назад – в сентябре прошлого года, это был первый съемочный день в Лаишево, в поселке Семрук. Больше на съемочной площадке я не была, потому что не хотела нависать над процессом, режиссером и над актерами. Всегда, когда была необходима моя помощь, я помогала. А с какими вопросами к вам обращались? В чем помогали? Дважды я читала сценарий, давала свои правки. Они касались самых разных вещей, начиная от мелких деталей татарского быта, которые, мне казалось, были не соблюдены даже в сценарии, и заканчивая крупными вещами – правдоподобностью исторических сцен, к примеру. Я просто давала свои комментарии, не было у меня задачи отследить, как все это будет – принято, не принято, я просто выступала скорее консультантом и высказывала свое мнение. Дальше актеры порой спрашивали какие-то вещи, кто-то захотел приехать в гости и попить чай, поговорить о роли, – такое тоже было. Я с радостью всегда отзывалась, когда было нужно, разговаривала. Какие-то вопросы были иногда у режиссера. С Чулпан общались вы? Да, общались. Тоже по запросу, здесь я старалась помогать, чем могу… Но не навязываться? Не мешать, да. Потому что, мне кажется, важно, чтобы фильм состоялся, как режиссерская, актерская работа, чтобы у этого фильма был автор, чтобы фильм был авторским. И пока то, что я видела режиссерскую версию, там есть дыхание вот этого авторского кино. Я даже не побоюсь этого слова, хотя мы и говорим о телевизионном сериале. Однако я уже перестала называть его «сериалом», я называю его многосерийным фильмом просто потому, что то, что я увидела, мне кажется очень похожим именно на фильм. Он очень хорошо держит форму и имеет атмосферу внутри, имеет очень спокойное течение повествования – то, что обычно характерно для авторского кино. И это фильм, который не заигрывает со зрителем, который не тащит за собой сюжет, там нет гонки за сюжетом – «вот сейчас мы покажем вот это, а потом вот это, а потом вот такой крючок, чтобы точно намертво зацепить и притащить». Это кино, которое, мне кажется, требует работы зрителя, размышления и погружения, то есть его нельзя смотреть «между делом», нарезая салат или наглаживая белье перед телевизором. Это нужно смотреть сидя, погружаясь в фильм, внимательно глядя на экран, потому что очень много визуальных решений, очень многое идет в кадре и не озвучивается потом сверху. То есть нужно быть в фильме – смотреть, не отрываясь, и при этом думать. Такое кино – для взрослого зрителя. Согласен. Гузель Шамилевна, но это же не ложится в канву тех сериалов, которые мы сейчас видим. Они же все либо с юмором – где-то выше где-то ниже пояса, где-то какие-то хохмы, либо это «менты» сплошные, либо вообще не понятно что. Зритель у нас не приучен к тому, о чем вы говорили. Вы не опасаетесь, что телевизионного “цепляния” как такого не будет? Здесь уже не мое решение, на самом деле, что оставлять из этой режиссерской версии, а что делать более приспособленным для телевидения. Это будет уже решение канала. Здесь я просто высказываю свое мнение, так горячо отстаивая режиссерскую версию. Просто потому, что она очень мне близка. Я не ожидала, что такое увижу. Это как препарировать, у живого организма взять отрезать какие-то куски или направлять их куда-то. Как вы вообще относитесь к интерпретациям вашего романа, ведь его же уже ставят театральные режиссёры. Например, Зулейха уже превращается в башкирскую девушку. Как вообще вы на это смотрите? С вами советуются? Авторские права какие-то берут или нет? Конечно, все делается с моего разрешения, дальше это оформляется договором, это юридический аспект, который должен соблюдаться и делается всегда строго по договорным отношениям. Лучшая спектакль по роману “Зулейха открывает глаза” для Гузель Яхиной и немецкий перевод книги “Дети мои” А творческий аспект? Это же уже тогда не Зулейха получается. Или все-таки Зулейха