Андрей Курпатов: Свобода в опасности. Беседа с Дмитрием Волковым

Существует совершенно нелепое заблуждение, что, мол, философы — это такие занудные, погруженные в себя крючкотворы. Чушь. Изощренный мозг — та еще штука! Чего только великие философы не вытворяли: они — от Платона до Маркса — строили государства-утопии, как Декарт и Монтень героически захватывали города, как Фуко поддавались безудержным страстям, как Фалес наживали колоссальные средства и как Витгенштейн сорили целыми состояниями. Вообще говоря, это совершенно удивительная публика! Что, впрочем, и понятно, потому что у них — у хороших философов — блестящие мозги.

Собственно «мозги» и стали сейчас той передовой, на которой сражаются лучшие умы человечества. Это наш новый Святой Грааль. Новый, потому что только теперь, наконец, мы смогли в него влезть. А то, что в нем обнаружилось, и впрямь поражает воображение. Мы открываем вещи, о которых раньше и не догадывались. Плюс мы точно теперь знаем, что все не так, как нам кажется. Царство многовековой иллюзии, лежащей в основе всей нашей культуры, а еще общества и самой этой цивилизации, рушится на глазах. Это действительно захватывающе! Наступило время философов. А этого почти никто и не заметил… Впрочем, это тоже сугубо философская тактика.

Дмитрий Волков скромно пишет в своем профиле на «Снобе», что, мол, окончил философский факультет МГУ, написал книгу «Бостонский зомби. Д. Деннет и его теория сознания», стал сооснователем «Центра исследования сознания», поддержал то, другое, третье… Прочтешь и пожмешь плечами — ну, типа, с кем не бывает?

Не видно за этими сухими строчками, что перед нами автор возможно лучшего на сегодняшний день и причем по-фейнмановски изящного русскоязычного текста о состоянии дел на той самой передовой, где философы вскрывают тот самый Святой Грааль. Не поймешь и того, что «ЦИС» — это не какая-то местечковая конторка, каких у нас гигантское множество, а настоящий научный центр мирового уровня.

Кстати, все эти замысловатые фамилии внизу того же «профиля» — это самые крутые современные философы, с которыми Дмитрий Борисович дружен. Да и еще катает их на яхтах по океанам — к Гренландии, например (я же говорил, философы — те еще затейники!). И, кстати, может себе это позволить, потому что параллельно с работой над докторской по философии развивает большой IT-бизнес, продолжая тем самым старейшую философскую традицию (о чем нам рассказывает еще Аристотель на примере Фалеса) коммерциализации интеллекта.

Наконец, в этом «профиле» есть еще и имя Олега Кулика (которого, вероятно, знают у нас лучше, чем Дэниела Деннета). И я, конечно, могу сейчас, в связи с этим упоминанием, рассказать отдельную историю об огромной механической обезьяне в клетке, ведущую многовековой философский дискурс посреди пустыни Black Rock Desert на фестивале современного искусства Burning Man. Только боюсь, читатель и правда решит, что я над ним издеваюсь. Но да, это тоже Дмитрий Волков-продакшен. И удивляться здесь нечему — просто речь идет о настоящем философе.

«Свобода в опасности» — слова Дмитрия Борисовича Волкова, прозвучавшие в одном из его последних публичных выступлений. Но поскольку это совсем не то, о чем все, вероятно, подумали, мне и захотелось именно об этом с ним и поговорить.

 

Андрей Курпатов:

«Философия сознания» — большая область философских исследований. Тут и само сознание изучают, и отдельные ментальные способности человека, а еще — искусственный интеллект, философию языка… Почему из всего этого огромного спектра тем вас заинтересовала частная, казалось бы, проблема «свободы воли»?

Дмитрий Волков:

Представьте, что в какой-то момент все начинает идти наперекосяк. Карьера не складывается: профессия, которую вы выбрали, оказывается совсем не подходящей вашему темпераменту. Пусть кому-то нравиться убеждать клиентов покупать ненужные услуги, но явно не вам. Не складывается личная жизнь: та, с которой вы встречаетесь несколько лет, оказывается, не разделяет ваши главные ценности. Как вообще вы могли думать заводить с ней семью? Вы становитесь раздражительным, вас больше не устраивают даже старые друзья: «А я-то надеялся, они меня понимают». В полном отчаянии и досадой на принятые ранее решения вы обращаетесь к психологу.

