Весной 2014 года группа “Лениздат” выпустила книгу Марата Басырова “Печатная машина”, которая вошла в короткий список литературной премии “Национальный бестселлер”.
Дни.Ру побеседовали с автором и узнали, что побудило его заняться творчеством, как российские писатели растеряли завоевания “золотого века”, почему стоит уважать “циничную молодежь” и какой рецепт “лекарства” от апокалипсиса.
Что побудило вас заняться литературой?
Чувство собственной важности. Именно оно необходимо для первого шага. Второй шаг – подавить это чувство, попробовать избавиться от него хотя бы на время письма, иначе никто не станет читать твою напыщенную писанину. Потом ЧСВ вернется, можете не сомневаться, когда, например, вы будете получать лестные отзывы, но тот факт, что вы с ним боролись, будет иметь значение.
В общем,
я хотел славы и денег. Это первое желание. Непосвященному человеку видится это так: писатель пишет книгу, издает ее и потом всю оставшуюся жизнь раздает интервью и автографы, купаясь в деньгах и обожании. Настоящий писатель должен вписываться в эту картинку. Не написав ни строчки, я был уверен в успехе.
Потом, конечно, ты понимаешь, что не это главное. Что важен сам процесс, что писанина, например, гораздо круче совокупления. И оргазм от нее острее и полнее. Короче, только во время письма ты понимаешь, что значит быть созданным по образу и подобию того, что было Словом. А что до успеха, то он всегда относителен.
Какие авторы сильнее всего повлияли на ваш литературный стиль?
Это прежде всего западная литература. Такие авторы как Селин и Генри Миллер, Фолкнер и Поланик, Селинджер и Хемингуэй. И много других. Я считаю, что мы богаты литературой 19 века – именно за это нас ценит весь мир. Но 20 век стал слабым отзвуком предыдущего,
теперь же мы вообще растеряли все, чем были хороши. Западные писатели пошли дальше,
они бережнее отнеслись к нашим былым "завоеваниям". Мы же разучились самому главному – вживлять в свои произведения Дух; выстраивать Образ произведения как форму существования этого духа, – делать то, что делали Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой, Чехов. То, что делали Пушкин и Лермонтов, потому их произведения живы до сих пор, а наши умрут завтра или несколько лет спустя.
В каких литературных журналах вы предпочитаете публиковаться и почему?
Я бы хотел печататься в New Yorker, но не берут (смеется). А если серьезно, мне нечего давать. Я только делаю шаги, только примеряюсь. Возможно, слишком медленно, но как получается. Я бы рад печататься во всех толстых журналах страны, но у меня, правда, ничего нет. В детстве я делал так: переписывал книжку Кира Булычева, какую-нибудь "Тайну третьей планеты", по возможности меняя в ней все, от имен до интерьеров, надеясь, что таким образом я смогу всех обмануть, выдав сей труд за свой.
Меня охватывало упоение, я уже видел толстый том со своей фамилией на обложке, но потом до меня доходил факт воровства, и мне становилось стыдно. Этот стыд со мной и поныне.
Каждый раз, садясь за клавиатуру, у меня появляется такое чувство, что я собираюсь что-то украсть. И ведь если разобраться, так или иначе я действительно ворую у того, кто это смог бы сделать лучше меня. И вот, чтобы не украсть слишком много, мне приходится ограничивать себя в писанине. Только самое важное, говорю я себе. Можешь не писать – не пиши. И я не пишу.
По вашим собственным словам, вы "не верите в дружбу народов и ждете апокалипсиса". С годами это чувство скепсиса усиливается или ослабевает?
Это вы вытащили из моего высказывания 2012 года. Я помню его. Прошло два года, и я могу это повторить еще громче. Посмотрите, что творится вокруг.
Вообще, с годами ослабевает только здоровье, все остальное усиливается. Усиливается боль, разочарование, сомнения, накапливается усталость. Вместе с тем ты понимаешь, что от тебя ничего не зависит. Что ты можешь что-то наладить только внутри себя. Создать внутри себя ту красоту, которая и спасет мир. Спасет твой мир, а, возможно, немного изменит и тот, что находится вне тебя.
Судя по данным Российской книжной палаты, количество публикуемых в России книг с каждым годом сокращается. Как вы думаете: россияне действительно стали меньше читать? У молодежи пропал интерес к литературе?
Это вряд ли. Вообще, мне нравится нынешняя молодежь. Она уж точно лучше той, что была в мои молодые годы.