на сцене? Сейчас, получается, есть три постановки, которые осуществлены. Самая первая и самая главная для меня – это, конечно, была постановка очень серьезная в Башкирском театре драмы имени Мажита Гафури, то, что делал Айрат Абушахманов и, по-моему, сделал прекрасно совершенно. Я счастлива, что эта постановка случилась, что она случилась первой и что мы за нее взяли “Золотую маску”. Я искренне за них болела. Я дважды смотрела спектакль и посмотрела бы трижды. Это действительно авторский спектакль, и в нем есть огромное количество режиссерских решений – это полностью заслуга Айрата. Здесь я его уже спустя пару лет поздравляю с этой постановкой. Мне она кажется прекрасной. Есть постановка в Екатеринбурге. Это моноспектакль, совсем другая история – весь роман сжат в своеобразный монолог Зулейхи, и это одна актриса – Татьяна Савина – в очень камерной обстановке произносит этот монолог. В общем, за час она рассказывает весь сюжет от лица Зулейхи, и это тоже очень здорово получилось, как говорят. Я не могу оценить, сама его не видела. Я видела фотографии, мы общались с Татьяной, с режиссером. И третья постановка – это Новосибирский театр, где тоже была поставлена Зулейха, недавно состоялась премьера. Я тоже не видела эту постановку. Здесь для меня, конечно, важно, чтобы возникало доверие к режиссеру, который ставит, или к Татьяне – с кем мы общались, которая сама играет роль Зулейхи в моноспектакле. Мне кажется, может не получиться или точно не получится. Поэтому вопрос доверия. Когда мы общались с Айратом Абушахмановым, мне было понятно сразу, что он очень хочет, он горит, и что он не исковеркает сюжет совершенно точно. Мы с ним одинаково смотрим на события, которые происходили тогда, – наши позиции совпадают. И вот это неравнодушие, которое я в нем почувствовала к этой теме, оно и отражено в спектакле. Такое же неравнодушие я почувствовала к теме, когда мы общались с режиссером фильма Егором Анашкиным. Поэтому здесь главное – доверие, а как оно получается, уже посмотрим. Вот три постановки есть. Как вы видите дальнейшую жизнь вашего романа? Какие планы относительно вашего второго романа – «Дети мои»? Будут ли какие-то постановки? Какой вы видите дальнейшую жизнь ваших произведений? Мне кажется, это зависит совершенно уже не от меня. Книга живет, и здесь я могу только наблюдать, как это происходит, помогать по мере сил. Я рада, что эта история о Зулейхе живет дальше. Я надеюсь, фильм состоится. Очень жду, когда все это произойдет. Это пока главная веха того, что будет с историей о Зулейхе. Переводы романа о Зулейхе выходят, они будут выходить также еще и дальше, в 2019-м и 2020 годах. Конечно, проходят презентации этих переводов и за рубежом, есть возможность пообщаться с зарубежными читателями, или, скорее, покупателями книг, потому что многие из них еще не читали роман. То есть это первые встречи – скорее рассказ о книге и приглашение ее купить, нежели общение с теми, кто уже прочел. Что касается второго романа – «Дети мои», то не думаю, что он подходит для сценической постановки. Мне даже казалось, что этот роман невозможно снять в виде фильма. Главное препятствие этому – молчаливость главного героя. Он немой, молчит практически весь роман. Говорит лишь в первой и пятой частях романа, а потом это совершенно молчаливый герой и совершенно молчаливая среда. Поэтому мне казалось, что в виде фильма это вряд ли можно сделать. Но я рада, что режиссер Алексей Ефимович Учитель захотел экранизировать «Дети мои», и права ему переданы. Другое дело, что пока нет никаких сроков. Пока есть творческие планы у самого режиссера. Алексей Ефимович сейчас снимает фильм о Цое, и это только разгар творческого процесса. Потом в планах фильм о Шостаковиче и лишь затем о Якобе Ивановиче Бахе – герое второго романа, «Дети мои». Поэтому здесь пока неизвестно, когда и как это