Знающий человек
... Отца я слабо помню. Говорят, что трактористом был. Ехал как-то с санями, гружёнными лесом, что за рекой, да и провалился под лёд. Тело зимой не искали, да и кому искать-то, если мужиков раз-два и обчёлся, одни старухи столетние да бабы с детьми мал-мала меньше. Трактор по весне, после паводка подняли, да не было никого в кабине-то. Участковый всё бумаги какие-то писал, подписывать всем совал, ну, а раз нет тела, то нет и дела, а там дела-хлопоты, сенокос, уборка, так и позабылось всё.
Зимой, до школы в избе всё сидели по полатям, валенок две пары на пятерых, да и те до вечера у старших, что в школу ходили, а малышня да хворые босиком да в чунях пробегутся от печки на крыльцо до ведра, до ветра-то, и опять наверх, в тепло. Книжек никаких особо не было, подшивка журнала "Огонёк" за 1969 год, пару календарей отрывных и книга конторская бухгалтерская, вдоль и поперёк изрисованная замусоленным химическим карандашом.
Так и выросли мы у матери все впятером. Брат старший, Сашка, в армию на флот попал, да так там на Дальнем Востоке и остался, только письма от него приходили несколько раз, сестра младшая сначала на дорогу железную пошла, проводницей устроилась, потом в Москву уехала, замуж вышла-развелась, потом за границу уехала-вернулась, опять уехала и лет уж десять, пожалуй, ни слуху ни духу от неё.
А я после восьмилетки в город подалась, специальность приобрела, на фабрике работала, начальник цеха у нас вдовый был, ну, глаз на меня положил, сначала то, сё, а потом и замуж позвал. Ну и что, что на 10 лет старше? Зато и квартира своя и машина и должность у человека хорошая. Дачи нет, правда, да и зачем она, если до деревни-то до маминой по трассе километров тридцать до райцентра нашего, а там поселковой ещё десять, вот ты и на месте. Автобус, правда утром-вечером всего три раза в неделю, почта в соседнем селе, водопровода отродясь никогда не было, а газу и прочим излишествам типа воды горячей в деревне сызмальства никто приучен не был. Электричество ещё лет двадцать назад провели, телевизор есть, а без интернета неделю-другую в отпуске провести даже полезно, я так считаю.
Звали мы, конечно, маму в город жить, чего там в глухомани кикимор да леших пугать, с другими старухами байки друг дружке про домового сказывать, но она наотрез отказывалась уехать от курей своих, корову по возрасту не держала уж лет пять как, да и не для кого, а поросят пару штук держала. Одного для нас с Димкой, а другого для себя, да и плохо себя в городе она чувствовала, но всё не по себе ей там было. Пожила как-то раз у нас с полгода, да и назад вернулась.
... А лет восемь назад появилась у них в деревне старуха-Потылиха. Откуда пришла, никто не знает. Сначала пожила два года в заброшенной сторожке на порушенной ещё при Союзе МТС, а потом перебралась в баню на Савкином подворье. Савка помер, дети его только летом в деревню приезжали, да и то не каждый год, в дом не ходила, дружбы особой ни с кем не водила, огорода у неё отродясь не было, в магазине только чай брала, соль-сахар и по мелочи чего. Бабы деревенские её не особенно привечали, а уж когда коза, чёрная как смоль, у неё появилась, да клички у козы не было, но прозвали её все деревенские почему-то Гингемой, так и вообще ещё сторониться начали.
Но познакомиться мне с ней удалось только осенью, два года назад, когда мы привезли маме на зиму полный багажник круп, сахара, стирального порошка, мою старую шубу, новый пуховик и одеяло, а назад собирались увозить свинину, варенья-соленья и сушёные грибы. Выворачивая к дому, недалеко от Потылихинской баньки, наша старенька машинка пошла юзом на глинистом повороте, мы довольно крепко засели в одной из деревенских луж, муж, матерясь вырубал в хвойнике слегу, я таскала хворост под колёса, машину особо не повредили, но провозиться пару часов в грязи пришлось.
Потылиха появилась на нашем дворе совсем внезапно, сухая, горбатая, седыми волосами, выбивающимися из-под выцветшего платочка, опираясь на сучковатую клюку. А в руке, - обшарпанный веник, метла-метлой. Ну ни дать ни взять - баба-яга. И прямиком двинула к мужу, размахивая клюкой, шамкая и брызгая слюнями:
- А почто колёсами своими дорогу-то на повороте всю поразбил? Места другого не нашёл? Как теперь к колодцу пройти?
Муж уставился на старуху, явно не понимая причин её агрессии. А у калитки на крики моментально нарисовались соседки Мартьяновна и Верка-сусля.
Верка была старше меня лет на тридцать, всегда была старой бабкой, откуда и почему у неё появилось такое прозвище, никто и не помнил, а настоящую её фамилию или отчество я никогда и не знала. В деревнях всегда так, как приклеится меткое прозвище с босоногого беспорточного детства к человеку, так и тянется за ним всю жизнь, не записанное ни в какой паспорт, сопровождая его до самого погоста, переезжая вместе с ним иногда даже и на другой конец страны.
- Вот, придёт кошка, чёрная к тебе чёрная, в ночи придёт и пусто тебе станет пусто, ноги-руки твои поотсохнут... - завыла утробно-заунывным голосом Потылиха, порывшись по карманам, достав кусок угля одной рукой и тыкая обломками иссохшегося веника в лицо мужу другой.