И вот на приеме после анализа результатов обследования психолог невозмутимо заявляет: «Сочувствую, конечно, но причины ваших бед совершенно прозрачны. Вы действительно постоянно принимали неправильные решения. Но в этом вы совсем не виноваты. Просто в какой-то момент ваш мозг стал полностью управлять вашими действиями: все ваши мысли, желания, убеждения целиком продиктованы состояниями мозга. Это патология, но с ней нужно смириться, и со временем вы почувствуете облегчение. Ну и я вам тут прописал еще успокоительное. На ночь, одну таблетку под язык».

Прием заканчивается, вы в растерянности покидаете кабинет. Как теперь пойдет жизнь? Что в ней изменится после такого важного открытия? Размышления прерывает звонок телефона — это опять рассерженный менеджер отдела продаж. Она напоминает, что план не выполнен и «премии всем бездельникам не видать». Вы начинаете оправдываться, но тут же вспоминаете, что вина ведь не ваша: «Мозг, проклятый мозг во всем виноват. Меня просто контролирует этот мозг. Нужно научиться с этим жить». Что ж, осталось самое малое: осознать, что во всех невзгодах вы не виноваты, и убедить в этом остальных, всех, и этого менеджера тоже.

Это вымышленная ситуация. В философии такие ситуации называются мысленными экспериментами. Они служат философам для того, чтобы обнаружить проблемы в наших обыденных представлениях. И вот эта ситуация тоже позволяет обнаружить некоторую проблему — несочетаемость свободы и детерминированности физического мира. Итак, мозг — это материальный объект. Состояния мозга детерминированы (определены) его предыдущими состояниями. Все предыдущие состояния определены еще более ранними состояниями и воздействиями внешнего мира. И так до бесконечности. Цепочка причин уходит далеко за пределы рождения. Таким образом, причины всех событий в вашей жизни лежат за пределами вашей жизни. Но как тогда можно нести ответственность за какие-либо действия? И кому тогда принадлежат решения, которые вы «якобы» принимаете? Если эти решения были предопределены задолго до вашего рождения, как вы можете нести за них ответственность? Это и есть философская проблема свободы воли. И она только на первый взгляд может показаться частной проблемой, она касается всех, ведь нас всех контролируют мозги.

Мы сталкиваемся с философской проблемой свободы даже в обыденной жизни. Когда кто-то совершает ошибочное действие, он указывает на причины. Виноваты причины. Но ведь у каждого события есть причины, и они исчерпывающим образом диктуют следствия! Это звучит логично. На курсах по личностному росту вам говорят: «пора взять ответственность за свои неудачи. Перестаньте ныть и обвинять во всем мир». Это тоже звучит логично. Но кто тогда прав? Здесь прямое противоречие. Вот в этом проблема свободы воли, и именно поэтому она не абстрактная, а даже очень личная, она касается всех.

Андрей Курпатов:

Что ж, самое время сделать важное, на мой взгляд, уточнение. Эта ситуация является вымышленной только по одной-единственной причине: трудно найти практикующего психолога, который бы имел адекватные представления о том, как на самом деле функционирует мозг, и что про все это думает современная нейронаука. О «мотивационных тренингах» и «тренингах личностного роста» я и вовсе молчу: противоречие здравому смыслу — идеальный способ хорошо подзаработать на человеческой глупости.

С другой стороны, представленный мысленный эксперимент скрывает в себе ряд вопросов, которые имеет смысл обсудить отдельно. Прежде всего, это касается убежденности нашего воображаемого психолога в том, что все решения, которые мы принимаем, принимает за нас наш мозг, а не мы сами — не наше личностное «я». В конце концов, никто из нас так не думает и не чувствует. Это контринтуитивно. Мы уверены, что если мы что-то решили, то это мы так решили, а вовсе не какие-то, независимые от нас автоматизмы нашего же мозга.