случится. Но планы предварительные есть? Да, есть подписанный договор, есть планы. Мы обсуждали, что, наверно, было здорово, если бы сыграли немецкие актеры, потому что все герои романа – немцы. Это было бы, наверно, правильно. Но как это сложится, мы не знаем, тем более что пока даже еще сценариста нет. Для меня сейчас очень важное случилось – 16 августа роман «Дети мои» вышел на немецком языке. На немецком он называется чуть-чуть иначе – «Дети Волги» (Wolgakinder). Это более удачное название для зарубежной аудитории. Для меня немецкий читатель в данном случае был особенным, потому что в романе речь идет о немцах. И вот то, как будет принят роман в Германии, для меня это сейчас большой вопрос, большая забота и волнение. В ближайшее время будет несколько поездок туда, в Германию, начиная с октября, для презентации романа и представления его немецкому читателю. Давайте вот еще о какой теме поговорим – как вы пришли в писательство. В вашей биографии описано, как вам пришлось преодолеть многое для того, чтобы признали и «Зулейха» попалась на глаза нужному человеку, который в нее поверил. Как вам удалось пережить этот момент, когда было много отказов и разочарований? Да нет, отказов на самом деле не было, просто было молчание, отказ был всего один. Молчание и есть отказ! Когда есть отказ сформулированный – это уже хорошо, это уже радостно. По крайней мере, ты получаешь некую обратную связь – ответ. Поэтому все-таки один отказ был, а в общем и целом я не могу сказать, что был какой-то необыкновенно долгий и тягостный период пробивания. Скорее это обычный путь, который проходят начинающие авторы. Мне здесь жаловаться не на что, более того, мне скорее очень повезло в итоге, поэтому я вряд ли могу как-то красочно описать тот период. Но вы изначально понимали, что ваша «Зулейха» – это явление на российской литературной сцене, что роман будет признан, отмечен премиями? Вы понимали, что у вас очень талантливое и хорошее произведение? В такое верить, конечно, сложно. Будучи человеком адекватным, я просто понимала, что мой текст, наверно, может быть издан. Я очень, чтобы его издали в обычном хорошем издательстве и чтобы это было сделано не за мой счет. Потому что тогда уже, в 2014 году, когда шел поиск издательства, можно было издаваться за свой счет – это уже было совершенно доступно и стоило не таких уж космических денег. Другое дело, что это был вопрос принципиальный, чтобы книга была выпущена издательством. Для того чтобы кто-то в нее поверил как в бизнес-проект, правильно? Слово «бизнес-проект» здесь не совсем мне нравится и не очень подходит, скорее речь идет просто о том, чтобы в книгу поверили и захотели ее издать, как часть издательской политики, и чтобы она понравилась, как текст. Вот в это мне хотелось верить, собственно, этим я занималась, это меня заботило. А все, что потом было с романом – это сверх всяких ожиданий, и было бы странно как-то в это заранее верить или об этом мечтать. Ваш опыт в пиаре помог при раскрутке романа? Никоим образом. Как-то вы участвовали в этом, или это все издательство делало? Нет-нет, я не имела совершенно никакого отношения к тому, что касалось продаж книги, здесь я подписала договор. Все это было сделано с помощью литературного агентства, которое в итоге и помогло издать книгу. Без агентства я вряд ли могла бы попасть в редакцию Елены Шубиной, потому что это мечта любого автора, на самом деле. Это издательство – номер один в России, и я не знала, как можно туда войти, может быть, как-то по знакомству. При помощи агентства текст «Зулейхи» туда попал, и больше я не имела отношения к этой маркетинговой технологии. Со мной, конечно, посоветовались, показали мне обложку, да, это было, обложка хорошая, совершенно замечательная. И, собственно. все. Дальше я просто рассказывала о книге на встречах, только такой вклад в