Она серьезнее, пусть и циничнее, но ее не проведешь на мякине. Ей чужд пафос во всех проявлениях, она очень четко отсекает пошлость. И еще мне кажется, у нее не осталось никаких иллюзий – ни по поводу этой жизни, ни по поводу следующих воплощений. Я сейчас говорю о представителях, так сказать, передовой молодежи, а не о гопниках, которые всегда во все времена были одним и тем же бездумным мясом, разлагающимся на солнце.
Что касается книг, то, по-моему, с каждым годом их становится только больше. Будь моя воля, три четверти из них родились бы взад. Мне кажется, их вообще никто не читает, что непрочтенных книг гораздо больше прочтенных – и это трагедия. Прежде всего – трагедия лесов, которые пошли на это дело.
Не так давно в нашей стране приняли закон, обязывающий ставить возрастные ограничения на книги. Следом последовал закон, запрещающий мат в театральных постановках. Как ты оцениваешь эти законодательные инициативы? Что это – проявление цензуры или попытка общества защититься от "аморальльщины"? Не приведет ли это к экспонтенциальному росту самиздатовской литературы, наподобие "партизанского" издания "Ил-music"?
Не знаю, чем руководствовались принимавшие этот закон, но лично мне кажется, что
мат в нашем обществе стал всеобщим достоянием, что совсем неправильно. Его можно услышать везде, из средства выражения сильных чувств мат превратился в слэнг. Когда десятилетние девчушки запросто вворачивают проперченные словечки в обычные свои разговоры, скажем, о полученных в школе отметках, и это ни у кого уже не вызывает оторопь. А должно бы, правда? Именно такая девальвация мата недопустима прежде всего. Мату нужно вернуть силу, хищную разящую грацию, если хотите, гордость. Сейчас же мат сам унижен и оскорблен.
Так что, цензура не всегда плоха, когда она есть. Более того, была бы сейчас цензура, не было бы такого засилия дешевой порнографии в нашей литературе. Я в общем смысле этого слова говорю. Это касается и самиздатовской литературы (хотя вряд ли она сейчас существует). Что касается "Ил-мюзик", то это издательство выпускает сильных авторов, ну, по крайней мере, я так считаю.
Вы можете назвать самых талантливых (на ваш взгляд) молодых российских писателей, которых непременно стоит прочитать?
Пожалуйста. Так, молодых. Во-первых,
Евгений Алехин. Этот автор дал мне многое, если не все. Он показал мне, как могу писать я.
Кирилл Рябов. Очень хороший писатель, цепкий, немногословный и, вместе с тем, емкий.
Валерий Айрапетян. Его души хватило бы на пятерых, его пыла, страсти. Безумный писатель, одним словом.
Вадим Левенталь. О его романе могу сказать только хорошее – замечательная, отличная от всего вещь. Сергей Авилов. Недавно вышла его книга, советую поискать, не пожалеете, она хороша.
Мне вообще, надо сказать, нравятся авторы уже упомянутого тут издательства "Ил-мюзик". Это Зоран Питич, Равшан Саледдин. В издательстве "Геликон" вышла книжка Сергея Павловского. В качестве аванса могу также упомянуть Вадима Шамшурина. Все это писатели молодые, не очень раскрученные – будем ждать от них новых талантливых текстов.
В России писатель может зарабатывать только литературой?
Думаю, нет. Как мне видится, тут все не так устроено. Больше всего у нас зарабатывает продавец, если я все правильно понимаю. Причем, без всякого риска. Принял на комиссию товар, накрутил более ста процентов на его отпускную цену и – все. Сейчас продавцы возмутятся и, возможно, будут правы в своем негодовании. Но как бы ни было,
своим детям я посоветовал бы продавать книги, нежели их писать. Ведь продавать хорошие книги – тоже дело большое. Главное, знать в этом толк.
Что бы вы посоветовали начинающему писателю?
Посоветовал бы ему быть собой. Посоветовал бы попробовать выудить из себя самое сокровенное, не боясь осмеяния или осуждения. Сказал бы, что
настоящее искусство ничему не учит, не открывает новое – для этого есть учебники.
Оно лишь "сдвигает точку сборки", в результате обогащая осознание. Если увидишь, как это делают другие, научишься делать сам, сказал бы я ему. Не увидишь, не научишься – тоже не беда: еще одним посредственным писателем будет больше, только и всего. Но главное, сказал бы я, изживай в себе чувство собственной важности. По крайней мере, в моменты письма. У меня, видишь, не получается.
Читать далее