Какими нейрофизиологическими фактами воображаемый психолог мог бы аргументировать свой детерминизм? Насколько и в самом деле свобода воли в опасности?

Дмитрий Волков:

То, что сейчас происходит в психологии, можно назвать «революцией в обнаружении автоматизмов». Все большее и большее количество экспериментов раскрывает внутренние механизмы, которые стоят за процессами мышления, принятия решений, оценки действий. Спиноза в свое время утверждал, что люди считают себя свободными потому, что не знают настоящих причин своих действий. Так вот сейчас эти самые причины проясняются.

Новые технологии (МРТ, ПЭТ) позволяют без операции в тривиальных условиях исследовать состояния мозга, а эксперименты становятся более изощренными и точными. В совокупности это дает возможность обнаружить внутренние причины, принципы устройства «часового механизма» психики. А открытия эти действительно заставляют усомниться, что человек свободен. Вот возьмем самый известный в нейрофизиологии эксперимент, который поставил нейроученый Б. Либет.

Либет предлагал испытуемому двигать запястьем руки, когда ему это захочется. При этом испытуемый по часам должен был фиксировать время появления желания. Параллельно Либет с помощью датчиков измерял в мозге испытуемого так называемый «потенциал готовности». Потенциал готовности — это сигнал мозга к действию. Как вы думаете, какая была последовательность событий? В результате эксперимента обнаружилось, что «потенциал готовности» к действию возникал на 400 мс раньше, чем появлялось сознательное желания двигаться. Это, вероятно, означает, что сознание запаздывает. Желание действия осознается уже тогда, когда мозг начинает реализовывать действие. Такой вывод сделал и Либет. И это не единственное открытие подобного рода. Психолог Дж. Вегнер пришел к подобным же результатам: сознательная воля не управляет нашими действиями.

В своей книге «Иллюзия сознательной воли» Вегнер обращает внимание на феномен двойной диссоциации: расхождение между внутренним ощущением контроля и фактическим контролем. В качестве примера он приводит эксперимент с «чужими руками». В этом эксперименте участника одевают в робу и ставят перед зеркалом. Помощник встает сзади и просовывает руки в перчатках в рукава робы таким образом, будто это руки самого участника. Ведущий дает команды на движение рук: хлопнуть в ладоши, показать кулак и т. д., а помощник их выполняет. В ходе эксперимента участник испытывает странное ощущение, что команды выполняет он сам с помощью собственных рук. Из этого Вегнер делает вывод, что сознательная воля — это иллюзия. Мы только лишь наблюдаем собственные действия, и присваиваем их. Но управление действиями осуществляется бессознательно, с помощью внутренних механизмов. Такие открытия могут перевернуть наши представления с ног на голову, и, возможно, подвергают свободу воли опасности.

Андрей Курпатов:

Тут, справедливости ради, нужно, наверное, отметить, что еще до нейропсихологов и психоаналитики, и бихевиористы, по существу, толковали о том же самом. Например, для Фрейда было очевидно, что поступки людей продиктованы вовсе не их рассудочной волей, а работой бессознательного: наше сознание лишь бесконечно оправдывается, неловко держа хорошую мину при дурной игре (феномены рационализации, переноса и т. д.). Скиннер подошел к вопросу принципиально с другой стороны, но суть его ответа та же: наше поведение продиктовано работой «черного ящика», а потому мы никогда не узнаем истинных причин поступков человека, и лучшее, что в такой ситуации можно сделать, — это просто как следует его надрессировать.

Последующее развитие психологической мысли, поддавшись общей гуманистической эйфории второй половины XX века, пошло, понятно, и в лес, и по дрова. И дров, надо признать, наломало как следует. Теперь нейроученым предстоит еще немало потрудиться, чтобы вернуть психологию в разум. Но представим, что этот результат все же будет достигнут, и наука с абсолютной неопровержимостью докажет, что всякий человек заложник своего мозга, что никакой свободной воли у него нет, а потому, если он в чем-то и виноват, то он не виноват, а потому и не подсуден. Вот, собственно, как герой нашего мысленного эксперимента — «начальник ругается», а с него-то и взятки гладки. Но какие последствия это возымеет для нашего будущего общества?