продвижение был. Больше никаких не было с моей стороны ни попыток, ни желания поучаствовать в этом. Мне кажется, такие вещи, они разделяются – невозможно быть писателем и маркетологом. Есть один человек, который совмещает в себе эти две вещи – это Александр Цыпкин, который сам занимается собой, как бизнес-проектом. Он самостоятельно занимается пиаром собственных книг. Вот он профессионал большой, и вот здесь – это, пожалуй, уникальный случай. Во всем остальном, авторы, скорее люди достаточно закрытые, интровертированные и не склонны вообще к продвижению собственных книг. Общение с молодежью, электронные книги и татарская классика Как вы считаете, ваш язык понимает молодежь? Вы же встречаетесь с молодежью? Какие вопросы они задают, как воспринимают? Я просто получаю письма от более молодых, юных читателей – это очень радует. У меня было несколько встреч, совершенно замечательных, с юными писателями, которые еще учатся в школе, и это тоже были очень интересные встречи, то есть я не могу пожаловаться. Я все-таки не погружена в язык современной молодежи. У меня есть дочь, ей 15 лет, она, собственно, относится к этой самой молодежи, притаскивает с собой из школы какие-то слова, и это действительно очень необычная лексика – это слова англицизмы, это слова из корейского, японского языков. В общем-то, мне кажется, что дети очень гибкие, спокойно воспринимают литературный язык и тот язык, на котором они общаются. И вообще язык очень живая субстанция, поэтому, мне кажется, это интересно. Тот язык, на котором они разговаривают, очень интересен, но я в него не погружена. Со мной дочка говорит на обычном классическом русском языке. А что вы дочери советуете читать? Она у вас читает? Да, она человек читающий, ей 15 лет, и она теперь уже, пожалуй, сама определяет свой список чтения. Сейчас она в таком возрасте, когда советы прямые, в лоб, работают не очень хорошо, и пожалуй лучше работает, мы такое практикуем уже несколько лет, ненавязчивое оставление книжки где-нибудь на подоконнике. Вот тогда ребенок может заинтересоваться, есть шанс увлечь его такой книгой. Стоит просто коротко упомянуть о чем-то и поставить книгу на полку рядом с ее книжками, и вот тогда, самостоятельно решив ознакомиться, она может ее прочитать. Сейчас, пожалуй, большую часть текстов она потребляет, конечно, из Интернета, она сама ходит, ищет – это и какие-то статьи из Википедии или каких-то других ресурсов подобных, и также литературные тексты. А вы сами как читаете – в Интернете или все-таки бумага? Знаете, я очень спокойно отношусь к электронным книгам, я их читаю даже с удовольствием. Я проводила над собой эксперимент несколько лет назад и отказалась на три месяца от печатных книг, решила попробовать, что это такое – жить всегда с электронной книжкой и приучить себя к этому. Просто потому что читать в электронном виде читать было некомфортно, неудобно, неприятно – этого совсем не хотелось. А в итоге этот эксперимент помог переключиться на электронное чтение, и теперь к чтению в электронном формате отношусь очень спокойно. Более того – люблю это дело. Если мне предложат на выбор, мне будет не то чтобы без разницы, конечно, книгу приятнее полистать, но если выбирать: взять с собой в самолет несколько книг или один планшет со скачанными книгами, то, конечно, удобнее взять планшет. Поэтому я спокойно читаю в электронном формате, потому что у меня всегда с собой планшет и закачано то, что мне всегда хочется прочитать. Конечно, надо сказать, что в электронном формате книга читается по-другому. Мне кажется, что электронный формат предъявляет очень жесткие требования к автору. Когда есть бумажная книга, само перелистывание страниц, тяжесть книги, запах бумаги, иллюстрации, обложка и шрифт, которым напечатан текст, — все это удерживает внимание читателя и не дает отложить эту книгу. Когда у тебя