Тщедушная Верка-сусля охнула и начала и начала прятаться за дородную Мартьяновну. Муж широко улыбнулся, сначала взял уголь, и бросил его на землю. Дворовая лужа, которую я помнила с детства, чавкнув, с радостью приняла подарок. А прутики веника хрустнули у него в руках и отправились вслед за угольком.
- Шла бы ты, старая, покуда я тебе о горбину лопату-то не обломал. Да некогда мне, день к вечеру, ехать нам надо, так ещё и полоумным всяким поджопник выписать бы не грех. Не до тебя сейчас, ковыляй по-малому.
Он развернулся и направился к машине, вынул оттуда два громадных бумажных пакета, и начал грузить мешки с салом-мясом и банки с солениями.
Потылиха метнулась к калитке, Сусля ухватилась за Мартьяновну, испуганно открыв рот, а моя матушка, мелко крестясь, тихонечко зашептала: "Ох не к добру, не к добру, как бы не было худа...".
- Мам, мы тут на днях столовую старую на фабрике разбирал, так работяги там пару мешков с остатками гречки и пшена нашли, на вот, курицам возьми. Старое оно, но курицам наверняка пойдёт. Верка завистливо косилась на мешки, Мартьяновна шумно тяжело дышала, обдумывая услышанное и увиденное.
... Так бы и забылась вся эта история, но к Новому Году мы по обыкновению зимой всегда ездили в деревню. Обычно привезти что-нибудь по-малости, да и запас грибов-варений обновить. И не успели мы даже чаю попить, двигатель остыть не успел, как в дверном проёме нарисовалась Верка-сусля собственной персоной:
- Митенька, здравствуй, родимый, а что я тебе принесла-то!
Из старого лукошка Верка ловко вывернула литровую бутылку с литровым самогоном, брякнув ею о столешницу, а лукошко поставила к печке, на лавку.
- Ты вот по за тот раз матушке-та, тёще-та своей крупу привозил, помнишь? Так несутся у неё куры-та ейные, как оглашенныя... А Мартьяновна померла, вот как есть на ноябрьские-та и преставилась. Так я перловки принесла, ты уж и моим и моим посыпь-ка, касатик... Затататакала Сусля североархангельским говорком, почему-то подхихикивая и как-то заискивающе. Муж поморщился, потому что знал, что мне не по нраву, когда в моём присутствии маму называли тёщей.
- Да не пью я совсем, да и с какого перепугу я чужих кур кормить-то сподоблюсь? - недоумевал муж.
Но Верка-сусля не унималась, казалось, она его даже и не слышала.
- А Гингема потылихинская следующего-та дня в старый колодец провалилась и потонула, а Потылиха побежала её доставать, так о порог запнулась, руку-та поломала, день помаялась, в район съездила, гипс там ей положили-та... И съехала она от нас, начисто съехала кудой-то, никто и знает. Я тут соли пачку принесла, тебя дожидалась, ты уж тропку к крыльцу моему солью посыпь, не серчай, и к колодцу посыпь и по-за тыном. А за самогон прости старую, что не беленькая, откуда мне старухе на заводскую денег-та взять? Пенсии сам знаашь, какие у нас...
Верка подскочила с лавки и, пятясь задом, не переставая кланяться, часто крестясь, выкатилась из избы.
... Поутру я проснулась от того, что хлопнула входная дверь. Рассвело, а светает зимой поздно. Откуда-то с улицы пришёл муж, неся в руке две пары добротно связанных банных веника.
- Откуда богатство такое? -полюбопытствовала я.
- Сусля вот в дорогу дала. Примета говорит хорошая... Я это. Короче посыпал я там всё солью и куриц покормил. Дурость, конечно, но старая же бабка, мне не сложно, а ей приятно.
К вечеру следующего дня нам лежала дорога к дому. За обедом я, давясь от хохота, рассказала всё матушке. Матушка внимала, потряхивала головой, собирая на стол, но во всех её движениях её движениях читалось какое-то неодобрение. От взгляда мужа это не ускользнуло.
- Мам, вы не переживайте, честное слово, ну старая она, тёмная, ну не мог же я ей отказать!
- Конечно, конечно... Как постороннему человеку соль по-над тыном посыпать, так завсегда пожалуйста, а своим-та нет, своим ещё ходить-просить-кланяться надо! - внезапно вызверилась на Димку мама, внезапно превратившись в тёщу.
- А может, ещё росную траву мне помять, да лягушек посушить, да и в ступке истолочь? - как-то совсем не к месту заржал муж.
- Лягушек сушить-толочь на майские надо, а траву росную на Иван-Купалу положено. Вон, бородишшу-та отрастил, а дитя дитём неразумное... - внезапно другой стороной открылась нам матушка.
Муж икнул, полез на полку за солью, сунул ноги в старые опорки и исчез в дверях. В окно я видела, как он, изображая сеятеля, трусил солью по тропкам, под забором, у забора и у порога.
Назад мы ехали молча, он улыбался в усы, мотал головой и тихо, про себя, чтобы не услышала я, матерился и много курил.
- Сам пошёл, сам кормил, сам солил, вот теперь и отдувайся - издевалась я над ним.
А матушка приехала к нам гостевать в июне, за курями и поросятами недельку Верка обещалась походить.
- Бабы-то наши в мае всех лягух в деревне поизвели, а на Купалу росы оббивать собрались. Ты уж не взыщи, дорогой, но в октябре ждём тебя, ждём, без знающего человека-то в деревне никуда, сам зна-ашь!
И что теперь? Придётся ехать...
(с) Ада и Дмитрий Петровы