Вы, насколько я знаю, дружны с замечательным американским философом Дерком Перебумом, а он как раз соответствующую перспективу нам и пророчит. Как все это будет выглядеть? Нам уже пора готовиться? И если да, то как?

Дмитрий Волков:

Да, Дерк мой хороший знакомый, первоклассный философ. И он действительно считает, что мы по большому счету не отвечаем за совершенные поступки. Эта позиция называется твердым инкомпатибилизмом. Ее сторонники считают, что свобода воли и моральная ответственность не совместимы (incompantible) с детерминизмом, то есть с устройством мира, при котором причины с необходимостью определяют следствия. Что удивительно, эта позиция не ведет к необходимости радикальных перемен. Твердые инкомпатибилисты не считают моральную ответственность обоснованной, но они не призывают изменять законы и меры наказания.

Дело здесь в том, что наказание имеет несколько функций. С одной стороны, это функция возмездия, с другой — функция защиты общества от новых преступлений. Даже если оснований для возмездия нет, то это вовсе не означает, что преступников не стоит изолировать и перевоспитывать. К тому же наказание человека, совершившего преступление, может служить хорошим примером для того, чтобы образумить других — тех, кто только помышляет о преступлениях. Таким образом, даже если свободы воли нет, оснований переделывать уголовный кодекс не достаточно — он выполняет как минимум превентивную функцию, предотвращает новые преступления.

В чем тогда спор? К чему тогда все эти философские изыскания, если ничего менять не нужно? Может, уголовный кодекс и не требует полного пересмотра, но вот одно стоит точно поменять — отношение к преступникам. С точки зрения твердых инкомпатибилистов, обида, гнев и прочие негативные эмоции в отношении к нарушителям порядка большей частью не оправданы. Источники преступлений лежат за пределами их контроля, поэтому они сами отчасти являются жертвами обстоятельств. К ним следует применять меры пресечения, но негативное отношение к ним не оправдано.

Андрей Курпатов:

Честно говоря, меня не слишком волнуют преступники. Тем более, что еще Сократ с Платоном, кажется в «Горгии», позаботились обо всех необходимых разъяснениях на этот счет: сама по себе жизнь преступника — уже несчастье, в ней самой уже заключено наказание. Короче говоря, они сами себе злобные буратины и незачем о них думать. Перспектива, о которой мы тут говорим, открывает, как мне представляется, принципиально иные бездны, и именно это заставляет приглядеться к выводам Перебума с особой серьезностью.

Допустим, мы с абсолютной точностью доказали, что люди — это лишь машины, реализующие некий набор инструкций, которые запечатлены у них в мозгах. Тогда какое значение имеет их волеизъявление? Какая разница, что эта публика себе думает? Хотят они, например, оказаться в ЕС, как украинцы, или хотят выйти из ЕС, как британцы — ну и что с того? Это же только программа мозга — просто так сложилось, «заклинило». Зачем брать все эти глупости в расчет? Получается, если нет никаких моральных ограничений, которые бы мешали кому-либо эту программу переписать, это обязательно случится.

Ну и действительно, почему бы не разработать какую-то программу для нашего мозга — более толковую, нежели наше нынешнее секуляризированное в гуманистическую парадигму христианство, и не загрузить ее во все доступные мозги? Остальные же, недоступные для такой переустановки софта, можно в таком случае и вовсе ликвидировать — чего стесняться-то?

Технически процедура подобной перезагрузки мозгов скоро будет у человечества на руках. Это вполне предсказуемо, если учитывать уже существующий потенциал массмедийной пропаганды, распространение цифровых технологий, развитие искусственного интеллекта, а также помнить о неизбежном, в скором времени, сращивании человеческого мозга с компьютером. То есть это больше не техническая проблема, а лишь вопрос моральных ограничений — почему я не могу сделать этого?

Допустим, я не тот парень из нашего мысленного эксперимента, который решил прикинуться дурачком и уйти от заслуженного наказания, а напротив, тот самый начальник, причем очень большой начальник, прямо очень-очень, «мочалок командир» (например, если мы ориентируемся на ресурсную базу, — Сергей Брин, Марк Цукерберг, или там, скажем, Тим Кук). Так почему бы мне, если всякая человеческая «свобода» в любом случае лишь иллюзия и досадное недоразумение, не организовать людишек из моей многомиллиардной базы данных каким-нибудь другим, более осмысленным и целесообразным образом?