в руках есть только маленький скользкий экран, на котором есть буковки, то тогда текст должен быть очень интересным. Если текст читается с экрана так же хорошо, как и в бумажном варианте, значит это очень хороший текст. В электронном формате очень хорошо видно структуру, а если она рыхлая, то книга читается гораздо тяжелее. Здорово Вы дали это определение. Знаю по себе — «Зулейху» я прочел на телефоне. «Дети мои» я уже купил. Скажите, а знакомы ли Вы с татарской классикой и современными татарскими писателями? Знаете, главное знакомство с татарской классикой произошло все-таки в школе. Это были уроки татарского языка, которые я вспоминаю с теплотой. Конечно, главный Габдулла Тукай. Здесь я совершенно не буду оригинальной. Что же касается современной татарской литературы, то я с ней знакома очень слабо. Признаюсь, не знакома совсем. Я читаю и пишу по-русски, уже ровно половину жизни живу в Москве. Поэтому в общем-то я не внутри татарского литературного процесса и не очень хорошо в нем разбираюсь. То есть вы русский писатель с татарскими корнями? Не знаю, как насчет русской, но я называю себя казанской писательницей. Здесь, в Казани, и русская, и татарская культура живут равноправно, поэтому мне ближе определение «казанская писательница», несмотря на то, что половину жизни живу в Москве. Пишу я только по-русски, и весь корпус классики был прочитан только по-русски. В литературном плане русский для меня главный язык. Отношение к критике татарской интеллигенции и встреча с французскими школьниками Вы в курсе, что вас не просто восприняли некоторые местные деятели? Были дискуссии в Интернете, за некоторые вещи Вас критиковали. Как Вы восприняли эту критику и как относитесь к критическим высказываниям в целом? Не могу сказать, что совершенно безболезненно. Это было бы ложью. Конечно, есть моменты болезненные, но, с другой стороны, я понимаю, почему такая критика возникает. Я с почтением отношусь к тем, кто высказывается и делает это уважительно. Я благодарна им просто потому, что дискуссия, которая возникает, поддерживает интерес к книге. Спасибо за эти высказывания. Например, кто-то сказал, что такой роман не могла написать женщина. Это комплимент, я считаю. Кто-то по пунктам перечислил те моменты, которые показались неправильными и недостоверными, не аутентичными в татарской части романа. Об этом тоже можно рассказывать на встречах и объяснять, что эти обвинения несостоятельны. Другое дело, что мне кажется неправильным вступать в такие заочные диалоги, дело автора – написать текст, я его написала: «Мне кажется, что я написала с любовью к татарскому, и что я сделала это достаточно уважительно к истории». Насколько можно было это сделать, была соблюдена и историческая часть, и этнографическая. Я с удивлением и с радостью обнаружила, что это очень интересно за рубежом. Были удивительные встречи, когда мы долго говорили с зарубежными встречами о татарах. Они интересовались, кто такие татары. В 90-е годы я тоже много общалась с иностранцами, это предполагала работа. Название «Казань» вызывало лишь одну ассоциацию – «это, наверно, Казахстан». Тогда людям приходилось пояснять, что это разные вещи. Сейчас Казань знают больше, но все-таки слово «татары» по-прежнему вызывает вопросы. Например, в итальянском языке Зулейха даже не татарка, а «тартарка». Все потому, что в итальянском языке слово «тартары» гораздо более известное, чем «татары». Приходится пояснять, что раньше была великая Тартария, а сейчас Татарстан – это территория России, а татары уже не кочевники. Что это люди с богатыми культурными традициями, которые живут на Волге. Рада, что люди за рубежом интересуются. В апреле этого года была замечательная встреча, которая проходила со школьниками 15–16 лет в лицее. Это было в Северной Франции, в маленькой деревушке. Меня пригласили пообщаться о романе «Зулейха». Я не понимала, как строить разговор. Это же французские дети, им по 15 лет. Да, им купили эту книжку. Наверно, они ее прочитали, но как рассказывать? О чем? Я не понимала, как это сделать и как провести эту встречу. Оказалось, что все было задумано совсем иначе. Не я выступала, а дети. Они исполнили танец на татарскую народную мелодию. Спели, показали подборку фотографий Казани в 30-е годы и рассказали о раскулачивании. Даже поставили какие-то сценки из романа. Было жутко трогательно, а разговор происходил с заинтересованными людьми. Я рассказывала детям, которые очень внимательно прочитали книгу и даже поставили по ней мини-спектакль. Состоялось удивительное общение, где я была больше зрителем, чем выступающим. И все это в Северной Франции. Ошибки Википедии и неудавшийся сценарий фильма о войне в Туркестане Гузель Шамилевна, расскажите, а что же дальше? Над чем Вы работаете? Что мы сможем увидеть? Пока преждевременно рассказывать, я бы очень хотела написать третью историю. Если это получится, было бы здорово. Если не получится, значит, нет. Строить какие-то планы, мне кажется, не очень правильно, а рассказывать о них тем более. Но Вы пишете? Да. Это самое главное, потому мы, как читатели, ждем третьей истории, а тут все только от Вас зависит. А как идет Ваша сценарная работа? Нет, я этим не занимаюсь. В Википедии написали, что я сценарист, но это не совсем корректно. Да, у меня есть сценарное образование. Я заканчивала Московскую школу кино, у меня есть диплом, второе высшее, но не больше того. Тогда я хочу спросить, почему Вас, как сценариста, не привлекли к экранизации «Зулейхи»? Приглашали, но я сама отказалась. Я бы не смогла свою историю так порезать, это было бы чересчур нервно и эмоционально затратно для всех. А что касается сценариев, то был один проект, который очень мне дорог. Мы над ним серьезно работали, другое дело, что дальше разработки не пошло. Но есть готовый сценарный пакет, есть полностью прописанный сценарий первой серии и развернутый синопсис семи последующих. Это фильм о гражданской войне, о Туркестане в 1919 году. Есть историческая основа, но весь сюжет придуман. Получается такой истерн – приключенческий сюжет, который происходит у нас в Советском Туркестане. Человеческие драмы и “Таткнигоиздат” Казань же интересна в плане историй. Одно озеро Кабан с его сокровищами чего стоит. Или история обретения и утраты Казанской Божией матери. Такие вещи из истории Казани Вас не интересуют, не вдохновляют? Это, конечно же, очень интересно, но писать нужно о том, что тебя очень волнует. Это вряд ли приключенческий сюжет, вряд ли я являюсь человеком, который пишет о приключениях или расследованиях. Я скорее склонна к человеческим драмам, поэтому важно, чтобы сошлось несколько интересов. Не только интерес к истории родного края и к какому-то отдельному объекту культурного наследия, а чтобы был еще и человеческий интерес. Нужно, чтобы из пересечения этих интересов выстраивалась история. То есть история человека в каких-то обстоятельствах, а не наоборот? Да. Какие взаимоотношения у Вас с казанскими издательствами? Есть “Таткнигоиздат”, совершенно замечательный, здесь стоят книжки, к которым я очень трепетно отношусь. Это книжки моего детства, я на них выросла. Я совершенно счастлива, что «Таткнигоиздат» захотел издавать «Зулейху», и благодарна тому, что это случилось так быстро. Потому что ровно спустя 12 месяцев после выхода оригинального романа вышел перевод. Это очень быстро, совершенно стремительно. Другое дело, что это один такой проект, а с другими казанскими издательствами я не общаюсь. Когда Вас ждать в следующий раз? На премьере сериала? Я периодически приезжаю по личным делам, у меня тут родственники. А в связи с премьерой… Даже не знаю, давайте дождемся. Я желаю Вам удачи, спасибо огромное. Спасибо большое, благодарю.