Уверен, будь на месте такого «начальника» помянутый Платон, соответствующая сказка стала бы былью немедленно. Впрочем, нам еще очень повезет, если креатором подобной программы окажется какой-нибудь новый Платон — товарищ пусть и строгий, но хотя бы не безумец. А им ведь вполне может оказаться и новый Нерон, и новый Коммод — те еще экспериментаторы...

Когда мы думаем о возможной утрате обществом моральных убеждений, нам тут же мерещится распущенность всяческих люмпенов и прочих антисоциальных элементов. Но куда важнее, мне кажется, поступки как раз «лучших из людей» — тех, кто сидит высоко, глядит далеко и обладает беспрецедентно большими возможностями.

Причем если мы сами не окажемся в числе этих «лучших» (по крайней мере, в качестве разработчиков соответствующих программ), мы, очнувшись в «новом дивном мире», даже не заметим, что программа нашего мозга изменилась — иллюзия же «свободы воли» никуда не исчезнет. Наконец, если мы жесткие инкомпатибилисты, то понятно, что другого варианта развития событий просто нет… Или есть, или мы не жесткие?

Дмитрий Волков:

Да, вот такая идея наверняка уже приходит в голову некоторым лидерам. Если все детерминировано и свободы нет, то почему бы не сделать этот детерминированный мир чуть более оптимальным: переписать программы управления психикой, исключить, скажем, возможность нарушения законов, случаи насилия, и… добавить несколько других характеристик: трудолюбие, послушание, миролюбие.

Все тут может показаться логичным, и направлено, вроде, на общее благо. Но я вижу здесь все-таки одну важную ошибку. Это отсутствие различения между детерминацией и манипуляцией. Детерминация предполагает, что события происходят с необходимостью, и что реальных альтернатив у действий нет. Но детерминация не предполагает, что мы обмануты, что мы действуем по усмотрению и представлениям каких-то других личностей. Это уже манипуляция.

Даже при детерминации у нас остается возможность мыслить, воспринимать информацию и самостоятельно принимать решения, которые сообразны нашему воспитанию, характеру, ценностям. В этом и заключается свобода. Так что я здесь не согласен с Вегнером, Либетом, Перебумом… и теми лидерами, что мечтают создать «дивный новый мир». Создание такого мира будет манипуляцией и нарушением той свободы, которая кажется подлинно ценной. Детерминация этой свободе не страшна, а вот манипуляция — очень даже. Такая точка зрения в философии называется компатибилизмом (от слова compatible — совместимость). И я отстаиваю компатибилизм, как, впрочем, и множество философов.

После этих рассуждений можно вернуться к нашему герою, к той исходной ситуации, когда поставленный диагноз — нейронный детерминизм. Что делать нашему герою? Да ничего особенного ему делать не нужно. Ему просто нужно признать, что он и есть его собственный мозг. И чтобы делать задания вовремя, выбирать правильных партнеров, друзей, подруг, нужно просто научиться его использовать. Чем больше способности анализировать собственные действия и действия других, чем лучше развиты когнитивные механизмы, чем больше опыт, тем лучше результаты и больше возможности. Детерминизм — ветряная мельница, которой не стоит бояться, а вот манипуляции, тем более массовые, это реальная опасность для свободы.

Андрей Курпатов:

Что ж, как автор «системной поведенческой психотерапии», которая основана как раз на этом — осознанном, а не манипулятивном — принципе, не могу данный подход не приветствовать. Однако нельзя сказать, что мы таким образом окончательно вывели нашу свободу воли из-под удара. Нельзя хотя бы потому, что не вполне понятно, о чем именно идет речь, когда мы говорим — «я», «моя» и т. д. Кто этот «я»? Что это за конструкция? Есть ли что-то такое на самом деле? Но об иллюзорности нашего «я» мы, наверное, поговорим в следующий раз.

Спасибо большое!